Творец Заклинаний

де Кастелл Себастьян

Послышалась какая-то возня, а потом раздался голос Шеллы:

— Кто ты? Убери от него эту штуку. Он…

— Отстань, деточка. — Женщина легко оттолкнула сестру и вновь обратила взгляд на меня. — Этот зуд вызывает порошок, который может свести тебя с ума. А после идиотского заклинания старикана ты имел все шансы стать парализованным дурачком.

И, немного подумав, прибавила:

— Хотя, конечно, все джен-теп и так малость стукнутые на голову.

— Ему нужна настоящая магия, а не эта глупая дикарская медицина, — гнула свое Шелла.

— Настоящая магия! — Женщина фыркнула. —

Знаю, малыш, это неприятно. В утешение скажу: дальше будет только хуже.

Что-то ударило в грудь. Словно какой-то молот, вколачивающий меня в землю. Руки женщины были сжаты в кулаки. Они взметнулись в воздух, а потом снова обрушились на меня.

— Прекрати! — взвизгнула Шелла. — Ты его убиваешь!

«Сестренка, что касается убийства — ты об этом уже позаботилась».

С другой стороны, если так будет продолжаться, я стану не просто трупом, а трупом в синяках. Может, из этого удастся соорудить историю, которая понравится предкам, и они из жалости пропустят меня через врата. «Великие боги, я лежал на земле, а безумная женщина барабанила кулаками, выбивая из меня дух».

— Если не прекратишь, я сотворю заклинание пут! — пригрозила Шелла.

— Девочка, ты начинаешь меня утомлять. — Женщина ударила меня по груди в третий раз, в четвертый. А потом наклонилась, и я ощутил на губах что-то мягкое и влажное. Ощущение было странным. И приятным. Она что, меня целует? У богов странное чувство юмора.

Видать, богам не понравилось, что я над ними потешаюсь, ибо поцелуй прервался, а удары возобновились. Но было уже не так больно, как раньше, и зуд тоже прошел. На самом деле я не чувствовал ничего.

Ну вот… все-таки я умираю.

Старейшины говорят: когда твое время в Серой Пустоши закончится, послышатся три раската грома, призывающие на суд. Что ж, гром я услышал.

Первый раскат больше напоминал треск, а потом острая боль пронзила мой левый бок. Сломалось ребро.

Гром прогремел снова. На сей раз это был громкий гул где-то внутри меня. Сердце шелохнулось — и раздался его первый удар.

«Я жив! — понял я, когда в груди застучало. — Я дышу!»

Глупость, конечно, но в следующий миг я задумался: что бы такое сказать, когда я встану на ноги. Требовалось нечто смелое и умное… А потом я услышал гром в третий раз. Рев был таким громким, что, казалось, весь мир разваливается на части, и все полетит кувырком.

Конечно, это был не гром. Как и в первые два раза.

Я услышал голос своего отца. И он был очень, очень сердитым.

Кажется, судилище все-таки состоится.

Глава 4

ГРОМ

То, что было потом, показалось мне короткими вспышками — словно бы проблесками среди теней. Они сопровождали меня на пути из Оазиса к нашему дому. Началось так: отец поднял меня с земли и прошептал на ухо:

— Не вздумай расплакаться перед всеми. Если очень нужно поплакать — потерпи.

«Джен-теп должны быть сильными», — сказал я себе. В общем-то я не плакса — никогда не понимал, какой

от этого толк. Но я был вымотан, расстроен и перепуган. Так что мне потребовалось собрать всю волю в кулак, чтобы ответить:

— Я не собираюсь плакать.

Отец чуть заметно кивнул и слегка улыбнулся. В груди стало тепло, и я даже подумал: не сотворил ли он какое-нибудь огненное заклинание? Хотя, разумеется, отец никак не мог этого сделать, пока держал меня на руках.

Все, кто был в оазисе, стояли вокруг — неподвижные и молчаливые. Лишь Осья-фест по-прежнему лежал на земле. Но он слегка постанывал и, стало быть, постепенно приходил в себя. Панакси, Нифения, Теннат и остальные мои одноклассники просто смотрели на нас.

Мой отец — высокий мужчина, более шести футов ростом, с густыми черными волосами. Этим он разительно отличается от меня и от Шеллы: мы оба блондины — уродились в мать. У отца густые усы и короткая бородка, за которой он тщательно ухаживает. Он излучает гордость и чувство собственного достоинства. Отец — истинный джен-теп во всех смыслах: он силен физически, умен и обладает завидным магическим даром. Мне порой случается ловить на себе удивленные взгляды Панакси, потому что даже мой лучший друг не может поверить, что я — сын могущественного Ке-хеопса.

— Я могу стоять на ногах, — сказал я отцу, осознав, каким слабым и жалким выгляжу перед остальными посвященными. Он, однако, не разжал рук.

Шелла нерешительно подошла к нам.

— Отец, не сердись на…

— Молчать, — сказал он, и сестра захлопнула рот.

Я наблюдал, как отец внимательно рассматривает всех окружающих — его взгляд перебегал от одного участника событий к другому. Я знал, что все их мысли ясны ему, словно он сумел проникнуть в разум каждого. От него не ускользнуло ни единое их движение, жест или взгляд. Я знал, что он воссоздает картину произошедшего, улавливая страх или чувство вины каждого стоявшего здесь человека. Затем на лице отца отразилось легкое недоумение. Я повернул голову. Он смотрел на женщину, которая спасала мне жизнь.

— Ты, — сказал он. — Как тебя зовут?

Женщина сделала шаг навстречу, словно давая понять, что не боится его.

— Фериус Перфекс. — Она протянула руку и стряхнула что-то с моего лица. На ее коричневой перчатке остались следы сероватой и зеленоватой пыли. — Надо будет его вымыть. Если порошок попадет на кожу, он опять начнет действовать.

Отец едва дождался, когда женщина договорит.

— Ты сейчас пойдешь с нами.

Фериус Перфекс, со своей единственной седой прядью в рыжей копне волос, выглядела, однако, лишь немногим младше моего отца. Она уперла руки в бока и громко рассмеялась:

— Надо же! А я-то думала, джен-теп знают все волшебные слова.

В толпе раздались вздохи охи и шепотки. И громче всех охнула Шелла. Никто не смел разговаривать с Ке-хеопсом подобным образом. И уж точно — не какая-то безвестная дароменская бродяжка. Отец стиснул зубы. Затем, однако, он проговорил:

— Прости. Не будешь ли так любезна пойти с нами? У меня есть к тебе вопросы, которые касаются здоровья моего сына.

Фериус взглянула на меня и подмигнула с видом человека, вызвавшего благодатный ливень в засушливый день.