Твое сердце будет разбито. Книга 1
Шрифт:
— Что? — нахмурился Барс.
— Да так… Давай сделаем селфи? — предложила я.
— Зачем это?
— Ну как зачем? Ты же мой мальчик, — хмыкнула я. — Выложу наше селфи в инстаграм, типа мы пара. Можешь поцеловать меня в щечку.
Тут я осеклась — вспомнила, как он целовал меня в губы. Ну или делал вид, что целует. Боже, это до сих пор приводит меня в смятение.
Будто почувствовав мое смущение, Барс оживился и обнял меня за талию так по-хозяйски, будто я действительно
— Могу не только в щечку, детка, — прошептал он мне на ухо. Стало щекотно, а в пояснице появилось покалывание. Так всегда бывало, когда мне на ухо начинали шептать.
— Дурак! — взвизгнула я, а Барс довольно рассмеялся.
— Стой спокойно, — сказал он, вытянув руку с телефоном. — И делай вид, что без ума от меня.
— И как мне делать такой вид?
— Ну не знаю. Высуни язык и пусти слюну вожделения. Или глаза закати от страсти, — пожал плечами парень. — А вообще просто обними меня. И положи голову на плечо.
Моя рука скользнула по его спине, и я все-таки сделала то, что хотела — опустила голову на его широкое плечо. Барс сделал несколько фотографий, и я удивилась, как правильно он подбирает ракурс. Мы действительно вышли неплохо, более того, напоминали настоящую пару.
На небе снова появился самолет — вылетел из-за облака, и я по привычке подняла на него глаза. Он поднимался все выше и выше, и я провожала его взглядом. И Дима смотрел на него вместе со мной.
— Знаешь, почему я люблю самолеты, несмотря на то, что папа разбился? — тихо спросила я.
— Почему?
— Потому что взлетают против ветра. Чем сильнее встречный ветер, тем большей высоты достигнет самолет в момент взлета. Я говорю себе — буду взлетать как самолет, несмотря ни на что. Чем сильнее сложности в моей жизни, тем выше смогу подняться.
Дима заправил прядь волос мне за ухо. И неожиданно тепло улыбнулся.
— А если взлетать по ветру?
— Если по ветру, то взлетно-посадочная полоса должна быть очень длинной, чтобы поднять самолет. Это долгий-долгий путь. Его можно идти всю жизнь, — ответила я задумчиво.
— Мне нравятся твои слова.
А я? Я тебе нравлюсь?
Эта мысль сама собой появилась в моей голове, но я отогнала ее.
Сделав фотографии и еще немного погуляв вдоль берега, мы направились к мотоциклу. В этот раз я не боялась поездки — скорее, предвкушала ее. Обнимала Барсова за пояс и наслаждалась скоростью, ветром и свободой. И в груди не было пустоты — напротив, она была заполнена чем-то новым, теплым и неизведанным.
Через полчаса мы были у моего дома. И я подумала — как же хорошо, что отчим работает до вечера и не увидит меня с Барсовым, а то у него, наверное, бомбанет, что я снова с парнем.
— Иди домой, — сказал Барс, забирая у меня шлем.
— А как же служение твоей великолепной персоне? — подняла я брови. — Ты же божился, что я стану твоей рабыней,
— Какое свидание? Не придумывай! — хрипло рассмеялся парень. — Это была моя благодарность за то, что ты сегодня вступилась за меня. Не побоялась. Тебе реально не было страшно?
— Было, — тихо ответила я, став серьезной. — Но если бы я не сделала этого, то не простила бы саму себя. За слабость.
— Смелая, значит, — оценивающе глядя на меня, протянул Барс. — Что ж, смелая, завтра я буду свободным и ты сделаешь кое-что.
— Что?
— Завтра и узнаешь. Пока. — Он небрежно кивнул мне и пошел к своему дому, сжимая подмышкой шлем. А я направилась к своему подъезду, находясь под впечатлением от поездки.
— Эй! — окликнул он меня вдруг.
— Что? — обернулась я.
— Спасибо тебе. И еще…
Он замолчал.
— Что?
— Называй меня по имени.
Услышав это, я улыбнулась. Эти слова хоть и сказаны были небрежно, но дарили тепло. Оно согревало меня изнутри.
— Хорошо, Димас, — пропела я.
— Как? — недоверчиво спросил Барс. — Как ты меня назвала?
— Димасик.
— Офигела? — рявкнул он.
— Нет, Димочка. — Мне нравилось дразнить его. Очень нравилось! Как у него лицо-то перекосило!
— Хватит меня так называть! — заорал Барсов.
— Мой сладкий Митюша, — просюсюкала я. И прежде, чем он успел снова возмутиться, помчалась к подъезду. А сама про себя повторяла его имя.
Дима. Димка. Дмитрий.
Прежде, чем юркнуть за дверь, я обернулась. Барсов смотрел на меня — но не злобно, а с полуулыбкой, и я послала ему воздушный поцелуй. Может быть, он не такой уж и дурак? Даже милый по-своему…
Вспомнив его теплые губы и сильные руки, я смущенно рассмеялась.
Однажды наш поцелуй будет настоящим.
Мама была дома. Она приготовила обед и читала какую-то книгу — кажется, любовный роман. Она приветливо встретила меня, будто вчера ничего не произошло, поинтересовалась, как дела, послушала мои истории про Дилару — рассказывая о ней, я создавала иллюзию, что в школе у меня все хорошо. Я врала маме и чувствовала вину, но лучше пусть так, чем она сходит с ума от беспокойства.
Мы вместе пообедали, мама рассказала новости про родственников, с которыми она сегодня общалась по телефону, и я на какое-то время забыла, что мы не дома, а в другом городе. Стало уютно, как прежде — так бывало до появления в маминой жизни Андрея. Я настолько забылась, что позвала кота, чтобы, как обычно, взять его на руки. И только когда мама удивленно глянула на меня, поняла, как сглупила.
— Прости меня, Полинкин, — обняла меня мама и прижала к себе.
— За что, ма?
— За то, что увезла, — прошептала она и поцеловала меня в макушку. — Но я хотела, как лучше. Веришь?