Творения

Александрийский Кирилл

П. Какой же смысл можно усвоить сказанному премудрым Моисеем? И как можно взять что–нибудь из Египта и от фараона и принести в жертву Богу?

К. Но ведь дело ясно, друг мой. Противостоящий и противоборствующий тем, которые хотят поступать благочестиво, если не может вполне подчинить себе кого–нибудь, желает достигнуть этого хотя отчасти: а Божественный закон учит удаляться полнейшим образом и не позволять находиться и пребывать под властью противника ни малейшей частице души и ума и никакому побуждению к телесным движениям; верх того, учит приносить Богу самое лучшее и отборное из мирской жизни. Вот что значит, по моему мнению, взять из Египта и принести в жертву Богу. Не это ли самое делают те, которые при помощи мирской мудрости борются за наши священные и Божественные догматы, достигают красоты речи и остроумия в знании и совершают разумное служение Богу? Ибо, хотя «всяка премудрость от Господа» (Сир. 1,1), по Писанию; но мы говорим, что великие успехи эллинских поэтов и прозаиков в красоте речи сделаны в мирском духе. И божественный Павел говорит: «мы приняли не духа мира сего, а Духа от Бога, дабы знать дарованное нам от Бога, что и возвещаем не от человеческой мудрости изученными словами, но изученными от Духа Святаго» (1 Кор. 2, 12–13, 4). А что справедливо сказанное прикровенно Моисеем, что Бог по естеству не отвергнет лучшего из мирской жизни, это Моисей тотчас ясно показывает, хотя в образе и тени. Ибо по повелению Божию он сказал, что надобно обобрать египтян, взять золотые и серебряные сосуды у живущих в одном доме и у соседей, что и исполняется при посредстве женщин; так как они вкрадчивы,

весьма словоохотливы и искусны в хитрости. А сосуды золотые и серебряные, взятые у египтян, думаю, означают, как я сказал недавно, то, чем по справедливости хвалятся некоторые из живущих в мире, хотя бы они и познали истинного Бога. Я говорю вот о чем. Хотя все люди имеют общие движения ума и души и способность ко всему доброму и дурному, но те из них, которые хорошо употребили природные преимущества, ведут жизнь достославную и отличную; а те, которые безумно обратили их к тому, к чему не следует, показывают на себе, что блага, полученные от природы, могут приводить и к самым постыдным делам. Ибо мужество и благоразумие хороши для тех, — которые наилучшим образом пользуются ими, а вредны для тех, которые неправильно поступают; потому что можно быть мужественным и благоразумным с похвалою и одобрением, а можно обладать этими качествами и с великим позором. Они общи и существуют у всех — и у заблуждающихся еще, и у познавших Бога. Итак, когда мужество, бывшее прежде производителем порочности, и острота понимания обращены будут нами к тому, что угодно Богу, будучи взяты из мирской жизни, как бы от египтян, тогда они сделаются священными и приятными Богу, потому что приобретут новое настроение — на пользу добродетели и на содействие освящению, подобно тому, как и золотые и серебряные сосуды, взятые из Египта, оказались пригодными для устроения и отделки священной скинии. Сыны Израилевы, после того как обобрали египтян и после смерти первенцев, едва–едва освободились, заклавши агнца во образ Христа; ибо иным способом и нельзя было достигнуть этого, так как всякое освобождение — во Христе и чрез Него — «всякое даяние благо» (Иак.1, 17). Они высылаются из Египта в полночь, как бы избавляясь вместе и от мрака и от рабства; ибо рабствующее греху всегда любит быть в духовной тьме, а не во свете Божественном; «всякий, делающий злое, ненавидит свет» (Ин. 3 20), по слову Спасителя. Они берут с собою невскисшее тесто и бегут без всяких жизненных припасов: «И понуждали — сказано, — Египтяне народ, чтобы скорее выслать его из земли той; ибо говорили они: мы все помрем. И понес народ тесто свое, прежде нежели оно вскисло; квашни их, завязанные в одеждах их» (Исх. 12, 33–34). Ибо намеревающиеся прилепляться к Богу и избравшие общение с Ним, думаю, не должны уносить с собою остаток мирского зла и запасаться в дорогу чуждыми и несвященными снедями, очевидно в духовном смысле; но должны желать того, чтобы быть бесквасными хлебами, и искать хлеба, животворящего мир. Таковые будут праздновать чисто и, совершая служение, достоприемлемое Богом, будут пребывать постоянно под Его властью.

П. Итак, несомненно, что людям боголюбивым и добрым надобно приходить как бы к некоей святой и священной земле—к жизни под властью Христа и свободной от тирании — и спешить приносить жертву не в земле врагов, то есть находясь не в грехолюбивом расположении духа, и если не в очень безукоризненном, но в склонном к добродетели, и в таком нравственном состоянии, которое вышло из–под власти диавола.

К. Не иначе думай, друг мой: потому что наше рассуждение было ведено правильно. Но можно, если угодно, рассмотреть это при помощи другого подобия. Когда жители святого города, разумею Иерусалим, осмелились оскорбить Спасителя всех Бога, делая всевозможные нелепости; тогда подпали власти вавилонян, которые, взявши их в плен силою оружия, обратили в рабство: потому что поневоле пришлось уступить победителям. Находясь в великой печали и оплакивая свои неожиданные бедствия, они желали найти хотя малое облегчение страдания, именно песнопениями Богу смягчить горечь присущей им скорби; «ибо помянух Бога и возвеселихся» (Пс.76,4), сказал божественный Давид показывая тем, что песнопение Богу есть духовный праздник. Но, хотя они желали воспевать Бога по своему обыкновению, им казалось стыдно предлагать ушам иноплеменников столь сладкие звуки и как бы бросать на воздух весьма приятную для них и пленительную песнь, так как вавилоняне насмехались над ними и тяготились их игрой на музыкальных инструментах. Поэтому они и говорили: «При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе» (Пс.136, 1), в котором по законам и обычаям иудеев приносилась жертва хваления, исполняемая на струнных и духовных инструментах и чарующая своими звуками приступающих к храму Божию. Но так как их душило иго рабства у чужеземцев, то они с плачем говорят: «на вербах, посреди его, повесили мы наши арфы» (136, 2), указывая этим самым на то, что они не занимаются песнями; потому что верба — растение бесплодное, или лучше — теряющее свой плод: так она названа у одного из греческих поэтов. И так музыкальные инструменты оставались в бездействии и бесплодии; и причину этого бездействия иудеи высказывают, возопивши: «Как нам петь песнь Господню на земле чужой?» (136, 4.) И когда Варух принес к ним слова книги Иеремии, «плакахуся все, сказано, и постяхуся, и моляхуся молитвами пред Господем. И собраша сребро, якоже когождо можаше рука: и послаша во Иерусалим ко Иоакиму жерцу великому, сыну Хелкиину сына Саломля, и к жерцам и ко всем людем, иже обретошася с ним во Иерусалиме. И спустя немного: и рекоша, се послахом к вам сребро, да купите на сребре всесожжения и жертвы за грех, и фимиам, и сотворите жертву, и вознесите на жертвенник Господа Бога нашего» (Вар. 1, 5–7, 10). Они считали для себя неприличным приносить жертвы, когда они выселены из святой земли и живут не под управлением Бога, но подчинены иному и подпали под власть тирана; они предоставляют богослужение тем, которые обитают еще во святом городе и обладают честью совершать священнодействие; при этом они руководствуются очевидно правильным соображением в исследовании того, что прилично и необходимо. И сам премудрый Даниил воздерживался от священных действий но, будучи пленником вместе с другими, он перехитрил силу обстоятельств, и вот каким образом: он молился три раза в день; но у него в горнице окна были обращены и открыты в сторону Иерусалима; ибо так написано (Дан. 6, 10) Он думал, что его молитва только тогда будет приятна Богу, когда он, если не телом, то мыслию, удалится из земли чуждой и ненавистной и, умственными очами взирая на боголюбезнейшую землю и вошедши как бы в самый храм, будет приносить моление за кого хочет.

П. Хорошо поистине было ведено нами все рассуждение.

КНИГА 2.

О том, что невозможно избежать смерти, от греха происходящей, и власти диавола иначе, как только чрез освящение, совершаемое Христом, и что не в законе оправдание, а во Христе

Итак, основательное рассуждение показало нам, Палладий, что это дело и славное и полезное — тщательно удаляться от того, что вредно по своей природе, и неуклонно стремиться к тому, чтобы сделаться рабами Божиими.

Палладий. Так точно.

Кирилл. И мы с уверенностью утверждаем, что нам надлежит, всячески удаляясь от постыдного, искать лучшего.

П. Конечно так.

К. Мы нашли потом, что надобно, как можно дальше уходя от любви к удовольствиям мирской жизни и соединенного с ними смятения, спешить приносить жертву Богу и, расположением духа находясь как бы в пустыне, совершать служение Ему спокойное и чистое, чуждое скверны, прекрасное и приятное.

П. Так мы нашли.

К. И не было ли показано бесчисленным множеством примеров, что, когда сатана по своему властолюбию заключил нас под свою власть и хотел удержать у себя, Божественный закон призвал нас к достоинству свободы, противополагая его мерзостям наставление в прекрасных делах и детоводительствуя нас к лучшему?

П. Правда.

К. Итак, податель спасения и виновник всего нашего благоденствия есть Бог, указующий нам путь к сближению с ним при посредстве Христа. Сего посредничества Христова

не есть ли образ, и притом весьма ясный, — посредничество Моисея?

П. Как же именно?

К. Божественный Моисей освободил Израиля от рабства плотского, избавил его от трудов над выделкою кирпичей и от земляных работ и, как бы находясь в средине между Богом и людьми, передавал им горние глаголы. Господь же наш Иисус Христос, прелагая в истину то, что существовало как бы в образе и тенях, изъемлет нас из умственного рабства, устранив владычествовавший прежде над нами грех и поколебав силу диавола. Он убеждает тех, которые считают долгом исследование Ему, оставить земной образ мыслей и заботу о плотском, как бы преобразует это расположение духа в стремление к добродетели и вполне ясно возвещает нам волю Бога и Отца. Посему–то и сказал Он: слова, которые Я говорю, не суть Мои, «но пославшего Меня» (Ин. 14, 24). И еще: «Ибо Я говорил не от Себя; но пославший Меня Отец, Он дал Мне заповедь, что сказать и что говорить» (Ин. 12, 49). И сам Моисей в своих делах видел образ и подобие посредничества Христова, когда говорил сынам Израилевым: «Пророка из среды тебя, из братьев твоих, как меня, воздвигнет тебе Господь Бог твой, — Его слушайте, — так как ты просил у Господа Бога твоего при Хориве в день собрания» (Втор. 18, 15–16). Таким образом, то, что совершено чрез Моисея, и сила его посредничества было образом и подобием; но гораздо неизреченнее способ посредничества во Христе. Ибо тот был служителем закона и тени и передавателем вышнего детоводительства, а Христос, как Владыка закона и пророков, законополагает угодное Ему и стал посредником в силу того, что в Нем божество и человечество сближаются и как бы сходятся в одно, так как во Христе мыслится вместе то и другое. «И Моисей верен во всем доме Его, как служитель: а Христос — как Сын в доме Его; дом же Его — мы» (Евр.3, 5–6), мы, приведенные чрез веру в Него к истинной свободе. Итак, несомненно, что священноучитель Моисей — посредник плотской свободы-, буквы и тени; Господь же наш Иисус Христос есть виновник того, что выше закона, и дарует свободу несравненно лучшую плотской, то есть свободу духовную. Посему–то и сказал Он освобожденным по плоти сынам Израилевым: «если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8, 31–32). И еще: «всякий, делающий грех, есть раб греха. Но раб не пребывает в доме вечно; сын пребывает вечно. Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны будете» (8, 34–36).

П. Ты сказал весьма хорошо.

К. После этого мы должны хвалиться не плотской славой, но славою духовною и праведностью во Христе, а не в законе. Ибо если пребывание во грехе есть рабство, а закон нисколько не оправдывает, но, напротив, осуждает и обвиняет преступающих его; то не для каждого ли ясно, что всякое оправдание во Христе, что чрез Него и в Нем силою освящения достигается духовное совершенство? И премудрый Павел пишет: «Ибо я не стыжусь благовествования Христова, потому что [оно] есть сила Божия ко спасению всякому верующему, во–первых, Иудею, [потом] и Еллину. В нем открывается правда Божия от веры в веру, как написано: праведный верою жив будет» (Рим. 1, 16–17). Он же в следующих словах изображает бесполезность и бессилие древнего закона: «А что законом никто не оправдывается пред Богом, это ясно, потому что праведный верою жив будет. А закон не по вере; но кто исполняет его, тот жив будет им» (Гал.3, 11–12). Таким образом, верою во Христе мы оправдываемся и освобождаемся от рабства духовного.

П. Так закон бесполезен?

К. Не то я говорю; не напрасно же закон провозвещен; он дан в помощь, как написано. В самом деле, по отношению к детоводительству, к познанию греховности и к тому, чтобы мы могли усвоить простейшие начала провещаний Божиих (Евр.5, 12), как же не считать его полезным? Но он бессилен для очищения от греха и для приведения к освящению. И божественный Павел сказал нам: «Но мы знаем, что закон, если что говорит, говорит к состоящим под законом, так что заграждаются всякие уста, и весь мир становится виновен пред Богом, потому что делами закона не оправдается пред Ним никакая плоть; ибо законом познаётся грех» (Рим. 3, 19–20). Итак, закон способен указать грех, но не приводит к похвалам добродетели. И действительно, сказать, например: не любодействуй, не прелюбодействуй, не укради (Исх. 20, 14–15), не преступай клятвы и все подобное этому, — свойственно было закону, как указывающему виды порочности и удаляющему нечистоту, но не вносящему познания добродетели и не сообщающему слушателям яснейшего ведения непорочной жизни. Ибо, по моему мнению, неразумно в числе правил совершеннейшего образа жизни предлагать то, что не должно совершать постыдного. Напротив, я считаю весьма справедливым, что нам разве в том только случае следует получить похвальный отзыв во всех отношениях, если мы, отбросив и прогнав зло и оставивши как бы внизу пребывание в порочности и гнусной нечистоте, взойдем на самую высоту добродетели. Господь наш Иисус Христос говорит: истинно, истинно «говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное» (Мф.5, 20). Ты, конечно, понимаешь, что Спаситель заповедал восприять праведность, которая выше законной; и мудрый Павел, зная, что это дело прекрасное, пишет: «хотя я могу надеяться и на плоть. Если кто другой думает надеяться на плоть, то более я, обрезанный в восьмой день, из рода Израилева, колена Вениаминова, Еврей от Евреев, по учению фарисей, по ревности — гонитель Церкви Божией, по правде законной — непорочный. Но что для меня было преимуществом, то ради Христа я почел тщетою. Да и все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа и найтись в Нем не со своею праведностью, которая от закона, но с тою, которая через веру во Христа, с праведностью от Бога по вере» (Флп.3, 4–9).

П. Понимаю, потому что сказано ясно; однако вот что скажи: если древний закон недостаточен был для усовершения, то почему же не с самого начала провозвещено было нам оправдание чрез веру и освящение посредством ее?

К. Потому, друг, сказал бы я, что естественно быть омываемым грязному, очищаемым оскверненному и просветляемым омраченному. Я думаю, прилично, по слову Спасителя, исцелять расслабленное, и призывать к покаянию не освященных, но обремененных прегрешениями (Мф. 9, 12–13). Не необходимо ли было, чтобы призываемые к прощению были наперед осуждены и чтобы они освобождены были после того, как подверглись опасности по присущей им слабости? Поэтому надлежало, чтобы сначала явился указатель греха закон, как бы некоторый обличитель и строгий обвинитель всеобщей немощи, так, чтобы сделалось для нас понятным величие Божественной благости, явленной чрез Христа. Ибо где или как могла иметь место благодать прощения, если бы ей не предшествовало обвинение? Если, соблюдая краткость речи, нам нужно обратиться и к некоторым древним повествованиям, то я укажу на Авраама, которому Бог даровал обетование благодати чрез веру, и так как он был в числе первых помилованных, то на нем именно Он явил, что прощение, даруемое благостью Божиею, выше закона. Ибо написано, что «Аврам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность» (Быт. 15, 6). Кроме того и Павел свидетельствует, говоря: «Когда вменилась? по обрезании или до обрезания? Не по обрезании, а до обрезания. И знак обрезания он получил, [как] печать праведности через веру, которую [имел] в необрезании» (Рим. 4, 10–11). Он слышал Бога, ясно говорящего, что благословятся о тебе все народы (Быт. 12, 3). Это о «тебе» может значить: по подобию твоему. Так именно понимает это Павел и говорит: «И Писание, провидя, что Бог верою оправдает язычников, предвозвестило Аврааму: в тебе благословятся все народы. Итак верующие благословляются с верным Авраамом» (Гал.3, 8–9). Итак, обрезание есть знамение веры, сущей в необрезании, Авраам оправдан не делами закона, и похвала веры оказывается выше плотского обрезания, потому что он назван был другом Божиим.

П. Естественно теперь мне прийти в недоумение относительно того, отчего произошло это замедление освящения чрез веру? Почему знак как бы на первом месте, а высшее как будто на втором?

К. Да не говорили ли мы сейчас, что это было делом удивительного и неизреченного искусства, что осуждающий закон предшествовал во времени оправдывающей вере? Не во тьме ли светит свет (Ин. 1, 5) и сила не в немощи ли совершается (2 Кор. 12, 9), по Писанию?

П. Хорошо говоришь.