Творения, том 2, книга 1
Шрифт:
4. Хочешь ли знать, как крест служит знаком царства, и как этот предмет достоин почтения? Господь не допустил ему оставаться на земле, но извлек его и вознес на небо. Откуда это известно? С ним Он имеет придти при втором пришествии Своем. Посмотрим же, как Он имеет придти с ним. Послушай, как говорит об этом Сам Христос: “Если скажут вам: "вот, [Он] в пустыне", – не выходите; "вот, [Он] в потаенных комнатах", – не верьте” (Мф. 24:26); говорит так о втором Своем пришествии, по поводу лжехристов, лжепророков, антихриста, чтобы кто-нибудь, обманувшись, не подпал власти его. Так как прежде Христа придет антихрист, то, дабы ищущие пастыря не попали на волка, Я объявляю, говорит, вам признаки пришествия пастыря. Если первое пришествие Его было прикровенное, то не подумайте, говорит, что и второе будет такое же. То по справедливости было прикровенно, потому что Он приходил найти погибшее; а это будет не так. А как? Скажи и научи. “Ибо, как молния исходит от востока и видна бывает даже до запада, так будет пришествие Сына Человеческого” (Мф. 24:27). Он явится всем вдруг; никому не нужно будет спрашивать. Как при явлении молнии мы не имеем нужды исследовать, была ли молния, так и при явлении Его нам не нужно будет исследовать, пришел ли Христос. Впрочем, мы еще и теперь не сказали о предложенном вопросе, с крестом ли придет Он. Послушай же, как Он и это ясно объявляет. Тогда, говорит, т. е. когда Я приду, “солнце померкнет, и луна не даст света своего” (Мф. 24:29). Такой будет тогда избыток света, что и светлейшие звезды скроются. “И звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются; тогда явится знамение Сына Человеческого на небе” (Мф. 24:30). Видишь ли, сколь велико превосходство этого знамения, какова светлость, каков блеск? Солнце помрачается, луна не показывается, звезды падают, а оно одно является, дабы ты знал, что оно светлее луны и блистательнее солнца. Как при входе царя предшествующие ему войска несут на плечах знамена и предвозвещают прибытие царя, так и при нисшествии Владыки твари с небес будут предшествовать воинства ангелов и архангелов, неся это знамение и предвозвещая нам пришествие Царя. Тогда, говорит Он, “и силы небесные поколеблются”, разумея ангелов и архангелов, и все невидимые силы, потому что их обнимет трепет, великий страх и ужас. Почему же, скажи мне, и те силы приходят в страх? По основательной причине: страшное будет тогда
5. Впрочем, не только крест, но и самые слова сказанные Им на кресте, показывают Его неизреченное человеколюбие. Выслушай эти слова. Когда распявшие (его) стояли вокруг Его и пылали яростью, тогда Он сказал: “Отче! прости им (грех), ибо не знают, что делают” (Лк. 23:34). Видишь ли человеколюбие Владыки? Будучи распят, Он просил за распинающих, хотя они насмехались и поносили Его, говоря: “Если Ты Сын Божий, сойди с креста” (Мф. 27:40). Но потому Он и не сошел с креста, что Он есть Сын Божий, так как для того Он и пришел, чтобы быть распятым за нас. “Пусть теперь сойдет с креста, – говорили они, – и уверуем в Него” (Мф. 27:42). Посмотри на слова бесстыдства и предлоги неверия: Он сделал дела важнее схождения со креста, и они не веровали, а теперь говорят: “Сойди с креста”, – и поверим Тебе. Гораздо важнее схождения с креста – воскресить мертвого, ко гробу которого привален камень; гораздо важнее схождения с креста – вывести из гроба четверодневного Лазаря с пеленами, которыми он был обвит. Видишь ли слова безумия? Видишь ли чрезмерное неистовство? Но слушайте со вниманием, прошу вас, дабы вам видеть чрезмерное человеколюбие Божие, и как Христос самым безумием их воспользовался, как поводом к прощению. “Отче, – сказал Он, – прости им (грех), ибо не знают, что делают” (Лк. 23:34). Он как бы следующее выражает этими словами: они не в своем уме и не знают, что делают. Они говорили: “Cпаси Себя Самого; если Ты Сын Божий” (Мф. 27:40); а Он старался спасти их, поносивших Его, издевавшихся и злословивших. “Прости им (грех), – говорит, – ибо не знают, что делают”. Что же? Отпустил ли им [Бог] этот грех? Отпустил тем, которые захотели иметь покаяние. Если бы Он не простил им этого греха, то Павел не был апостолом; если бы Он не простил им этого греха, то не уверовали бы в Него вдруг три тысячи и пять тысяч и потом многое множество иудеев. Послушай, что говорит Иаков Павлу в Иерусалиме: “Видишь, брат, сколько тысяч уверовавших Иудеев, и все они ревнители закона” (Деян. 21:20)?
Будем же и мы, увещеваю вас, подражать Владыке и молиться за врагов. К чему вчера я убеждал вас, и теперь к этому опять убеждаю: видя величие прекрасного деяния, подражайте своему Владыке, – Он был распят и молился за распинающих. Но как могу я, скажешь, подражать Владыке? Если захочешь, можешь; если бы это было невозможно, то Он не сказал бы: “Научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим” (Мф. 11:29); если бы невозможно было для человека подражать Ему, то Павел не сказал бы: “Будьте подражателями мне, как я Христу” (1 Кор. 11:1). Впрочем, если ты не желаешь подражать Владыке, то подражай подобному тебе рабу, – говорю о Стефане, который первый открыл двери мученичества: он подражал Владыке, потому что как Владыка, вися (на кресте) среди распявших Его, молился за распинателей, так и этот раб, находясь среди побивавших его камнями, когда все бросали и он принимал на себя тучи камней, тогда, не обращая внимания на причиняемые ими страдания, говорил: “Господи! не вмени им греха сего” (Деян. 7:60). Видишь, как Сын беседует (с Отцом), и как раб молится. Тот говорит: “Отче! прости им (грех), ибо не знают, что делают”, а этот говорит: “Господи! не вмени им греха сего”. И чтобы ты знал, что он делает это с усердием, он не просто молился, не небрежно и не стоя, но преклонив колена, с сокрушением, с великим состраданием. Хочешь ли, я покажу тебе и другого подобного тебе раба, еще более великого, который также произносил молитву за врагов? Послушай, что говорит блаженный Павел. Сказав, сколько он потерпел, именно: “От Иудеев пять раз дано мне было по сорока [ударов] без одного; три раза меня били палками, однажды камнями побивали, три раза я терпел кораблекрушение” (2 Кор. 11:24, 25); исчислив ряд (бедствий) и козни, которые он терпел от них ежедневно, он же говорил: “Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, то есть Израильтян” (Рим. 9: 3– 4). Хочешь ли видеть и других, не только в новом, но и в ветхом завете, которые делали то же самое? Это особенно удивительно, когда те, кому не было повелено любить врагов, но исторгать око за око и зуб за зуб и мстить равным за равное, достигали до высоты апостольской. Послушай, что говорит Моисей, |в которого иудеи часто бросали камни: “Прости им грех их, а если нет, то изгладь и меня из книги Твоей, в которую Ты вписал” (Исх. 32:32). Видишь ли, как каждый из праведников предпочитал безопасность других собственному спасению? Ты ни в чем не согрешил: для чего же хочешь участвовать в их наказании? Я, говорит, не чувствую себя счастливым, когда другие страждут. Можно указать еще на другого, который произносил такую же молитву. Я нарочито привожу много примеров, чтобы, по крайней мере таким образом мы исправили себя и исторгли из души своей эту тяжкую болезнь, т. е. зложелательство врагам. Послушай и блаженного Давида, что говорит он, когда Бог разгневался и послал ангела для наказания народа, когда он видит ангела, показывавшего обнаженный меч, готового нанести удар: “Я согрешил, я поступил беззаконно; а эти овцы, что сделали они? пусть же рука Твоя обратится на меня и на дом отца моего” (2 Цар. 24:17). Видишь ли опять сродные прекрасные деяния? Хочешь ли – я укажу тебе и еще на другого, который делал то же? Самуил пророк был так оскорблен, презрен и унижен иудеями, что Бог хотел утешить его. Слушайте со вниманием, увещеваю вас. Бог сказал ему: “Не тебя они отвергли, но отвергли Меня” (1 Цар. 8:7). Что же тот, которого уничижили, унизили, презрели, оскорбили? Послушай, что говорит он: “Не допущу себе греха пред Господом, чтобы перестать молиться за вас” (1 Цар. 12:23). Он считал грехом – не молиться за врагов. Да не будет со мною, говорит, такого греха, чтобы не молиться за вас. Видишь ли, как каждый из праведников старался следовать Владыке в этом прекрасном деянии? Итак, сделаем снова обозрение вышесказанного. Владыка говорит: “Отче! прости им (грех), ибо не знают, что делают”. Стефан сказал: “Господи! не вмени им греха сего”. Павел говорит: “Я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти”. Моисей подобным же образом: “Прости им грех их, а если нет, то изгладь и меня из книги Твоей, в которую Ты вписал”. Давид говорит: “Пусть же рука Твоя обратится на меня и на дом отца моего”. Самуил также: “Не допущу себе греха пред Господом, чтобы перестать молиться за вас”. Какое же мы будем иметь извинение, когда все, жившие и в новом и в ветхом завете, побуждают нас к молитве за врагов, а мы не будем стараться со всем тщанием исполнять это? Итак, не будем нерадивыми, увещеваю вас. Чем больше примеров, тем больше будет наказание, если не станем подражать им. Гораздо важнее – молиться за врагов, нежели за друзей; не столько приносит нам пользы молитва за друзей, сколько молитва за врагов. Послушай Христа, Который говорит: “Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари” (Мф. 5:46)? Посему, когда мы будем молиться за друзей, то мы еще не лучше мытарей; а если будем любить врагов и молиться за врагов, то будем подобными Богу по силам человеческим. Да будете, говорит Он, подобны Отцу вашему иже есть на небесех, “ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных” (Мф. 5:45). Итак, если и от Владыки и от рабов мы имеем примеры, – покажем ревность, станем исполнять эту добродетель, дабы нам удостоиться получить царство небесное и с большим дерзновением приступить к этой страшной трапезе, очистив свою совесть, и достигнуть обетованных благ, благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, с Которым Отцу, со Святым Духом, слава, держава, честь, ныне и присно, и во веки веков. Аминь.
БЕСЕДА О воскресении мертвых.
ПРЕЖДЕ мы беседовали с вами о догматах и о славе Единородного Сына Божия, заграждая уста унижающих Его достоинство и отчуждающих Его от Родителя[1]. Сегодня хочу заняться учением преимущественно нравственным и предложить поучение вообще о жизни и поведении; вернее сказать, и эта беседа будет не только нравственная, но и догматическая, так как я намерен изложить учение о воскресении. Этот предмет многосторонен; он и в догматах служит руководством для нас, благоустраивает и жизнь нашу, освобождает и Промысел Божий от всякого обвинения. Как неверие в него расстраивает нашу жизнь, наполняет ее бесчисленными бедствиями и ниспровергает все, так верование убеждает нас в бытии Промысла, располагает тщательно заботиться о добродетели и с великой ревностью избегать порока и наполняет все спокойствием и миром. В самом деле, кто не ожидает воскресения и не верит, что он отдаст отчет за свои здешние дела, а думает, что все наше ограничивается настоящей жизнью и за ней нет больше ничего, тот не будет заботиться о добродетели, – да и как он будет заботиться, когда не ожидает никакого воздаяния за труды? – не отстанет и от зла, не ожидая себе никакого наказания за злые дела свои; но, предавшись постыдным страстям, впадет в пороки всякого рода. А кто убежден в будущем суде и имеет перед очами то страшное судилище, неизбежный отчет в делах и неподкупный приговор, тот всячески будет стараться соблюдать и целомудрие и кротость и другие добродетели, а невоздержания и дерзости и всякого другого порока избегать; через это он будет в состоянии без всякого затруднения и заградить уста обвиняющим Промысел Божий.
В самом деле, некоторые, видя,
2. Поэтому и Павел непрестанно повторяет нам учение о воскресении, как и сегодня вы слышали такие слова его: "знаем, что, когда земной наш дом, эта хижина, разрушится, мы имеем от Бога жилище на небесах, дом нерукотворенный, вечный" (2 Кор. 5:1). Впрочем, обратимся к тому, что сказано выше, и посмотрим, как он перешел к учению о воскресении. Не спроста и не случайно выдвигает он постоянно это учение, а с намерением научить будущему и, вместе с тем, желая укрепить подвижников благочестия. Ныне, правда, по благодати Божьей, мы наслаждаемся полным миром, так как и цари живут в благочестии, и начальники узнали истину, и простолюдины и города и народы, освободившись от заблуждения, все покланяются Христу; но тогда, в начале проповеди, когда семена благочестия только что засевались, была война сильная, разнородная. На верных восставали и начальники, и цари, и домашние, и родные, и все; даже вопреки самой природы велась эта война, часто отец предавал сына, мать – дочь, господин – раба. И не только одни города, не только страны, а часто и дома восставали друг на друга, и тогдашнее смятение было тяжелее всякой междоусобной войны, так как и имущество расхищалось, и свобода отнималась, и самой жизни грозила опасность, и не потому, что нападали и притесняли варвары, а потому, что сами те, которые считались повелителями и начальниками, были настроены к подчиненным хуже всяких неприятелей. И Павел, указывая на это, говорил: "выдержали великий подвиг страданий, то сами среди поношений и скорбей служа зрелищем для других, то принимая участие в других, находившихся в таком же состоянии, ибо вы и моим узам сострадали и расхищение имения вашего приняли с радостью" (Евр. 10:32-34). И галатам он говорит: "столь многое потерпели вы неужели без пользы? О, если бы только без пользы" (Гал., 3:4); и фессалоникийцам и филиппийцам, и всем вообще, кому посылает письма, он свидетельствует о многом подобном. И не то только было тяжело, что извне была воздвигаема жестокая и постоянная война, но и то, что между самими верующими возникали некоторые соблазны, споры, состязания, несогласия; выражая это самое, Павел говорил: "извне – нападения, внутри – страхи" (2 Кор. 7:5). И эта война была гораздо тяжелее внешней и для учеников, и для учителей. Поэтому-то и Павел не так боялся козней врагов, как внутренних падений и преступлений между своими. Так, когда впал в блуд некто у коринфян, – он проводил все время в сетовании о преступнике, терзаясь сердцем и горько рыдая.
Было еще и третье обстоятельство, которое не меньше вышесказанных тяготило верующих, именно – самое свойство дела, требовавшего многих усилий и трудов. Не легок, в самом деле, и не удобен был путь, по которому вели их апостолы, но трудный и неудобопроходимый, для которого нужна душа любомудрая, неусыпная и во всех отношениях безукоризненная. Поэтому и Христос назвал этот путь узким и тесным. Им нельзя было жить без страха, как язычникам, в делах постыдных, пьянстве, объедении, роскоши и пышности, им нужно было и обуздывать гнев, и укрощать непристойные пожелания, и презирать богатство, и пренебрегать славой, и быть выше зависти и клеветы. А каких трудов требуют такие подвиги, это знают те, которые ежедневно борются со страстями. Что, скажи мне, свирепее нечистой похоти, которая, подобно бешеному псу, непрестанно бросается на нас, всякий день беспокоит нас и требует души, постоянно бодрствующей? Что мучительнее гнева? Приятно отомстить обидевшему, но это не позволялось. И что я говорю: не позволялось мстить обидевшему? Должно было благодетельствовать обижающим, благословлять злословящих, не произносить даже ни одного оскорбительного слова. Целомудрие же требовалось обнаруживать не в делах только, но и в самых помышлениях; нужно было удерживаться не только от нечистого дела, но и от (нечистого) взгляда, и даже не взирать с услаждением на лица благообразных женщин, так как и за такой взгляд можно подвергнуться крайнему наказанию. Так велика была война извне, велик страх внутри, много трудов в совершении дел добродетельных. К этому присоединилось и четвертое обстоятельство – неопытность тех, которые имели подвизаться столь великим подвигом. Апостолы приняли таких людей, которые не наследовали от предков благочестие, но были воспитаны в неге, роскоши, пьянстве, распутстве и невоздержании. А это не мало затрудняло подвиги, то есть, что они не издревле и не от предков научились такому любомудрию, а только теперь приступили к этим подвигам.
3. Итак, когда подвижникам представлялось столько затруднений, апостол, желая ободрить их в труде, часто говорил о воскресении. И не этим только он увещевает и укрепляет ратоборцев, но и повествованием о собственных страданиях. Поэтому, прежде чем завести речь о воскресении, он излагает свои страдания, говоря так: "мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся; мы гонимы, но не оставлены; низлагаемы, но не погибаем" (2 Кор. 4:8-9), указывая этим на ежедневные смерти, т. е. что подвижники были как бы живыми мертвецами, ежедневно предаваемыми на смерть. Внушив им это, он потом ведет речь о воскресении. "Веруем, что", говорит, "Воскресивший Господа Иисуса воскресит через Иисуса и нас и поставит перед Собой с вами: посему мы не унываем" (2 Кор. 4:14-16), имея величайшим утешением в подвигах надежду на будущие блага. И не сказал им: "посему не унывайте"; но что? "Посему мы не унываем", – выражая, что и сам он непрестанно в подвигах. На олимпийских состязаниях ратоборец подвизается внутри, распорядитель же, сидя вдали, подает помощь словами, и настолько лишь помогает ратоборцу, насколько может кричать и восклицать; а подойти ближе и подать помощь руками не позволяет ему никакой закон. А в подвигах благочестия бывает не так; но здесь один и тот же бывает и распорядителем борьбы и вместе ратоборцем. Поэтому он сидит не вне поприща, но вступает в самые состязания и укрепляет тех, которые борются вместе с ним, говоря: "посему мы не унываем". Не сказал: "посему мы не унываю", но: "посему мы не унываем", желая ободрить их похвалами. "Но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется" (2 Кор. 4:16). Посмотри на мудрость апостольскую: сперва он ободрил их самыми страданиями их, сказав: "отовсюду притесняемы, но не унываем"; ободрил и воскресением Иисуса, сказав: "Воскресивший Господа Иисуса воскресит и нас".
Потом употребляет и другой способ утешения. Так как многие из людей, малодушные, слабые и жалкие, хотя и верят в воскресение, но обращают на него мало внимания, за отдаленностью времени, колеблются и падают, то он прежде воскресения указывает им на другую награду и воздаяние. В чем же именно это последнее? "Но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется". Внешним человеком называет он тело, внутренним человеком именует душу. Смысл слов его следующий: еще прежде воскресения и наслаждения будущей славой, мы уже получаем не малое воздаяние за труды в том, что от самых скорбей душа наша обновляется, становится более мудрой и благоговейной, приобретает большее терпение, становится твердейшей и сильнейшей. Как те, которые совершают телесные подвиги, еще прежде венцов и наград получают великую награду в самом упражнении и борьбе, делая через упражнение свои тела более здоровыми и крепкими и избегая всякой болезни, так точно и в подвигах добродетели, еще прежде, чем отверзнется небо, прежде чем придет Сын Божий, прежде чем мы получим воздаяние, великую награду мы получаем от них уже в том, что душа наша становится более любомудрой. Как те, которые много плавали по морям, испытали множество волнений, боролись со многими зверями, выдержали много бурь, еще прежде выгод самой торговли получают не малую пользу от такого продолжительного путешествия в том, что приобретают смелость и отважность на море, и бесстрашно и с удовольствием совершают морские странствования, – так точно и в настоящей жизни тот, кто перенес много скорбей для Христа, кто потерпел много бедствий, еще прежде царства небесного получает великое воздаяние в том, что приобретает уже дерзновение перед Богом и делает душу свою более возвышенной, так что, наконец, посмеивается над всеми бедствиями.
А чтобы сказанное стало очевиднее, я хочу пояснить это на примере. Сам именно Павел, испытавший множество бедствий, не малое получал воздаяние уже и в том, что посмеивался над мучителями, противостоял неистовому народу, презирал всякое мучение, оставался непреклонным и перед зверями, и перед железом, и перед морями, и перед пропастями, и перед возмущениями, и перед кознями, и перед всеми бедствиями; а с этим что может сравниться? В самом деле, человека неопытного и не переносившего никакой беды обыкновенно смущают и маловажные дела, или – лучше – не только самые дела, но и одно лишь ожидание их; что я говорю: одно ожидание? – даже тени пугают и устрашают такого человека. Напротив, кто приступает к подвигам, испытав все и претерпев бесчисленные бедствия, тот бывает выше всех их и посмеивается над угрожающими, как над каркающими воронами. Не мал этот венец, не маловажна эта награда, когда ничто человеческое не может опечалить его, когда страшное для других делается для него не стоящим внимания, когда над тем, чего другие страшатся и трепещут, он может посмеиваться, силой своего терпения достигнув любомудрия сил ангельских. Подлинно, если мы ублажаем тело, которое может без боли переносить и холод, и зной, и голод, и недостаток, и путешествие, и другие труды, то гораздо больше должно ублажать душу, которая может мужественно и неустрашимо переносить все удары бедствий, и во всех обстоятельствах сохранять свой ум свободным от рабства. Такой человек царственнее самих царей, потому что царю могут много вредить своими замыслами и злодеяниями и оруженосцы, и друзья, и враги, а тому, у кого такая душа, как я теперь сказал, не может повредить ни царь, ни оруженосец, ни слуга, ни друг, ни враг, ни сам дьявол: да и как это было бы возможно, когда он научился не признавать бедствием ничего, что другими считается бедствием?