Творящие любовь
Шрифт:
Лэрри постарался согнать улыбку с лица.
— Нет, совершенно ничего, — с трудом выдавил он.
— И нечего стоять здесь как идиоту, входите.
— Благодарю вас, мадам, — снимая шляпу и склоняясь в поклоне, сказал он. — Ничто не может сравниться с приветливым приемом, особенно когда его оказывает красивая женщина.
Людмила угрожающе замахнулась на него ложкой:
— Вам бы, молодой человек, лучше попридержать язык. — Она сурово на него взглянула. — Долго же вы собирались зайти с визитом.
— Я звонил, наверное, сотню раз. Но никто
Вдруг он нахмурился, принюхался и сморщил нос:
— Господи! Чем это так ужасно пахнет?
Людмила выпрямилась во весь рост.
— Это, monsieur [4] , запах еды, которую я готовлю, — ядовито парировала она. — Не нравится, можете не есть.
— Простите мне мою ошибку. Виноват. Конечно же, неприятный запах идет снизу, а я подумал, что отсюда. А этот запах, — Лэрри сделал вид, что принюхивается, — совершенно восхитителен. Честное слово. — И Хокстеттер улыбнулся Людмиле.
4
Сударь (франц.).
Ее лицо смягчилось.
— Почему вы так долго? — заговорщически прошептала она. — Я звонила вам почти пять часов назад.
— Я думал, заседание никогда не кончится. Мне удалось вырваться из банка всего пятнадцать минут назад.
— Я надеюсь, что вам удастся что-нибудь сделать. Никто не говорит, что случилось, но вся семья ведет себя так, словно конец света уже наступил.
Лэрри повесил на вешалку пальто и шляпу и достал из нагрудного кармана толстый пакет. Помахав им в воздухе, он сказал:
— Это обязательно поднимет ее на ноги. Вот увидите.
Людмила с сомнением посмотрела на него:
— Надеюсь. Она все еще лежит там и молчит.
Людмила проводила Лэрри в гостиную. Когда он увидел Элизабет-Энн, у него мороз прошел по коже. Но Людмила ободряюще улыбнулась и жестом предложила ему подойти поближе. Она заметила, как быстро изменилось выражение его лица. Веселое, хорошее настроение сменилось глубокой озабоченностью.
— Элизабет-Энн, — позвал он полным заботы голосом, подойдя к кушетке. — Дорогая, что случилось?
Она взглянула на него. «Нет, она смотрит не на меня, — с болью подумал он, — а сквозь меня».
— Что происходит, любовь моя? — негромко спросил Лэрри, коснувшись рукой ее щеки. — Что с тобой, ты больна?
Ее губы слабо шевельнулись, и ему пришлось нагнуться еще ниже, чтобы разобрать ее слова.
— Ты все-таки жив, ты не умер, — прошептали потрескавшиеся запекшиеся губы, и она успокоенно закрыла глаза.
Лэрри дотронулся пальцами до ее сухого рта.
— Господи, да ты же совсем обезвожена. — Он обернулся и крикнул: — Кто-нибудь, принесите воды и положите побольше сахара.
— Я не хочу пить, — еле прошептала Элизабет-Энн.
— Нет,
— Оставь меня в покое, — взмолилась она. — Никто не хочет оставить меня в покое.
— Сначала ты выпьешь, а потом я оставлю тебя в покое, договорились?
Элизабет-Энн слабо кивнула. Шарлотт-Энн принесла чашку воды. Лэрри взял ее, приподнял голову Элизабет-Энн, помог ей сесть и поднес чашку к губам:
— Пей.
Она подчинилась, словно ребенок, тяжело больной ребенок, потерявший последние силы. После того как чашка опустела, Лэрри осторожно помог ей опуститься на подушку. Он встал и жестом приказал девочкам выйти за ним на кухню.
— Что-то произошло, — сердито прошептал он. — Я еще никогда никого не видел в таком…
Его взгляд упал на темную булькающую овсянку.
— Вы собираетесь есть это? — недоверчиво спросил он.
— А для чего, по-вашему, это готовится? — спросила Людмила с порога.
— Все оставайтесь здесь. Я хочу поговорить с вами, но сначала мне нужно позвонить.
Он вернулся в гостиную и назвал телефонистке номер своего городского дома.
Бевин, невозмутимый дворецкий, снял трубку после второго звонка. Лэрри приказал ему соединить его с кухней. Через секунду ответил шеф-повар.
— Марсель? Это мистер Хокстеттер. Сколько времени вам нужно, чтобы приготовить праздничный обед? Час? Нет, я не могу вам дать столько времени. У вас двадцать минут. Все должно быть горячим и питательным. И побольше фруктов и овощей. Не забудьте что-нибудь сладкое. Уложите все в корзины для пикника. Я пришлю за ними Макса с машиной. И пусть кто-нибудь приедет сюда вместе с ним.
Скрестив руки на груди, Людмила с уважением наблюдала за ним из кухни своими серыми глазами. «Ах, — мечтательно подумала она, — совсем как в былые дни в России. Федор поступил бы точно так же, упокой Господи его душу».
Лэрри спустился вниз отдать распоряжения шоферу, потом снова поднялся в квартиру и вошел в кухню, где его ждали Людмила и девочки.
— Ну? — спросил он. — Кто-нибудь скажет мне, что довело вашу мать до такого состояния?
Девочки избегали его взгляда.
— Я жду.
Ребекка судорожно глотнула.
— Мы… мы не можем вам сказать, — проговорила она дрожащим голосом и зарыдала. — Это слишком ужасно! Слишком ужасно! — Девочка бросилась к Людмиле, и та обняла ее.
Лэрри вздохнул.
— Как хотите. Только помните, если вам захочется с кем-нибудь поговорить, я к вашим услугам в любое время. Хорошо?
Регина и Шарлотт-Энн молча кивнули.
Он пошел обратно в гостиную и присел на краешек кушетки.
— Элизабет-Энн!
— Ты обещал оставить меня в покое, — чуть слышно произнесла она.
— Ты должна кое-что подписать.
Элизабет-Энн кивнула:
— Хорошо.
Он достал бумаги из конверта, развернул их и протянул ей ручку.
Элизабет-Энн не протестовала и даже не спросила, что это за документы. Она наклонно поставила подпись и вернула ручку.