Творения
Шрифт:
И так, за помощью Божиею, весьма удобно устроить себя и на апостолоподражательную нищету, и на святое преподобноотеческое безмолвное и безмятежное, и нестяжательное житие, а чрез то о Господе души меры ко спасению: по Благовестию святых отцов, способность к стоянию ума пред Богом, чистоту в молитве, трезвость памяти, свободное размышление, побуждение во усердие к Богу, связание ума от суетных парений, печалование и радование о Господе, печалование и скорбение о грехах, и о нерадивом своем житии, радование, что разумною тварью сотворен, и что избран из множества мирского и приведен в сию ангельскую еще же и безмолвную подражательную святых отцов жизнь, и соделан Промыслом Божиим Его служителем. И так чрез такое размышление ухищряет душа понудить себя к большему постничеству, за любовь Создателя своего, а потому и тепле припадает к Нему, прося от Него на то помощи себе и наставления. Если ли же бы излишеством, коварством врага душ наших, и наполнится келлия, тотчас все удобно износить в казну монастырскую. Если ли же случится за помрачение совести и ума или как я еще страстный, тайно, и неведения помутнением ума, валяться в каком пристрастии о помянутых, и тотчас пришествием из мнимого своего отхождения, т.е. из пустыни во обитель, вся моя скаредность и недостатки, как в зерцале, открываются мне, внутреннее показывая явственно. И тут уже отнюдь даже ни следа гордости и мнения не ощущаю в себе, пусть если бы и каменная кому душа была, думаю, не сможет гордости ощущать в себе, видя святое братство, как будто агнцев и страстотерпцев Христовых. Одни очень смиренные от чрезмерной кипящей благодати, и в едином богомыслии все течение своего бытия изнуряют; иные за любовь Божию крепче постятся, и в крайнем бессилии измождалую плоть обносяще святолепно в целомудрии, не давая к упокоению сна довольного; некоторые, как купленные рабы и порабощенные любви ради Божией, в тяжелоносные, и гнусные, и всякие притрудные работы любовно дни и ночи нудят себя. Мшелоимство в них не зрится, сребролюбие от них отбегает, зависть от них попрана, гордостью гнушаются, чревонеистовством и чревоненасытством мерзеют как какою мерзостью; всякого покоя и пространства отбегают, во всем свою волю отложили, и похотение попрали, и самочиние отметнули. И как возможно мне по тонкости описать тайные их подвиги, которые единому Тайноведцу Богу ведомы! Но единогласно вопию и вещаю, что всячески всякими тщатся ревностно Создателю своему благими делами служить во все часы живота своего. Если ли же бы случилось, или от новоначальных, или от развращенных нравов, некое неустройство, или бесчиние вред наносящих всему братству, то таковых или настоятель, или из братии на то особенный, способствием всяческим, тщатся уврачевать развращенный их и вредный нрав и обычай. Если ли же (еже не дай Господи) пребудут неисцельны, нимало не покоряясь здравому для них предлагаемому совету, то уже таковых милостивая душа Настоятельская разлучает прочь от братства, да не и прочие, еще немощные в новоначалии сущие, их ради повредятся. И так их из монастыря с любовью вон высылают, а чрез то благодатью Божиею мир и тишина в братств по прежнему устрояется.
И так довольно насладясь лицезрением оного стада Христова, опять возвращаюсь во свое мнимое безмолвие и отшельствие, и приводя на память виданные в братстве подвиги и свое злое и нерадивое житие, воистину принуждается душа убеждать себя на большее постничество и подвиги духовные, и всячески останется во смиренном о себе мудровании. Еще же в оном мест, мнится мне, возможно и обоим жительство проходить, как пишет святой Исаак Сирин в слове 55, что иным полезно сожительство со многими, а иным отшельство, ибо придя из отшельствия
Но много больше, уповаю: во успеяние приводить внутреннюю пустыню, так как в ней нет уже ни какого утешения, которое имеется в мире сем, чем бы возмогла душа суетным заняться. Так как рукоделие излишнее непотребно, риз тоже, пойти для увеселения не к кому, разглагольствовать не с кем, никто не посетит, не имеешь трапез соутешающихся и утешающих брашен, разве одного твоего ученика (и странника) и сурового постного насыщения; ужас от бесов, скука и тоска от уединения всегдашнего и неисходного, страх смертный, беспрестанно в душу входящий, страша звериным нападением, ядовитых гадов уязвлением и умерщвлением, и от злых людей убиением; скудость во всем, нищета крайняя, недостаток везде, приболезненная хижина, ничего же в себе не имущая разве малых книг, в них же всю свою отраду имеешь и утешение. О друзьях своих жительстве не слышит. О родственниках здравии не знает. О любимых своих вести не имеет. И все приятное бывшее от него удалилось, единым словом: мертвым стал мир ему, и он миру. Нет о чесом временном порадоваться, или им же бы помрачался ум, отметая от Бога, но присно вся мысль, ум, память и все чувство, и весь человек в Боге бывает погружен, наставляясь к Нему чрез единое размышление и смотрение Премудрости, Величества, и Промысла Его, который в творении Его. И как две книги имеет пред собою развернутые во всегдашнее время, — небо и землю, — смотря в них и удивлялся, коль велик и премудр есть Бог наш. К Нему же Единому и вопиет, печалуя день и нощь, и прося припадает, да укрепит и сохранит его до конца жизни в таком жительств, которое приял выше сил своих Его ради.
И так от неисходного пребывания, и нищеты, и совершенного от всех и всего удаления, уповаю, что дарует Господь такому дар слез, который как обручение некое будущее веселие и спасение души иметь будет. Сих то ради вин, о любителю пустынный! отец мой Досифей! Ей, поистине ей, сей бы час и сию минуту, если бы Господь даровал, и помог и открыл бы на то путь, ни мало бы не рассуждая и колеблясь, спешно бы исшел из мнимого моего теперешнего безмолвия, так как воистину есть ожесточен и окаменен, и еще нечувствен. А таким внутренним пустынным пребыванием может бы и пришел во страх Божий и в чувство о своей погибели. Если ли же бы и там за ожесточенной мой нрав пребыл ожесточенным, то мне мнится, все уже равно погибать, как в сем теперешнем уже продолженном безмолвии, и доселе ни мало во успеяние не пришедшим, а нагоршее более, или во внутренней пустыни, которой я еще не сподобился вкусить и испытать; а там может Господь помилует и поможет как не имеющему уже ни откуда помощи себе, кроме Создателя. Еще же, как я и выше помянул, и вины ради, приводящих в чувство покаяния. А если уже я, больше камня ожесточенный, и там не принесу плодов достойных покаянию и милости Божией не достигну, то хотя пустыни ради не имея чувственных вин, ко греху приводящих меня скоропадательного, возмогу избежать того помощью Божиею. Ибо, мнится мне, лучше устраниться со смирением и быть кроме добрых дел, жительствуя во внутренней пустыни, удаления ради от вин, приводящих к грехопадению, не приявши еще силы и бесстрастия, нежели искать великого спасения и жить среди вин, как волн, ко греху мещущих, и не имея еще такой благодати и силы, которой бы стать против греха и побеждать всегдашнее того насилование страстное, а чрез то побеждаться и чувствовать уязвление совести в прогневании Бога, как о сем полезнейше наставляет святой Исаак в слове 56-м: «Мнози силы совершиша...», и прочее. И в 69-м: «О, коль зло видение», и беседа того же в 22-м и еще в словах 13 и 14. Чти там. Сим же моим во внутреннюю пустыню отшествием являю Господеви моему истинное желание спастись. Так как что возможно от меня быть, то при Его помощи усердно исполнить стараюсь. И делом учиних пред Ним, т.е., прежде из мира изошел в монастырь для убежания греховных падений, а потом из монастыря вступил в отшельство, а из отшельства во внутреннюю пустыню. Поскольку же чистоту стяжать в молитве, и что бы ум не парил на суетное, и слезы в молитве иметь, и любовь к Нему, то без делания заповедей Его в это прийти невозможно, как являет св. Исаак, разве особенный и смотрительный на то будет дар Божий. Равно и поститься во всяком изобилии трудно, а с насыщенным чревом бдение продолжить невместимо, а без бдения от ума помрачение отгнать неудобно, без светлости же умной не зрится молитвы усердной и слезной. Что всяко мнится мне избежанием от вин расслабляющих во внутреннюю пустыню, благодатью Христовою и Его помощью возможно будет там во успеяние прийти, к тому же там (во внутр. пуст.) если бы стал и подвижно жить, не имея завидущих тебе и похвалами своими гордость тебе и мнение наносящих, но Един Бог, Который видя в тайне, воздаст тебе во второе Свое пришествие яве. Если же бы (что избави Господи) и зло там и нерадиво жил, то и так только за одного тебя т свое окаянство воздаешь Богу ответ, а за других не отвечаешь, ибо никто не видя тебя грешащего и тобою никто не приведен на грехопадение и расслабление, что почасту случается от развращенных, со многими жительство имущих. Если ли же бы кто изшел, побеждаем и убеждаем будучи любовь Божественною Христовою, такому уже воистину, мню я, в раю пребывание он свое имеет: ибо не видя ни коей препоны ни откуда, беспрестанно в богомыслии и с Богом и в Боге своем сладостною молитвою, или умною, или сердечною, наслаждается, и уже не печальный один, но и радостопечальные более изливает слезы, обитая на горах, как птица небесная, поя и принося сладкие песни своему Творцу и Искупителю. Отлученной от всех и как агнец возлюбленный Христов да пасется и насыщается во веселии сердца благодатью Христовою. Воистину такой не имеет променять своего пустынного пребывания на многопопечительные царские чертоги, т.к. он, живя в ней, всегда со многим удобствием созерцает Царствие Небесное. Не пожелает злата и каменей многоценных, и бисера, потому что имеет в себе живущего пребесценного (каменя) Христа, Который сильно его упокоевает, веселит и утешает, и сохраняет его от всякого зла. Такому воистину
Ч. 21-го мая 1799-го (или 1797) года. Коневская пустынь
Письмо к отцу Павлу
Господи Иисусе Христе Боже наш, помилуй нас.
Любезной нам Друг о Бозе Отец Павел, чувствительнейше благодарствуем за писание твое к нам — сего года в Генваре 12 дня из Москвы в путь с иконою Божия Матери и с книгами, и за все писанное от тебя. Много чувствительнейше благодарим твою любовь, а преимущественно болезнуем о твоем с нами разлучении. Усмотревая из писания твоего большую к нам любовь и усердие, за что награди тебя Господи Боже наш Своею Благодатью, и поверь, любезнейший, что и я равно недоумеваю, как выразить и представить в показание наше к тебе нелестное усердие, кое состоится о Христе Бозе? Но любовным усердием нашим к тебе убеждаясь, пишем чистосердечно, если и многоболезненно для нас, что уехал обратно не видясь с нами, однако я радуюсь, что Господь Бог возвратил тебя благополучно; любя тебя, Господь Бог возвратил обратно, меня ради недостойного, да не видя моего развращенного жития, мирно совестью поживешь. А ныне слава Богу! Сильно благодари Божие Милосердие, что Он тебя привел близ жительствовать со святыми отцы великими, которые тебе и нам известны, в наслаждение моей души и имена их называю — угодник Божий святитель Христов Евлогий, в Белых Берегах равноангельный настоятель Василий, Афанасий, и подражатель оных любезный наш Анастасий, а на Песношах свидетельствованный в добродетелях преподобный настоятель Макарий, равно и Самуил, сияющий в благодати, воздержной и пустынножитель общий наш любезный отец Адриан, и преискренний общий наш друг пустынножитель Досифей, упремудренные и просвещенные от Святого Духа искусные в советах Александр и Филарет, странноприимный и горящий к Богу Духом и приснодвижимой любовью к пустыне общий наш питатель и пристанища наместник — Донской Иосиф, и прочие при нем и с ними живущие преподобные отцы, так же как самые удобные места к безмолвию на Коневце и Валаам, так и в них живущие многие святые отцы, украшенные постническими и всяческими добродетелями, их же всех любезно почитаем, в душах наших величаем, и стопы ног их целуем. И за это блажен ты есть, брате, что можешь с ними жительствовать. и наслаждаться от уст их беседами, сможешь обо всем вразумиться и в недоумении разрешиться. Видя же их подвиги, удобно и сам ревностно подвигнешься к подражанию, и если бы быть случилась какая душевная болезнь, то молитвы их сильные к Богу, и искусство их в духовном врачевстве удобно всякого возмогут уврачевать, только послушай их усердно и по совету их шествуй, и обрящешься, и удобно и легко, во Царствии Христа Бога нашего. И это мы обще от усердия советуем тебе, а с нами тебе жить — не знаем, есть ли на это воля Божия, к тому ж может быть вторичный труд подъимешь, а к нам еще не захочешь дохать, так как возмогут и иные мнящиеся благословные вины встретиться и возникнут на возбранение к нам доехать, или хотя и достигнешь к нам, но рассмотря мое гнусство и непотребство, станешь раскаиваться и сожалеть о зря подъятом столь далеком пути. Ибо смердящая страстями и растленная проказою греховною моя душа может быть будет подстреканием и нанесением смущения и отягощения совести спасаемой твоей души, и сего то ради, ей, любя тебя, лучше хочу терпеть разлуку твою от нас и недвижия более для свидания с нами, но если любишь поистине нас, то прошу, чтоб ты там, ликуя и утешаясь со святыми отцы, молил Бога о мне погибающем и многогрешном, да помилует мя Господь Бог. К тому ж известно знай, если к нам приедешь и захочешь снова возвратиться, то мы ныне не имеем уже что бы тебе на путь веспомоществовать, и отнюдь не надейся ни мало, а выпросить здесь неудобно по причине небогатого народа, а что из Тобольска мы тебя приглашали, то по причине нашего к тебе истинного о Христе усердия, желая тебя любимого нашего узреть — а к тому ж тогда мы имели чем тебя обратно на путь снабдить, а ныне не имеем. И потому боимся приглашать, так как не ужившись с нами обратно тебе не с чем будет возвратиться. К тому ж мы и сами здесь жительствуя ждем всечастно себе перемены, и что впредь с нами может воспоследовать, не знаем, а только и надеемся на единого Бога и Матерь Божию. Также чистосердечно сообщаю тебе, что здесь надсматриваются от исправников, управителей и градоначальников, много строже, нежели у нас в России.
А о теперешнем нашем житии лучше же спокойствие велегласно славим и извествуем, яко милостью Божией при всяком довольствии, и Господь Бог благодатью Своею всех здешних начальников и всех православных убедил нас любить, и в нуждах нам вспомоществуют Божиим Промыслом. Теперь же мы живем уже на другом месте, ибо сперва невозможно было все места обозреть в рассуждении обширностей и пространств величайших, никем не обитаемых. А ныне уже мы более и не любопытствуем, по причине нынешнего нашего места, кое по желанию совести нашей имеется. Не хотел было тебе о нем открывать, но видя твою любовь к нам, а нашу к тебе, как бы нуждою влеком, пишу тебе о нем, да и ты любя нас порадуешься и прославишь Бога. Оно хотя и в 20-ти верстах состоит от деревни, но невходно мирскому народу, ибо на нем не имеется никаких потреб и промыслов, к тому ж оно состоит от реки Томи верстах в 5-ти и потребно лодкою к нам ехать, ибо оно как бы окружено горами, пространными болотами и озерами, и мы как на острове живем, весною и в большую воду к самой кельи лодкою можно приехать, а в малую воду с версту не доезжаем до себя, лето в августе месяце верхами проезжают в одно время крестьяне в горы за кедровыми орехами, и тот их путь от нас более версты, а к нам верхом приехать невозможно в рассуждении озера подле нас и над коем мы живем, а к тому ж и не видно от нас. Земля на нашем месте черная и плодоносная, а в прочих местах более серая и глинистая, лесов частых и густых и пространных мало имеется в рассуждении частых пожаров лесных; на нашем месте лесных плодов не имеется, и мы за потребами и для собирания всяких растений в лодке ездим недалеко от нас. Мест же здесь для жительства довольно имеется в разных местах.
Прости, любезный, что я столь распространил мое писание к тебе, — так как твое писание, растворенное любовью к нам, понудило меня хотя сими строками удовлетворить тебя, что и мы тебя поистине много любим о Господе нашем Иисусе Христе, и желаем, если Богу угодно, узреть тебя.
К Лукерьи Ефимовне по приказанию твоему я послал письмо, к Ивану Дмитровичу Бессонову для отдачи ей, но если ты сам будешь в Москве, то возьми у Ивана Дмитровича и отдай ей — я в нем по благодарении прошу, чтоб прислала свеч восковых в память. А ты, любимой наш, если сам вознамеришься к нам ехать, то поезжай прямо в Ирбить, дабы не последовало какое препятствие, а если сам не поедешь, то просим в знак своей дружбы пришли к нам, если пожалует Лукерья Ефимовна на свечи, то купи мелких свеч тафельнаго воска, а больших не много бери. И если даст тебе Иван Дмитриевич денег, или сам в состоянии, то купи беседы Златоуста на Евангелие Матфея, Иоанна, беседы о покаянии, его же книга о девстве, православное исповедание, толкование на послание Иаковлево, Петрово, Иудино, Ефрема Сирина, Десидериа; слово большое, а не малое Илариона Великого — оно находится в старых Требниках и в Номоканоне, старинном, — всячески постарайся переписать, хотя найми, или не имеется ли у Евтихиева и у Николаева отца Ферапонтова в лавке?
Еще известно испытай и вонми разумно, испроси у отцов Василия Белобережского, Александра, Филарета, у Самуила, Иосифа и прочих св. отец, чтобы открыли тебе, что значит душевная молитва, и как душевно молиться и душевно читать. А писано о сем в Добротолюбии у Григория Синаита в глав 9-й на лист 102-м, на обороте также глава состоит. И о чтении и о сем если нас известишь, то паче всего утешишь, ибо разделяется там на умное, душевное и словесное. Тропарь и кондак Иверской Богоматери у часовни Иверской купи или перепиши. Еще самого толстого адоевского частого сукна аршин 30-ть на два подрясника, а тонкого отнюдь не надо; ножницы хорошие с большими ручками, то есть портные небольшие; игл аглицких 1 номера 3 бумажки, 3 и 4 и 5-го номеров по бумажки; два долотца, одно побольше, круглые таковых подобием. — Картин страшных, во ужас и умиление приводящих, как то: на звере блудницу сидящую, богатого во огни горящего, две трапезы и протчим подобное, побольше. Еще семян самой красной долгой моркови, ее в Москве много везде; еще семян красной картофели из яблочек, растущих на картофельной траве, — мы здесь сеяли такие из яблочек семена, и они растут не хуже картофеля, а здесь красной картофели нигде нет, а преимущественно продолговатой красной. Также, если возможно, постарайся и аглецкой крупной картофели, о аглецкой картофели сам мой старец отец Василиск просит. Уведомь нас о любезном нашем отце Андреяне. Трифону Семеновичу наше усердие и поклонение посылаем, и, пожалуй, и всем знакомым от нас поклонись. А писем наших всем не показывай, а только единодушным и любящим нас. Еще купи для нашего духовного отца Иакова Никитича Арамитского Кузнецка сего города, Псалтырей Следовательных осмушных 5-ть да 2 большие в пол-листа, также и для нас купи Следовательную большую в пол-листа на белой бумаге. Еще самых маленьких киевских или черниговских канонников 5-ть, то есть с часами и утреннею и акафистами.
В прочем остаемся с Божией помощью на весь век наш к тебе, верноусерднейший, грешный и недостойный бывший Захар (Зосима) Верховский вместе с старцем моим Василискою. 1806-го года июля 23 дня.
Письмо Сергею Васильевичу и Варваре Петровне Шереметьевым
Христос Воскресе. Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас.
Примите, Милостивые Государи, почтеннейшие благодетели Сергей Васильевич и Варвара Петровна, чувствительнейшую благодарность нашу за присылки ваши, который потому для нас столь приятны, что служат доказательством вашего доброго и милостивого к нам расположения! без заслуг наших вами нам оказываемого! о котором извещали нас и благодетельница наша матушка Марья Семеновна. Будьте уверены, что оное для нас драгоценно! Знаю, что благодарность наша ничего не значит и недостойна вашего внимания, но имея сердца, наполненные ею и истинным к вам о Христе усердием и почтением, не можем потерпеть, чтобы не явить вам оную; возблагодарить же вас или заслужить мы ни чем не в силах; но Тот, Который сказал «когда делаешь обед или ужин, не зови друзей твоих <да> и они тебя когда не позвали, и не получил ты воздаяния, зови нищих, увечных, хромых, слепых и проч., которые не могут воздать тебе, ибо воздастся тебе в воскресение праведных» (Лк.14,12-14). — И так Тот воздаст вам и за нас странных бедных; а мы, желая и со всем благословенным семейством вашим истинных благ и в сей и в будущей жизни, пребыть честь имеем к вам усердно покорнейшими слугами грешный и недостойный Захар Верховский с сестрами.
Получили две кадки капусты из дому вашего. Еще рыбы в кадочки соленой и сушеных щук из Москвы, тоже, думаю, по вашей милости. Господи Боже вознагради вас.
Письмо Семену Лонгиновичу Лепешкину
1.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь. Буди Вам здравствовать и радоваться о Господе Боге.
Как нареку Вас, возлюбленный о Господе Семен Логинович! Благодетелем ли? Но величайшим: ибо творите с нами беспримерные величайшие милосердные благодеяния. Отцом ли? Но беспримерным: так как отцам свойственно только о своих детях печься. Но Вы так восприяли печься по нас, как о странных, ни по чему Вам не принадлежащих, но единственно только Бога ради. Другом ли духовным? Но и здесь всех других показываетесь превосходнейшим, т.к. по благоприятству Вашему не сомневаясь, все, что имею в душе моей, сообщаю Вам, и всегда обретаю в Вас утешение и подкрепление. А преимущественно этому много удивляюсь, какого дара Вы от Бога сподоблены, что не терпит душа Ваша зрети посвященных Богу, во граде и с народом обращающихся для испрашивания на содержание, что самое и мне говоря, соизволили обещаться спомоществовать нам и попечение о нас иметь, только бы я неисходное в мире и безмолвное житие проводил. Так то Вы, друг верный о Господе и вожделенный сердцу моему, желаете во угождение Богу даровать безмолвие и вместе со мною и всех сестер моих успокоить Вашим не оставлением. А посему, успокоясь ныне под надеждою милосердных Ваших к нам щедрот, начал было я утешаться тишиною жизни моей. Но восстали на меня размышления такие, которые лишают меня спокойствия. Но как уже имеетесь Вы нашим благодетелем, то посему касаются и до Вас. А так как самонаинужнейшее есть для нас, а потому за неотложное почел объяснить Вам оное, что дарованному нам от Бога совершенно удовлетворительному нашему благотворителю, и молю благость Божию, да откроет Вам во всей точности мои чувства и да содействует в Вашем сердце к пользе душ наших. Итак, молю Вас, послушайте благосклонно. Совесть моя говорит мне: «Ты обрадовался своему спокойствию и уже удержать хочешь себя в безмолвии, следовательно, радеешь более о себе, нежели о тех, который вручены тебе смотрением Божием. Кто известил тебе, что ты освободился от попечения о них?» Я на это отвечаю: «Бог преклонил сердце нашего благодетеля Семена Логиновича, который взялся Христа ради печься о нас, и это приемлю в ознамение о благоволении Божии, чтобы я опять безмолвное житие проводил». Но совесть опять гласит: «Если б благодетель сей был бессмертный, тогда бы ты мог быть покоен». Но я и на это сказую, что должен я веровать, что и после Вас, благодетеля нашего, кончины Бог попечется о сестрах моих и может даровать им иного равного Вам. Но совесть моя опять гласит мне: «Хотя Господь Бог не оставит их, но мне не оправдаться, ежели дотоле не буду стараться о них, пока не увижу у них верного всегдашнего на год содержания». Ибо на неизвестном оставить их — все равно показывается, что и теперь, и прежде, и всегда оставить их на упование и не печься о них, ибо и теперь может Бог их пропитать, и нужное послать не только чрез Вас, возлюбленного нашего, но чрез других. Но мне, если, видя их нужды и ради упования на Бога, не стараться для них, то неизбежно осужден буду, яко Божиим смотрешем о пришедших ко мне вознерадел, равно как и Вы не оправдаетесь пред Богом, ежели, уповая на Бога, не будете стараться для содержания супруги и чадам вашим, но под видом богослужения или упования на Бога оставите их без Вашего старания. Ибо на всех таковых собор святых отец так гласит: «Ежели родители оставляют своих чад без призрения (присмотра), то да будут прокляты». И святой апостол Павел говорит: «Если же кто о своих и особенно о домашних не печется, тот отрекся от веры и хуже неверного» (1Тим.5,8). То кольми паче я осужден буду за духовных моих сестер, так ко мне привязанных, если оставлю на предбудущее время на неизвестности? Ибо если я и Вы, возлюбленный отец наш, умрем, а они, не имея всегдашнего содержания, принуждены будут скитаться среди мирского народа, приискивая себе на содержание, то будет ли угодно пред Богом теперешнее мое безмолвие? Да и кто их уважит, ибо не монастырские, но еще некоторые и отгонят, яко самобродных. Ибо один только Бог всеведущ и знает об их Ему служение. А посему и страшусь Бога, если вознерадею о них. Тогда бы можно увериться мне, что по Божию благоволению даруется мне спокойное безмолвие, если бы Господь Бог преклонил сердце Ваше или иного некоего христолюбца обеспечить сестер моих навсегда. Поелику, конечно, мог бы Господь Бог многих благотворителей преклонить, ибо где Ему угодно, там и с небольшим моим старанием, но многие спомоществовали, что как самое наше место, так и все на нем устроенное строение доказывает. А чтоб навсегда обеспечить довольным содержанием, посему, хотя и многим предлагал и просил, но никого еще и доныне не преклонил Бог сотворить с нами такую милость. И за это самое так заключаю, что, видно, еще не освободил меня Бог от сей должности, а потому и боюсь гнева Божия, ежели удержу себя от старания на предбудущее их содержание.