Творец и робот
Шрифт:
Тем не менее существует много положений, касающихся знания, власти и культа, которые приходят в столкновение с последними данными науки. Мы могли бы свободно обсудить эти положения, не обращаясь к упомянутым абсолютным понятиям, окутанным столь сложными эмоциями и таким пиететом, что нет никакой возможности к ним подступиться, не возбуждая страстей. Но знание, власть, культ – это определенные факты действительности, и факты эти доступны человеческому исследованию совершенно независимо от принятой теологии. Как реальные факты, эти явления поддаются изучению, при котором мы можем воспользоваться нашими сведениями о знании, власти и культе из других областей, более доступных для методов естественных наук. И нам незачем требовать от изучающего, чтобы он сразу же полностью воспринял точку зрения «credo quia incredibile est» [3] .
3
«Credo quia incredibile est» (лат.) –
Можно сказать, что, выбирая свой отправной пункт вне сферы религии, я сразу же лишаю себя возможности обсуждать отношения между религией и наукой, хотя это и подразумевается общим замыслом настоящего очерка. Поэтому лучше с самого начала точно определить свою тему, указать рамки, из которых я не намерен выходить, и отмежеваться от намерений, чуждых той специфической задаче, которую я поставил перед собой. Я уже говорил, что в течение ряда лет работал над проблемами связи и управления в машинах и живых организмах, над новыми инженерными и физиологическими методами, связанными с этими идеями, и над изучением последствий этих методов для дел человеческих. Знание тесно переплетается со связью, власть – с управлением, а оценка человеческих дел – с этикой и со всей нормативной стороной религии. Поэтому, изучая заново отношения между наукой и религией, уместно пересмотреть наше представление об этих предметах в свете последних достижений теории и практики. Возможно, что это еще не будет изучением самой науки и ее отношения к религии в собственном смысле, однако, вне всякого сомнения, это послужит необходимым введением к такому изучению.
Если мы хотим получить что-либо от подобного исследования, мы должны освободиться от наслоившихся предрассудков, которыми мы как будто защищаем свое благоговение перед святыми и великими вещами, а на деле обыкновенно стремимся избавиться от чувства неполноценности, которое испытываем, встречаясь с неприятной действительностью и опасными сопоставлениями.
Если этот наш очерк должен что-то значить, то он должен быть реальным анализом реальных проблем. Дух, в котором его надлежит провести, – это дух операционной, а не ритуального плача над усопшим. Щепетильность здесь неуместна, ибо она граничила бы с кощунством. Мы уподобились бы модным медикам прошлого века, которые у постели больного прятали хирургические иглы под шелковыми лацканами своих черных сюртуков.
Каково бы ни было содержание религии, в ней часто заключено нечто, напоминающее запертую гостиную фермерского дома Новой Англии, с опущенными шторами, восковыми цветами под стеклянным колпаком над камином, позолоченными камышами, обрамляющими незаконченный портрет дедушки на мольберте, и фисгармонией из черного дерева, на которой играют лишь на свадьбах и похоронах. Или иначе, мы находим здесь некий моральный эквивалент неаполитанского катафалка – той великолепной черной кареты с зеркальными стеклами, с конями под черными султанами, которая как бы переносит достоинство почившего в потусторонний мир или, во всяком случае, вселяет надежду сохранить его. Мы должны резко отделять рассмотрение столь серьезного предмета, как религия, от любого анализа духовных ценностей меньшей значимости, чем сама религия.
Я говорил уже о наслоившихся предрассудках, препятствующих обсуждению проблем той важной переходной области, где наука сталкивается с религией: мы-де не можем ставить в своих рассуждениях Бога и Человека на одну доску – это кощунство. Подобно Декарту, мы должны блюсти достоинство Человека, основываясь в своих рассуждениях на точке зрения, совершенно отличной от той, с которой мы оцениваем низших животных.
Теория эволюции и происхождения видов – это осквернение человеческих достоинств, и, как уже обнаружили ранние сторонники Дарвина, в мире, с подозрением относящемся к науке, ученому крайне опасно поддерживать подобные идеи. Более того – даже в мире науки опасно выступать против установленной табели о рангах. Ни в коей мере непозволительно ставить на одну доску живые существа и машины! Живые существа – это живые существа во всех своих частях, машины же сделаны из металлов и других неорганических веществ и не обладают тонкой структурой, отражающей их целевые или квазицелевые функции. Физика – или что обычно понимается под ней – не знает ничего о цели; возникновение же жизни представляет собой нечто совершенно иное.
Если мы будем придерживаться всех этих табу, то мы, возможно, приобретем громкую славу консервативных и трезво мыслящих людей, но при этом, увы, очень мало сделаем для дальнейшего
Вот почему нам необходим честный и пытливый критицизм, и в частности в дискуссиях на религиозные темы, где уклонение от истины вызывается ложным пониманием превосходных степеней. Я уже упоминал о затруднениях, возникающих при обсуждении таких понятий, как Всемогущество, Всеведение и т.п. Эти затруднения возникают в самых причудливых формах, например, когда какой-нибудь безбожник, случайно попавший на религиозное собрание, спрашивает: «Может ли Бог создать камень, который он не смог бы поднять?» Если он не может, то его могущество ограниченно или, по крайней мере, можно полагать, что существует предел его могуществу; если он может, то это снова означает, что его могущество ограниченно.
Легко выйти из этого затруднения, сказав, что это лишь каламбур, однако это нечто большее. Этот парадокс – один из многих парадоксов, связанных с понятием бесконечности в ее разнообразных формах. С одной стороны, малейшая манипуляция с математическим понятием бесконечности связана с понятием о делении нуля на нуль или бесконечности на бесконечность, или произведении бесконечности на нуль, или вычитании бесконечности из бесконечности. Эти выражения называются в математике неопределенностями, и принципиальная трудность, скрытая в них, заключается в том, что бесконечность не совпадает с обычным понятием о числе или количестве, так что символ / означает для математика лишь предел отношения x/y, когда x и y стремятся оба к бесконечности. Этот предел может быть равным 1, если y = x; он может равняться 0, если y = x2, или , если y = 1/x, и т.д.
Существует также другой вид бесконечности, который возникает при счете. Можно показать, что понятие бесконечности такого рода тоже приводит к парадоксам. Сколько чисел в классе всех чисел? Можно показать, что вопрос поставлен неправильно и что, как бы ни определялось число, число всех чисел больше любого числа. Это один из парадоксов Фреге – Рассела, связанный со сложностями теории типов.
Суть вопроса в том, что понятия Всемогущества и Всеведения в действительности являются не превосходными степенями, а лишь неопределенными формами выражения очень большой власти и очень больших знаний. Они выражают чувство благоговения, но не представляют собой утверждения, которое можно было бы защищать с метафизических позиций. Если Бог превосходит человеческий разум и не может быть понят присущими человеку формами мышления – а это позиция, которую по крайней мере можно защищать – то с точки зрения разума нечестно сводить на нет интеллектуальные силы человека втискивая Бога в такие формы, которые должны иметь весьма определенное рациональное содержание. Таким образом, когда мы обнаруживаем ситуации, обусловленные определенными обстоятельствами, проливающими, по-видимому, свет на некоторые общие положения религиозных сочинений, мне кажется, неразумно сбрасывать их со счетов только потому, что они не имеют абсолютного, бесконечного и всеобъемлющего характера, который обыкновенно придается религиозным догмам.
Это утверждение дает ключ к пониманию целей настоящей книги. Я хотел бы рассмотреть некоторые положения, обсуждавшиеся в религиозных сочинениях в теологическом аспекте, но аналогичные во многом другим положениям, которые являются предметом науки, и в частности новой науки – кибернетики, изучающей закономерности связи и управления в машинах и живых организмах. Я предлагаю использовать ограниченные в известной мере аналогии кибернетических ситуаций, чтобы пролить свет на некоторые религиозные положения.