Творцы Священной Римской империи

Балакин Василий Дмитриевич

Наконец, пришла добрая весть из Константинополя: Иоанн Цимисхий, дабы иметь возможность сосредоточить все силы для борьбы с русским князем Святославом, решил урегулировать отношения с Оттоном I и отправил в Италию находившегося у него в плену Пандульфа, чтобы тот уговорил своего господина вывести войска из Апулии и тем самым положить конец войне. Вероятнее всего, хотя источники и не сообщают об этом, Пандульф должен был передать германскому императору и другие предложения греков, касающиеся династического брака и заключения мира. Более того, эти предложения понравились Оттону I, судя по тому, что он прекратил военные действия и вскоре покинул Апулию, а самого Пандульфа восстановил в прежнем достоинстве. Уже в сентябре 970 года тот вместе с Оттоном I председательствовал на суде в Марси, область Абруцци, на котором были рассмотрены и еще раз подтверждены владельческие права монастыря Сан-Винченцо-ди-Волтурно, а монастырь Каза Ауреа получил свои прежние имения.

В последующие несколько месяцев наступило полное затишье в политике Оттона I, судя по тому, что источники не сообщают о нем ничего более важного, нежели развлечение осенней охотой

близ Перуджи. Теодорих (Дитрих), епископ Меца, в жизнеописании которого упомянут сей важный факт из биографии императора, был его двоюродным братом и в то время сопровождал его во всех поездках по Италии, имея целью приобретение реликвий для своей епархии — занятие, которое Оттон I весьма поощрял. На Рождество 970 года император был уже в Риме. Видимо, тогда он познакомился с монахом Гербертом из Орильяка, впоследствии знаменитым ученым, наставником Оттона III, ставшим папой римским Сильвестром II. Представленный императору папой Иоанном XIII как знаток математики, Герберт был оставлен при дворе, благодаря чему завязались его тесные связи с домом Оттонов.

Источники совершенно умалчивают о том, чем император занимался в первые месяцы 971 года и когда именно покинул Рим. Известно лишь, что он отправился в Равенну, которую особенно полюбил за время своего шестилетнего пребывания в Италии и проводил здесь много времени в специально выстроенной для него резиденции. Равенну Оттон I посещал десять раз и провел здесь в общей сложности свыше года. И на сей раз он долго оставался в этом городе, с небольшим перерывом для посещения Павии, судя по тому, что все немногочисленные дошедшие до нас дарственные грамоты этого периода составлены именно в Равенне. Доподлинно известно, что он праздновал здесь Пасху 971 года. Очевидно, географическое положение этого города представлялось ему наиболее удобным для управления всей обширной империей и для поддержания дипломатических отношений с Византией, которым он придавал большое значение. С ним был и верный Пандульф, по ходатайству которого («любимейшего верного нашего маркграфа») он пожаловал новые привилегии монастырю Сан-Винченцо-ди-Волтурно. Вместе с императором находились тогда в Равенне супруга Адельгейд и сын-соправитель Оттон II — по их ходатайству он пожаловал имение Магдебурге кому архиепископству, «ради прочности и невредимости королевства и империи нашей», признавая тем самым, что свои надежды возлагает на этот «северный Константинополь» — подобно тому, как в свое время Ахен стал для Карла Великого «Новым Римом». По просьбе Адельгейд были подтверждены владельческие права и привилегии каноников Мантуи. Свидетельством сохранявшихся добрых отношений с Венецией служит дарение местечка Изола в Истрии, по ходатайству Адельгейд совершенное императором в пользу некоего венецианца Виталиса Кандиана.

В числе обычных государственных дел, которыми Оттон I занимался в тот год, можно упомянуть заседание под его председательством императорского суда, на котором рассудили спор, возникший между аббатом монастыря Фарфа Иоанном и неким монахом Хильдепрандом, в пользу первого, что и было подтверждено специальной грамотой. Об этом аббатстве, о царивших там совсем не монастырских нравах шла речь и на проведенном с участием итальянских князей имперском собрании. Источники донесли до нас свидетельство еще об одном примечательном событии того года: достигшего преклонных лет архиепископа Равеннского Петра, которого часто можно было видеть в окружении императора, по его собственной просьбе освободили от должности.

Находясь в Равенне, Оттон I не терял контакта и с Германией. Старый епископ Аугсбургский Удальрих (Ульрих), имевший немалые заслуги перед государством и особенно запомнившийся потомкам героической обороной Аугсбурга от мадьяр в 955 году, совершал паломничество в Рим и на обратном пути посетил императора. Оттон I был так обрадован встрече, что выбежал за ворота своей резиденции, в спешке успев надеть только один башмак. Он охотно удовлетворил просьбу епископа еще при его жизни поручить управление епархией его племяннику, которого прочил в свои преемники.

Императорская свадьба

Из Равенны Оттон I отправил в конце 971 года еще одно, на сей раз особенно представительное посольство в Константинополь. Архиепископ Кёльнский Геро в сопровождении двух епископов и одного графа отбыл в качестве свата к византийскому двору. В Константинополе он был благосклонно принят и привез оттуда, помимо согласия выдать византийскую царевну замуж за ОттонаП, в качестве драгоценного подарка мощи св. Пантелеймона, мученика из Никомидии времен Диоклетиана, которые и поныне покоятся в Кёльне в соборе этого святого.

Очевидно, летом 971 года Оттон I временно прервал свое пребывание в Равенне посещением Павии, где на рейхстаге был принят закон, который можно рассматривать как дополнение к принятым ранее в Вероне постановлениям. Речь вновь шла о судебном поединке как способе решения спорных вопросов. Если прежде поединок должен был считаться средством доказательства только тогда, когда оспаривалась подлинность документа, подтверждающего право земельного владения, то теперь во всех процессах, в которых речь шла о земельных владениях, судебный поединок становился единственным доказательством. Тот, кто не отваживался вступать в единоборство, не только проигрывал дело, но и подвергался конфискации имущества. Это противопоставление рыцарской доблести крючкотворству, впоследствии выродившееся в Германии в господство кулачного права, в Италии X века сыграло благотворную роль, помогая бороться с клятвопреступлением и лжесвидетельством. Очевидно, Веронский эдикт 967 года принес положительные результаты, поэтому сочли целесообразным расширить сферу его действия.

Из Равенны Оттон I направился в Рим, где и праздновал Пасху 972 года, пришедшуюся на 7 апреля. В то время он уже знал, что четырехлетние усилия по заключению династического брака с Византией наконец

увенчались успехом: невеста для Оттона II Феофано находилась на пути в Рим. Вопрос о происхождении Феофано породил целую полемику в исторической литературе. Помимо чисто генеалогического интереса эта проблема важна для определения уровня отношений, сложившихся между империей Оттона I и Византией. Само собой разумеется, что если византийский император отказался дать в жены Оттону II порфирородную царевну, то он признавал новоявленную империю на Западе лишь в силу необходимости, так сказать de facto, но никак не de jure. Одни исследователи, вопреки фактам, предпочитали видеть в Феофано все же дочь императора Романа II, то есть порфирородную царевну. Другие, признавая царственное происхождение Феофано, считали ее дочерью императора Константина VII Порфирородного, то есть сестрой Романа II. Большинство же исследователей полагают, что Феофано была не порфирородной и приходилась племянницей Иоанну Цимисхию. Именно эта точка зрения имеет прямое подтверждение в источнике — анналах Монте-Кассино, где о Феофано говорится именно как о племяннице Иоанна Цимисхия. На наш взгляд, косвенным подтверждением этого факта служит умолчание большинства источников о ее царственном происхождении, о чем, скорее всего, встретилось бы упоминание, если бы она являлась дочерью василевса. Еще в начале 972 года Феофано в сопровождении многочисленной свиты и с богатыми дарами высадилась на побережье Апулии и направилась в Беневент, где ее встретило специальное посольство императора во главе с Дитрихом, епископом Меца, чтобы далее сопровождать в Рим. Некоторые из окружения Оттона I, узнав, что прибыла не царевна Анна, порфирородная дочь императора Романа II (Анна спустя много лет, когда на престоле в Константинополе будет ее брат Василий II, достанется в жены русскому князю Владимиру Святославичу), а лишь родственница нового василевса Иоанна, не царственного происхождения, советовали императору отправить ее назад, однако тот предпочел принять Феофано, полагая, что цель, ради которой заключался династический брак, будет достигнута и в этом случае. Источники не дают возможности установить, какими именно соображениями руководствовался Оттон I, идя на такой компромисс. Думается, что он принимал во внимание печальный опыт борьбы с Византией за господство в Южной Италии. Византийская невеста должна была служить залогом мира между двумя империями. События, как предшествовавшие заключению византийско-германского династического брака, так и следовавшие за ним, убеждают, что Оттон I, осознав невозможность добиться всего и сразу, пошел на вынужденный компромисс, довольствуясь значительно меньшим, чем хотелось бы ему. И все же дом Оттонов много приобрел, приняв к себе Феофано, ибо это была, как ее характеризуют современники, красивая, умная, красноречивая, образованная и скромная девушка. Она сыграла важную роль в истории Германии, внеся большой вклад в ее культурное развитие — так называемое Оттоновское возрождение многим обязано ей.

Ровно через неделю после Пасхи, 14 апреля 972 года, Феофано торжественно встречали в Риме, и в тот же день состоялось ее венчание с Оттоном II в соборе Св. Петра. Тогда же папа Иоанн XIII помазал и короновал ее как императрицу. Следует предположить, что свадьбе предшествовало заключение мира с Византией, хотя мы и не имеем непосредственного свидетельства об этом. Если допустить, что в отношениях между Западной и Восточной империями продолжало сохраняться состояние «ни войны, ни мира», то непонятно, для чего из Константинополя была направлена в Италию невеста, хотя бы и не порфирородная. Если же договорились, что процедура официального заключения мирного договора переносится на более поздний срок, то и в этом случае должны были сохраниться свидетельства современников. Неужели мир с Византией не показался им событием, заслуживающим внимания? Впрочем, нельзя полностью исключать и того, что вовсе не существовало мирного договора, о котором не упоминается ни в одном из источников. Но как бы то ни было, противоборство империи Оттона I и Византии прекратилось. Они поделили сферы влияния в Италии: Беневент и Капуа остались под властью немцев, зато Апулия, Калабрия, Неаполь и Салерно — греков.

Из-за отсутствия прямых указаний в источниках остается спорным и вопрос, признала ли Византия за Оттонами достоинство римских императоров одним только фактом бракосочетания Оттона II с Феофано. Сложилось мнение, что главным содержанием переговоров с Византией 967–972 годов как раз и было достижение признания Западной империи со стороны греков и что Оттон I, согласившись на брак сына с Феофано, не отказался от своих первоначальных замыслов, поскольку Феофано давала ему те же преимущества, какие могла дать и дочь Романа II. Однако нельзя считать опровергнутой (все по той же причине молчания источников) и точку зрения, что в ходе переговоров вопрос о признании Оттона I просто не затрагивался. На наш взгляд, она интересна тем, что предполагает наличие готовности к компромиссу с обеих сторон. Правитель Византии никак не мог отказаться от единоличного притязания на титул римского императора, официально признав таковым Оттона I, однако, учитывая сложившуюся политическую ситуацию, готов был молчаливо согласиться с тем, что немецкий король короновался в Риме императорской короной. Оттон I, в свою очередь, как расчетливый политик, согласившись на брак своего сына с Феофано, решил довольствоваться фактическим признанием своей империи, полагая, что отныне в глазах западного мира он становится вровень с византийским императором. Именно компромиссным характером достигнутого соглашения может объясняться тот факт, что и теперь, по достижении мира с Византией, он избегал именовать себя римским императором, предпочитая более нейтральную формулировку: «Otto divina favente dementia imperator augustus» («Оттон благосклонной Божьей милостью император август»). Весьма примечательно, что еще год назад, когда исход борьбы с византийцами был неясен, словно в пику им Оттона I поименовали на рейхстаге в Павии «великим императором римлян».