Твой день и час
Шрифт:
— Ладно, Бог с вами со всеми…
Письмо и куклу он отдал дома Лильке. Она пригорюнилась, даже слезу пустила: «Ведь это надо же, Миша, какое чувство… Нет, ты даже и не думай сейчас ее обидеть — как это можно, если женщина в таком положении. Она не пропащая, если способна на такой высокий порыв…»
И вот теперь Князева бомбит его любовными письмами. Лилька складывает их в одно место, порою перечитывает и плачет. «Какая любовь, какое чувство!» — бормочет она. Смех и грех. И весь райотдел уже знает
5
Носов сидел за столом, подшивал волощаковское дело, готовясь ехать на арест, когда забежала Анна Степановна:
— Миша, ты не уходи, мы ведь скоро начнем!
— Как, чего вы начнете?
— Господи, ну, конечно, он все позабыл! — горестно воскликнула Демченко. — Вот такие вы, мужчины!
А, черт! Сегодня же седьмое марта. Завтра женский день. Отдельские дамы затеяли встречу, легкую выпивку и желают его присутствия.
— Я — никак, Анна Степановна. Сейчас у меня арест, а к полседьмому надо в тюрьму, закрывать давлетшинское дело. Сегодня по нему срок выходит.
— Что ж ты раньше-то думал?
— Да я всю неделю с адвокатом созванивался, а он — не могу да не могу. Только вот сегодня нашел наконец время.
— Кто такой?
— Гохберг.
— Что-то непонятно мне. За целую неделю не мог время выбрать. Ты с ним держи ухо востро! Это старая лиса…
— А, как-нибудь…
С угрюмым Волощаком и с сопровождающим сержантом Арбузовым Носов поднялся на четвертый этаж — прокуратура занимала верхнюю часть подъезда. Заглянул в дверь:
— Можно?
— Заходите, товарищ Носов, — отозвалась она. — У вас ведь арест, да? Давайте сюда дело, постановление, я ознакомлюсь.
И через некоторое время выдала:
— А вы уверены, что его надо заключать под стражу?
Носов сначала даже не нашелся, что ответить:
— Так эть… так эть это… — забормотал он. — Вы что? Он трижды судим! Ударил ножом! Все доказано. Чистая сто восьмая, а это — тяжкое преступление!
— Не надо меня учить. Пока нет заключения экспертизы, я не могу принять решения на арест.
У Михаила кровь ударила в мозг, в глаза, в щеки.
— По вашей логике, нельзя арестовывать и убийц, пока нет экспертизы трупа! Но в данном случае экспертизу можно провести лишь тогда, когда потерпевшая выйдет из больницы. А этот… он же ее ножом ударил, понимаете, он общественно опасен, его надо изолировать!
— Прекратите свою демагогию! — отчеканила прокурорша. — И пригласите этого… гражданина.
Носов крикнул в дверь Волощаку:
— Заходи!
— Ну, гражданин… и что же вы со своей подружкой не поделили? Поссорились, что ли?
— Аха… пошумели маненько… — глазки Волощака метались по сторонам: он пытался уловить ситуацию и выбрать линию поведения. — Пошумели… маненько… аха…
— И часто
— Не-ет… зачем! Этот раз вот только… шутя-любя…
— Ну, а ножом-то зачем махаться?
— Ножом? Это, как сказать… — Волощак начал, видно, что-то усекать. — Да какой это нож… я и не думал вовсе, что нож… стукнул, что в руке было…
— Вот видите, — это уже следователю, — он говорит, что не имел умысла. И вы не доказали конкретно, что имел.
— Что еще нужно доказывать, если один человек посреди разговора бьет другого ножом?
— Вы, мне кажется, задаете детские вопросы. Сколько работаете на следствии?
— Почти три года.
— Пора уже кое-что усвоить, квалификация у вас довольно низкая. Вот, я пишу на постановлении: «Считаю, что доказательств вины подозреваемого собрано следователем недостаточно, чтобы решить вопрос об аресте. Нет данных о тяжести телесных повреждений, не проведена очная ставка. Надо восполнить неполноту расследования, уточнить квалификацию». Вы все поняли, товарищ Носов?
Он молча взял со стола постановление и дело, вышел из кабинета. В приемной стоял некоторое время, как истукан.
— Что, не заштамповала? — спросила его пожилая секретарша Ерофеевна, сопровождавшая Ваню по всем местам работы уже двадцать лет.
Носов помотал головой.
— Наверно, вы ее с праздником не поздравили?
— Возможно… на арестах… как-то не думаешь о праздниках…
— А она знаете какая злопамятная! Да она и не арестовывает по праздникам или когда у нее день рождения. Считает, что делает тем подарок себе и обществу.
— Гы-гы-ы!.. — разевал Волощак свой большой гнилозубый рот. — Ты начальничек… ключик-чайничек… хы-гы-ы!..
Надо же, какая вышла пакость! Да Таскаев даже разговаривать не стал бы с этим хмырем, только узнал бы про нож — все, ступай, ты арестован и будешь сидеть! Ярость, испытанное унижение вновь затопили мозг, и Носову захотелось рвануться назад и бить, бить в кровь сытую размалеванную морду…
— Что с тобой? — спросил начальник отделения, когда Носов вернулся в отдел. — Случилось что-то?
Странное дело, после недавней размолвки он не изменил своего отношения к Носову, — по крайней мере внешне, — и был ровен, довольно даже доброжелателен. Дело Мошонкиной лежало теперь в суде, ждало своего часа, и бормотовская судьба зависела от результатов его рассмотрения.
Михаил бросил на его стол папку. Петр Сергеич полистал, нашел постановление на арест, склонился над ним.
— Да… — промычал он. — Ахинея какая… Вот раздолбайка хренова! Какая очная ставка, если у них нет противоречий в показаниях? Крупного волчину отпускаем… Что ж, гони его на подписку, никуда не денешься.