Творящие любовь
Шрифт:
— За что же это? — удивилась Робин.
— За то, что вы мне рассказали.
— О! Да это все ерунда. Если мы становимся друзьями, то нам не следует очень многое скрывать друг от друга. Разве не так? Я имею в виду, что немного тайн — это даже пикантно, но слишком много… — Робин покачала головой, поднялась с кресла и протянула руку Элизабет-Энн: — Пойдемте поедим.
— Я не могу — взмолилась та. — Я должна уйти…
— Ерунда. И слышать об этом не желаю. Вы остаетесь.
— Разве вы не понимаете? Я не могу смотреть ему в глаза. Только не сейчас.
— Почему?
Элизабет-Энн молчала. Как ей объяснить, что ее унижение бледнеет в сравнении с тем, что она только что узнала? То, что Лэрри Хокстеттер был мужем Лолы Бори — той самой Лолы, в чьем самоубийстве она не могла хоть частично, но не винить себя, — все изменило. Теперь она знала, что не сможет взглянуть ему в глаза никогда до конца своих дней. Он явно радовался возможности посадить ее в лужу. Как же он должен ее ненавидеть!
Робин неправильно истолковала ее молчание.
— Не сердитесь на него за его шутки, — посоветовала она. — Я ведь уже сказала вам, что он со всеми так обходится. Он не нарочно выбрал вас. Кроме того, рано или поздно Лэрри подойдет и извинится. А вы не упустите такого случая. — И продолжила: — Я не собиралась вам этого говорить, но Лэрри послал меня за вами, потому что ему не хочется, чтобы вы ушли.
— Не могу этому поверить, — с горечью сказала Элизабет-Энн. — Ему просто захотелось еще меня помучить. Я этого не выдержу.
— Все не так, дурочка вы этакая, — ответила Робин со смехом. — Вы его покорили. А теперь идемте. — Она подняла Элизабет-Энн с кресла и улыбнулась: — Никому не повредит немного перекусить. И поговорить немножко. Вы это скоро увидите. Ни Лэрри Хокстеттер, ни Робин Морган не считают «нет» ответом.
Элизабет-Энн посмотрела ей в глаза:
— А вы не могли бы принять мое «нет»?
— Боюсь, что не могу. — Робин подтолкнула ее к двери. — Да, и еще одно.
Элизабет-Энн озабоченно подняла брови.
— Если мы собираемся подружиться, а я уверена, что так и будет, почему бы вам не начать доверять мне?
Элизабет-Энн коротко кивнула.
Если бы ей сейчас сказали, она бы не поверила, но именно так началась их дружба на всю жизнь.
Гости уже сидели за столом, когда вошли Элизабет-Энн и Робин. Элизабет-Энн не слишком уверенно смотрела по сторонам. Она была еще в большем замешательстве, чем раньше. Обед задерживался явно из-за их отсутствия.
Робин обернулась к ней и ободряюще улыбнулась.
— Соберитесь с духом, — весело прошептала она. — Мы должны быть важными. Если бы опаздывал кто-то другой, они бы уже начали. И, Бога ради, помедленнее. Это наш большой выход.
Она задержала Элизабет-Энн, заставляя ее идти медленнее, одновременно озаряя гостей своей царственной улыбкой, в которой не было и тени извинения.
Когда они подошли к столу, Элизабет-Энн заметила только два свободных места — слева и справа от хозяина дома. Да, ей не удастся легко отделаться, в панике подумала она. Лоуренс Хокстеттер постарался сделать так, чтобы она оказалась у него под рукой, живая мишень для града его шуток.
Ей
Элизабет-Энн не сумела скрыть своего удивления при виде Лестера Лоттомэна и Марисоль, занимающих наименее почетные места почти в самом конце стола. Лестер явно не верил своим глазам, а на лице Марисоль, куда более выразительном, читалась чистой воды зависть.
— Сударыни, — сказал Лэрри Хокстеттер достаточно громко, так, чтобы все сидящие за столом его услышали, — я надеюсь, что мы не заставили вас спешить?
— Не волнуйся, дорогой Лэрри, — заверила его Робин. Она нагнулась, поцеловала его в щеку и села справа от него. — Я знаю, я ужасно тщеславна. Да и Элизабет-Энн такая же. — Она оглядела стол. — Зато наши носы не блестят.
— Действительно, не блестят, — ответил он. — Но наши чуют запах еды. Но я и представить себе не мог, что ты так беспокоишься о косметике, Робин. Лилии не требуется позолота.
— Что касается меня, то мне ее всегда не хватает, — ответила она, и оба вежливо рассмеялись.
Элизабет-Энн вдруг почувствовала, что ее напряжение спало. Никто и не вспомнил о ее поспешном уходе из гостиной. Речь шла только об их опоздании к обеду.
То, что последовало за этим, оказалось самым длинным обедом в жизни Элизабет-Энн, правда, при этом самым элегантным и чарующим. Лэрри Хокстеттер оказался на высоте — заботливый хозяин, прекрасный рассказчик, полный очарования и юмора. Робин прекрасно парировала его остроты, и они отлично друг друга дополняли.
Но Элизабет-Энн все больше и больше жалела свою новую подругу. Робин любила Лэрри, это бросалось в глаза, правда, как и то, что он не испытывал ответного чувства. Во всяком случае, с его стороны речь могла идти всего лишь о симпатии. И все-таки они казались лучшими друзьями, и оба старались втянуть Элизабет-Энн в разговор. Вскоре она уже не жалела, что осталась, и быстро изменила мнение о красивом хозяине дома.
— Лэрри вывозит своих поваров из Парижа, — сообщила Робин, как только подали первое блюдо — омаров в сливочном соусе, украшенных трюфелями, в фарфоровых чашках. — В этой стране им никто и в подметки не годится. Только надо дождаться десерта.