Творчество Жака Фейдера
Шрифт:
Вместе со всем городом готовятся к празднику бургомистр города и его жена Корнелия, энергичная, хозяйственная женщина (Франсуаза Розе). Только дочери бургомистра Саскии не до веселья: отец отказывается дать согласие на её брак с молодым художником Брейгелем. «В нашем роду, слава богу, никогда не было художников и бродяг», - заявляет спесивый бургомистр. Даже вмешательство жены, которую он втайне побаивается, не может сломить его упрямства.
Внезапно разносится страшная весть: в городе должен остановиться отрад испанцев, о зверствах которых ходят ужасные легенды. Муниципальный совет обсуждает планы спасения. Дрожащие «мужи города» не допускают даже мысли о возможности защищаться с оружием в руках. Перетрусивший бургомистр не находит ничего лучшего, как притвориться мертвым.
Тогда судьбу города берут в свои руки женщины во главе с бургомистршей. Они гостеприимно встречают испанцев, поят их вином,
Испанцы в восторге, женщины также очень довольны: испанцы оказались такими мужчинами, которым вялые, пышнотелые фламандцы в подметки не годятся! Вражеская оккупация, так страшившая жителей города, выливается в веселым праздником. Бургомистрша поселяет в своем доме испанского командующего, герцога Оливареса и, пользуясь его благосклонностью, добивается распоряжения обвенчать Саскию и Брейгеля.
На следующий день испанский отряд продолжает свой путь, не причинив городу никакого вреда, если не считать опустошений, произведенных в женских сердцах. В знак благодарности за гостеприимство Оливарес освобождает город от налогов на год вперед.
Кинематографическая пресса единодушно приветствовала «Героическую кермессу» как шедевр изобразительного мастерства. Действие фильма целиком развертывается в искусственном фламандском городке, построенном художником Лазарем Меерсоном близ студии Эпинэ. Архитектура, детали обстановки и костюмов, мельчайшие аксессуары - все было подобрано, выверено и приведено к единству с величайшей точностью. Мизансцена, композиция кадра, освещение, подбор материалов, манера поведения актеров и т.д.
– все это создает у зрителя впечатление, будто перед ним ожившие картины прославленных фламандских и голландских мастеров. Чуть приметный элемент стилизации способствует созданию исторической дистанции.
На протяжении всего фильма мы живем в другой эпохе и не ощущаем ни музейного холода, ни академизма. Зритель никогда не забудет ни испанских всадников, бешеным аллюром проносящихся по улицам фламандского городка; ни увиденных с птичьего полёта мирных пейзажей Фландрии, окутанных серебристой дымкой утреннего тумана (операторы Страдлинг и Луи Паж); ни движения испанской колонны, мерную и грозную поступь которой подчеркивает музыка и медленно вздымающиеся крылья ветряных мельниц.
«Героическая кермесса» могла бы стать острой антибуржуазной сатирой. В ней содержится немало метких выпадов против трусости, бессилия, эгоизма бумских горожан и бесстыдного приспособленчества их «мудрых жен». Тонкой иронией отмечены сцены, где насмерть перепуганные мужчины прячут оружие в хлебах, в брюхе толстых рыб и грудах прочей снеди, заявляя при этом, что «речь идет о высших государственных интересах». В действительности их заботит только сохранение собственной шкуры и собственного имущества.
Деньги, выгода, доход - этим «святым» словам подчинены помыслы и поступки бумских буржуа. Когда мясник приходит к бургомистру сватать его дочь Саскию, разговор идет о количестве свиней и баранов, которых мясник обязуется покупать у будущего тестя. После того, как этот «основной» вопрос урегулирован, согласие на брак дается автоматически, оно подразумевается само собой.
Следует ли удивляться, что и в отношениях с испанцами соображения выгоды оказываются решающими. Вот кабатчик, который обеспокоен тем, что веселье испанцев приобретает слишком шумный характер: ведь в городе траур (по случаю мнимой смерти бургомистра). Но стоит жене шепнуть ему, что испанцы платят звонкой монетой, - и его колебаниям приходит конец.
Фильм остроумно высмеивает военную фанфаронаду бумских буржуа. Для этой цели режиссер использует групповой портрет, который в XVI-XVII вв. сложился как традиционная форма эстетического утверждения независимости и гражданской гордости бюргерского сословия.
Бумские бюргеры, одетые в парадные мундиры офицеров стрелковых рот, проводят на главной площади города ежегодные стрелковые соревнования, а затем позируют в помещении ратуши для группового портрета. Кинокамера ехидно подмечает их неуклюжесть, неумение носить мундир и обращаться с оружием. Нам видна нелепость и натянутость их поз, когда, разместившись вокруг праздничного стола, они предоставляют художнику запечатлеть их облик «для потомства». В фильме тщательно подобраны «снижающие детали» (мухи, налетевшие на сладкий пирог, и мешающие офицерам сохранить приличествующий случаю важный вид) для раскрытия мнимой воинственности и показной самоуверенности бравых бюргеров.
Фейдер заимствовал композицию кадров и живописное решение этого эпизода у знаменитых групповых портретов Франса Гальса, но одновременно резко изменил психологические характеристики
В известном отношении фильм Фейдера оказался пророческим, ибо в нем было предугадано социальное поведение французской буржуазии, которая несколько лет спустя станет на путь соглашения с гитлеровскими захватчиками.
Сатирическая линия тем не менее не была доведена в фильме до конца. В «Героической кермессе» мы зачастую находим вместо сарказма добродушный смех, вместо гневного возмущения - незлобивый юмор.
Прежде всего бросается в глаза произвольная трактовка образов испанцев. Известно, к каким гибельным последствиям привело Фландрию испанское господство. После изнурительной войны перемирие 1609 года закрепило завоеванную кровью независимость северных провинций, так называемых голландских Нидерландов. Это же перемирие оставило южные провинции, в том числе и Фландрию, в рабской зависимости от испанцев, которой суждено было продлиться около столетия. Каковы же были последствия этого для страны?
«Города и деревни запустели. Фландрия, Брабант, Геннегау были опустошены и в них осталось очень мало жителей; этот «сад Европы» остался без рабочих рук и волки бродили по заброшенным полям. Корабли перестали останавливаться в Антверпенской пристани. Там продавались или отдавались внаймы дома целыми улицами и в таком же положении находились Гент, Брюгге, Ипр, Брюссель, Монс, Торнау и Валансьенн» [49] .
Хотя события фильма происходят уже после прекращения военных действий, страх горожан перед приближающимся военным отрядом испанцев понятен и оправдан. Появление испанских гонцов как бы подтверждает худшие опасения: они ведут себя нагло, грубо, оскорбительно. Но при ближайшем знакомстве испанцы оказываются добродушными ребятами. Один из бюргеров быстро находит общий язык с испанским офицером, так как оба они обожают… вышивание гладью. По логике фильма получалось, что свирепые испанцы, в сущности, столь же мало расположены к вражде и насилию, как и мирные фламандские бюргеры. Однако, выражая свой пацифизм в картине мирного братания фламандцев и испанцев за праздничным столом, достойным кисти Снайдерса, Фейдер упустил из виду одну весьма важную деталь, а именно: что перед ним завоеватели и завоеванные. Если бы он помнил об этом, то вряд ли вложил в свою картину столько добродушного юмора и вряд ли герцог Оливарес, хитрый проводник жестокой политики испанского престола, был бы изображен им только как любезный и обходительный царедворец.
49
«Всеобщая история с IV столетия до нашего времени», т.5. Составлена под общим руководством Эрнеста Лависса и Альфреда Рамбо. М., 1898, стр. 206
Прекрасно передав внешний колорит эпохи (на чем и зиждется великолепная изобразительность фильма), Фейдер не смог раскрыть ее внутренних закономерностей, ибо его подход был антиисторическим. Историю он воспринимал как декоративный фон, а не как жизненную среду, подлежащую раскрытию средствами искусства. Поэтому он избрал для своего фильма конфликт, который противоречил сущности исторических процессов в изображаемую эпоху. [50]
Такой подход к исторической эпохе не мог не сказаться на человеческих образах фильма, психологическая разработка которых оказалась довольно поверхностной и которые в конечном счете были принесены в жертву внешней изобразительности и колориту. Молодая пара Саския и Брейгель довольно бесцветна. Бургомистр и другие «мужи» обладают лишь характерностью водевильного толка. Франсуаза Розе отдала Корнелии все свое обаяние и актерское мастерство, но так и не смогла сделать этот образ привлекательным. Да и могло ли быть иначе? Ведь лейтмотивом творчества актрисы было трагическое столкновение незаурядной, яркой натуры с пошлостью окружающего мира. А здесь ей пришлось играть (и утверждать!) компромисс.
50
В то же время, мы не находим у Фейдера и того откровенного обесценивания истории, того сведения исторической ситуации к условному знаку, аллегории, которыми характеризовалась появившаяся в том же, 1935 году, пьеса Жироду «Троянской войны не будет».