Твое… величество - 2!

Гончарова Галина Дмитриевна

И вот эту девчушку жалко. Мать у нее, не тем будь помянута, стерва была. Но ведь детей спасала! И что с этим делать?

И Тим, вон, прижался поближе к Тине, и Феликс смотрит вопросительно.

— Может, я слетаю? Посмотрю?

Мария кивнула.

— Делай.

Белый нетопырь медленно взмыл в воздух.

Обычное животное уже не могло бы летать, оно бы просто ничего не видело, но двуипостасные устроены иначе. И Феликс летел.

Мария покрепче прижала к себе Клару.

— Мы вернемся, как только уйдут

пираты. И постараемся всем помочь.

Только вот не всем понадобится помощь.

Об этом Мария не сказала, да и что толку? Клара и сама дурой не была. И ревела в три ручья, понимая, что жизнь меняется. И им повезло…

А могло бы и не повезти. Потому что пираты. И Феликс мог бы вообще не прийти, что ему до чужих? Да еще таких, которые сильно с ними поссорились? Она ведь помнит, как мать орала и билась в истерике…

А им все равно помогли.

И слезы лились и лились, и Анна смотрела с пониманием и состраданием, и от того было еще больнее… ох, мама…

* * *

— Я не уйду без Стоунов!

Дерек сверкал глазами, как раненый тигр.

Цель была так близко, а что теперь?

— Капитан, время уже к рассвету!

— Я тут все дотла спалю, но без них не уйду!

— Спалить — дело нехитрое, — отмахнулся Осьминог. Он свое дело сделал, и был доволен, как сытый клещ, насосавшийся крови. — Может, человек десять оставим, а завтра заберем с добычей? Поди, когда мы уйдем, они все и вылезут?

Дерек задумался ненадолго и кивнул.

— Сам останусь!

— Капитан!

— А вы меня заберете ночью… пошли, шлюпку припрячем. Нас заберете! Понял?!

Осьминог кивнул.

Что ж не понять, заберет, конечно. Он и сам по себе был неплох, но вот… не шли за ним люди. За Дереком шли, а за ним нет. Заберет он капитана, конечно, куда ж он денется?

Дерек уже расстелил карту, и показывал Осьминогу подходящий мыс. Как раз чтобы и от ветра прикрывал, и от чужих глаз…

— Хорошо, капитан. Сделаю.

— Идите.

Дерек и еще десять человек собирались укрыться в дюнах. Там они спокойно отсидятся днем, отоспятся, часовых выставят, а ночью как раз и наведаются еще раз в поместье. Там их ждать не будут, это уж точно, а дети и вылезти могут. И в этот раз Дерек их не упустит!

* * *

Феликс вернулся быстро.

— Корабли уходят.

— Пираты?

— Все ушли.

Феликс видел, как погрузились пираты на первый корабль, на второй… до отчаливания третьего он задерживаться не стал, грузятся же! Чего еще надо?

И уйдут, конечно.

Чего им тут задерживаться? Налетели, пограбили, хорошо еще поместье не подожгли, возвращаться можно. Стоило бы задержаться, но Феликс просто боялся. Не слишком-то он похож на чайку, а день наступает, светло уже, увидят его — поди, с чайкой не перепутают, а то и подстрелят! Ни к чему!

— Тогда

осторожно собираемся обратно, — поинтересовалась Мария.

Приказывать ей не хотелось, Феликс это все лучше знает. А она лучше умного совета послушается.

— Можно, — кивнул Феликс. — Сначала мы, наверное, в поместье, а потом уже и к себе? Эрра?

— Да, — кивнула Мария.

Больше всего ей сейчас хотелось оказаться дома, в их маленьком коттедже. И чтобы камин горел, и чтобы тишина и спокойствие, и никуда не идти…

Было у нее подозрение, что спокойное время закончилось.

* * *

В поместье стоял стон и плач, вой и скрежет зубовный. Других слов Мария как-то и найти не смогла.

А потом увидела ЭТО.

Побелела, как полотно, и мысленно поблагодарила Америку, мать ее. За голливудскую закалку.

Любой человек, который смотрел голливудские фильмы, теперь может не бояться крови, смерти и извращений. Там их столько было на экране, что в жизни как-то и спокойнее уже все воспринимаешь.

Ну, люди.

Лежат, накрывают их занавесками — видимо, чем нашли, на скорую руку. И ткань обмякает, принимая форму мертвого тела, кое-где пропитывается бурыми пятнами, расцвечивается грязью…

Рядом священник, читает молитвы… его пираты не тронули?

В церкви отсиделся?

Потом Мария узнала, что была недалека от истины. Когда в поместье закричали, храбрый отче схватил самое ценное, что было под рукой, два подсвечника и кадило, да и прыгнул в специальный погреб. Тем и спасся, когда пираты решительно грабили церковь.

Ничего особо страшного для человека двадцать первого века, если не считать запаха. Кровь, грязь, дерьмо, что-то сложноопределимое, но отвратительное самим своим существованием…

Такого быть не должно.

Нельзя так поступать с людьми!

Нельзя, если ты считаешь себя человеком. Только вот кем себя считал Осьминог? И являются ли людьми те, кто живут чужой болью и смертью?

Исс Теос Шент был прибит к двери поместья.

Пираты распяли его прямо на резной и красивой дубовой входной двери, на одной из ее створок, пробив ему руки и ноги чем-то вроде металлических костылей. И чтобы он точно не сорвался — живот и грудь.

Кровь не текла, но всем было ясно, стоит начать вытаскивать все это — и мужчина умрет. Или от кровотечения, или от болевого шока, впрочем, он все равно умрет. Это приговор здесь и сейчас, в отсутствие антибиотиков и операционной с хорошими хирургами. Это понимали все, даже исс Шент, и все же, он пытался распоряжаться.

Глаза у него были странные, с расширенными зрачками. Явно что-то дали, чтобы от боли сразу не умер…

— Где эрры Стоун?! Ищите их! И дверь снимите с петель, только на землю не кладите, прислоните к чему-нибудь так, чтобы я все видел. В доме еще кто-то остался?