Творящие любовь
Шрифт:
Элизабет-Энн почувствовала укол сожаления и всплеск благодарности. Именно благодарности за то, что родилась в свое время, когда человек мог еще мечтать, трудиться и воплощать свои замыслы, имея только веру и тяжко работая для этого.
Она закрыла докладную, заложив большим пальцем место, где остановилась. Сняла очки, потерла переносицу и засмотрелась в залитое дождем стекло. Видимость стала еще хуже, чем раньше, и барабанная дробь капель по крыше, хотя и приглушенная, не затихала ни на минуту.
Резким жестом Элизабет-Энн
Не раньше, чем опухоль, о которой знают только она и врачи, будет вырезана, извлечена из ее тела.
Врачи заверили, что у нее хорошие шансы, несмотря на возраст.
Но почему тогда ее не оставляла мрачная уверенность в том, что она умирает? Что это лишь начало конца?
7
Воспоминания. Так много воспоминаний.
Время будто остановилось, минуты перестали уходить.
Дороти-Энн почувствовала что-то мягкое и восхитительно холодное у себя на лбу. Открыв глаза, она слабо улыбнулась миссис Рамирес.
— Я боюсь, — прошептала молодая женщина.
— Не надо бояться. — Мексиканка улыбнулась ей мягкой, успокаивающей улыбкой. — Все будет отлично. Все обернется к лучшему. Видите? — Миссис Рамирес перестала вытирать лоб Дороти-Энн, поднесла руку к воротнику блузки и достала маленький сверкающий медальон на тонкой золотой цепочке. — На этом медальоне изображена Богородица. Я его никогда не снимаю. Хосе, один из моих племянников, вместе с женой совершили паломничество в Фатиму [33] и принесли его оттуда. — Она помолчала. — Медальон был освящен. — Вдруг, повинуясь порыву, Фелиция отложила тряпку, подняла руки, расстегнула цепочку и надела ее на шею Дороти-Энн. — Теперь вы будете носить его. Пресвятая Богородица хранит меня. А теперь она будет хранить и вас тоже.
33
Город в Португалии, место паломничества с того времени, как в 1917 году три местных пастуха рассказали, что им здесь шесть раз являлась Богородица.
— Спасибо, — прошептала Дороти-Энн.
Она провожала взглядом миссис Рамирес, пока та полоскала тряпку в тазу. Потом крупная женщина пересекла комнату и остановилась в тени около порога.
— Пойду посмотрю, что там с телефоном. Может быть, его уже починили.
До Дороти-Энн доносился голос миссис Рамирес, но лицо ее вдруг изменилось и перестало быть лицом
Дороти-Энн негромко вздохнула и закрыла глаза.
— Прабабушка, — прошептала она, понимая, что этого не может быть. Ни здесь, ни сегодня, ни вообще больше никогда.
В этот день она видела свою прабабушку живой в последний раз.
Еще три коротких дня, и жизнь, продолжавшаяся большую часть этого века, закончится.
Это был вечер самого большого триумфа Элизабет-Энн Хейл. Империя, основанная на пустом месте, обрела свой венец.
Драгоценным камнем в короне явился «Замок Хейл».
Он стал блестящим свершением Элизабет-Энн, прочным памятником ей, ее семье, ее мечте.
Только теперь, оглядываясь назад, Дороти-Энн поняла, что тот день, когда прабабушка задумала «Замок Хейл», и был началом конца. Ей следовало понять это сразу — самый большой из всех гранд-отелей станет последним делом Элизабет-Энн. Но откуда она могла знать об этом? Прабабушка создавала и расширяла свои владения всю жизнь. В этом заключался смысл ее жизни. Только когда все было кончено и Элизабет-Энн умерла, правнучка поняла правду.
Долгие годы прабабушка втайне от всех сражалась с раком, никому не говоря ни слова. Она отсылала тех, кого любила, в деловые поездки или в путешествие или исчезала сама, как предполагалось, для отдыха, но на самом деле отправлялась в больницу на операцию или лечение. Все это миссис Хейл проделывала спокойно, за спиной у всех. И пока рак все глубже и глубже вгрызался в тело, а ее время подходило к концу, Элизабет-Энн начала строить самый большой отель из всех построенных ею и сражалась за жизнь до того дня, пока все не было завершено.
Случившееся только доказало Дороти-Энн, насколько мало знала она эту замечательную женщину, с которой была так близка всю свою жизнь.
Все эти годы, проведенные вместе. И даже в конце Элизабет-Энн не доверила так тщательно хранимую тайну.
«Ох, ну как же я могла быть такой слепой»?
Трое суток бессонными днями и ночами мучила себя Дороти-Энн этим вопросом.
«И даже в тот последний вечер я не поняла, что она вот-вот умрет».
Но как она могла догадаться? Даже в тот последний в жизни Элизабет-Энн вечер, в течение церемонии открытия новейшей звезды в ожерелье ее отелей, старая женщина собрала все остающиеся силы, и создалось полное впечатление, что все в порядке и с миром и с ней самой.
Открытие отеля оказалось чем-то большим, чем просто церемония. Оно стало прощанием Элизабет-Энн со всем, что ей было дорого, со всеми, кого она любила.
Но об этом никто и не догадывался, пока все не было кончено.
<