Твой демон зла. Поединок
Шрифт:
Комолякинцы охватывали Хосы широким полукругом, искусно прячась за сугробами и стволами громадных елей, а вперед лезли и лезли, не взирая на стрельбу, громадные, рыжие псы, оскаливающие длинные желтые клыки. Хосы кидал светошумовые гранаты, стараясь отпугнуть, сбить с толку волкодавов, но они не обращали на его гранаты никакого внимания – вспышка, рев, визг, и вновь по снегу мчаться рыжие тени, прижав уши и оскалив зубы.
И тогда пришлось делать то, чего делать не хотелось ни под каким видом – убивать собак. Руслан Кимович через всю жизнь пронес в своей душе любовь к Хуге – огромному тянь-шанскому волкодаву,
А сейчас очень похожие на Хугу собаки перли через снег прямо на него, и Хосы ничего не оставалось, как в упор убивать преданных своим хозяевам, свирепых зверей, которые не знали, что значит трусость…
У Хосы было две боевые гранаты, припасенные на «черный час», с помощью этих гранат, модернизированного варианта «лимонки», он мог бы уменьшить за раз количество противников вдвое, но кидать гранаты в лесу, где деревья растут так часто, что человеку и встать-то не где из-за ветвей – полное безумие. Правда, один способ все есть – надо встать, и изо всех сил метнуть гранату так, чтобы она перелетела деревья и упала на противника сверху. Этому способу гранатометания Руслана Кимовича научил веселый лейтенант-пограничник, еще в семьдесят девятом, когда их только-только ввели в ту Богом забытую страну исполнять свой интернациональный долг. Но, во-первых, в афганской «зеленке» бросить гранату выше их скрюченных саксаулообразных деревьев мог и ребенок, а тут вокруг стояли десятиметровые ели, а во-вторых, для того, чтобы так кинуть гранату, надо было встать, а вставать-то как раз и нельзя – тут же получишь пулю.
Он попробовал контратаковать – его отчаянный бросок на встречу группке из трех автоматчиков едва не закончился плачевно для него самого, боевики упали в снег на долю секунды раньше, чем он выстрелил в переднего, и тут уж Хосы пришлось нырять в сугробы, словно куропатке – стрелять его противники умели и делали это очень часто, не жалея патронов.
Был еще один, самый крайний способ выпутаться из этой передряги, но Хосы тянул время, ожидая, когда над лесом взмоет выпущенная Воронцовым ракета. А ее все не было…
Стрельба стихла как-то разом, одновременно. Руслан Кимович, ожидая каких угодно подвохов, осторожно выглянул из-за ствола могучей ели – тишина! Кое-где были заметны шевеления, и опытный глаз Хосы сразу определил – отползают. Что-то случилось, но что?
Руслан Кимович попробовал сделать пару вылазок – ему не дали, пресекая любые попытки двинуться в сторону Комоляк. Боевики окопались в снегу, темноту пронзали ярко-красные линии лучей лазерных прицелов, высвечивающих то дрожащие хвойные ветки, то колонны-стволы, то вихри снежинок, образовавшиеся на месте упавшего сверху снега.
Хосы отполз назад, переменил обойму, и затаился, выжидая. Как там Воронцов? Не связано ли это неожиданное затишье с тем, что его взяли? Или, наоборот, он оттянул на себя часть сил комолякинцев, и Хосы теперь стараются не пустить на помощь напарнику? Но тогда почему так тихо?
Руслан Кимович осторожно двинулся по сугробам, ползя вдоль притихших автоматчиков, держась от них метрах в пятнадцати, и стараясь, чтобы его не заметили раньше времени. Постепенно он продвинулся
Тут можно было встать, и бегом бежать к базе – в любом случае Воронцова надо выдергивать оттуда, слишком много времени прошло, пора было уходить…
Автоматная очередь прозвучала, словно гром среди ясного неба – противник Хосы оказался даже большим профи, чем ожидал Руслан Кимович, который посчитал, что он уже в безопасности, и бездарно напоролся на выдвинутый в сторону «секрет», который частыми очередями прижал Хосы к земле, и держал теперь под прицелом. Пришлось отступать назад…
Я забрался под вертолетный брезент, натянутый на легкий каркас из пластиковых трубок, кривясь от боли, отдышался и выкатив из кармана маленький, похожий на карандаш фонарик, включил его и зажал в зубах. Тонкий луч метнулся по серой, стальной обшивке вертолета, и я невольно присвистнул, чуть не выронив фонарик изо рта…
А удивляться было чему. Передо мной стоял на специальном стальном щите изящный, вытянутый, словно акула, вертолет со сложенным винтом, стремительный, красивый, если это слово можно было применить к винтокрылой машине. Я, приволакивая ногу – боль в боку почему-то рикошетом ударяла в бедро, видимо, собачьи клыки задели какой-то важный нерв, обошел вокруг вертолета, пытаясь увидеть, где у этого чуда топливный бак.
Ничего похожего я не нашел, поэтому решил распотрошить вертолет со всех сторон. Но сдвижные двери пилотской кабины были закрыты, и сколько я не пытался, так и не смог найти на гладкой поверхности хоть какой-нибудь намек на замок или хотя бы ручку.
Вообще, вертолет казался выточенным или отлитым из единого куска металла образованием, и я все яснее начал понимать, что вот так, обычными, варварскими, так сказать, методами мне с ним ничего сделать не удастся. Надо было спешить – до того, как стимулятор закончит действовать, хорошо бы было выбраться за забор, а потом придется ползти, как Маресьеву, теряя сознания от боли, но это уже будет потом…
О Кате я старался вообще не думать, но какая-то часть моего мозга настойчиво подсовывала воспоминание о карте. На ней в радиусе шестидесяти с лишнем километров не было никакого жилья…
Отчаявшись что-либо сделать с вертолетом, я разозлился, отошел на несколько шагов и – а, будь что будет! – пару раз выстрелил в лобовое стекло кабины. Пули, срикошетив, пробили в брезенте дырки и ушли в белый, вернее, в черный, по ночному времени, свет. На тонированном стекле осталось лишь еле заметные царапины!
«Эта хреновина наверняка еще и не горит!», – подумал я и вспомнил поговорку одного из своих институтских друзей: «Что нельзя сломать, то можно починить!» К данной ситуации эта, в общем-то достаточно глубокомысленная фраза не имела никакого отношения, но что-то в ней подтолкнула меня к тому, что бы бросить пустые разглядывания вертолета, а заняться непосредственно его винтом, сложенные лопасти которого кокетливо свисали чуть на бочок.
Единственная часть механизма вертолета, не защищенная внешней, пуленепробиваемой, как оказалось, обшивкой, была именно тут – я увидел, что основания лопастей нанизаны на общий вал, и весь этот узел оплетен трубками, шлангами, и прочей авиационно-гидравлической ерундой.