Твой последний шазам
Шрифт:
— Зашибись, — проворчал Макс, который всё это время лежал, развернувшись в нашу сторону и, подперев голову, не переставал пялился на Зою.
Я даже хотел ему сказать об этом, но не знал, как сделать это при ней.
— Идём к Ване, — сказал я.
— Ты иди, а мне зачем?
— Пусть она здесь спит.
— Ну, пусть спит. Я против что ли?
— Нет, Макс, идём вместе.
— Что за глупость? Это моя кровать и я в ней сплю.
— Трифонов тебя убьет, если узнает, что ты спал с Зоей в одной комнате.
— Не в кровати же, —
— Всё, вставай. Пожалуйста, — ткнул в темноту наугад.
— А вдруг она проснется от грома и испугается одна в темноте, в незнакомом месте?
Об этом я не подумал.
— Тогда я тоже останусь.
— Дело твоё, — Макс отвернулся к стенке.
Пока я бегал в соседний домик за подушкой, промок до нитки и, устроившись на полу, впервые за эти дни почувствовал, что замерз.
Мысли то и дело перескакивали с Зои на исчезновение Трифонова, потом на утренний поцелуй, на ссору с Дятлом, на полицию, фермеров, потом снова на Зою, и так по кругу, до тех пор, пока я не понял, что всё стихло. Гроза прошла, и в бледном рассеянном утреннем свете я могу различить свесившуюся с кровати Зоину руку.
И как я мог полюбить Сашу? Когда кроме Зои невозможно никого любить. Макс это тоже понял. И всё же в Саше тоже было что-то цепляющее. Особенно то, что нравился ей я. Именно я. Не Артем, не Макс, и не Трифонов, а я. Она даже сказала «влюбилась». И это казалось мне очень важным. То, что она выбрала меня, хоть я и вёл себя с ней, как полный засранец.
Не знаю, заснул ли я в конечном счёте или нет, но почувствовав лёгкий удар по ноге, тут же открыл глаза.
Комнату заливало солнце. Яркий жёлтый луч лежал прямо на мне, а сверху кто-то стоял так, что из-за падающего на лицо и слепящего солнца, я никак не мог разобрать кто это.
— Чего это у вас за табор?
Резкий и хриплый голос заставил немедленно вскочить на ноги.
— Тиф!
Он был идеально выбрит, в новой, глаженой футболке и выглядел таким чистеньким, какими мы уже давно не видели друг друга. И, хотя я его ждал, к такому внезапному появлению подготовиться не успел.
— Что она здесь делает?
— К тебе приехала, — прошептал я, чтобы не разбудить остальных.
— Давай на выход, — он мотнул головой и исчез за дверью.
Сделав глубокий вдох и на всякий случай перекрестившись, я выбежал за ним.
Всё кругом было сырое и промокшее. Кое-где с деревьев ещё капало, в ямках на земле и на дороге скопились лужи, но в тёплых лучах припекающего солнца вода очень быстро испарялась и тёплыми волнами поднималась в воздух.
Откуда-то негромко доносился какой-то странный гудящий, монотонный звук, такой, как звучит тишина в городе, но дышалось легко и отчего-то радостно.
И так эта радость вдруг переполнила меня, что я ничего не мог с собой поделать.
Стоял щурился и улыбался, как полный дурак, глядя, как Тифон ощупывает лавки и столик.
— Жратва есть? — он всё равно сел на мокрое.
— Только печенье
— Тащи, потом на рынок сходим.
— Ты, где был?
— Тебе-то что?
— Скучал.
— А чего тогда не подходишь обниматься? — он глухо усмехнулся.
— Ты меня теперь ненавидишь?
— Что? — небрежно скривился. — Ненавижу? Тебя? Это вряд ли.
— Зоя не обижается. Мы ей всё объяснили.
— Да мне плевать. Пусть, что хочет, то и думает. Потому что, если она поверила, то это ещё хуже твоего поступка. Короче, всё это чушь: и фотки твои, и друзья её, и Диснейлэнд, и прочие запары. Всё чушь. Никто никому ничего не должен. Я её люблю и буду любить, пока не разлюблю. Ровно столько, сколько буду сам это чувствовать. Со мной она или нет. И изменить этого не может никто. Ни её друзья, ни ты, ни она, ни я сам.
Никто не знает, как долго это продлится и по каким причинам может закончится, но, если она разлюбит и выберет кого-то ещё, то и я с этим ничего не смогу поделать. А
если вдруг я разлюблю, то разлюблю и всё.
Но я клянусь, никогда в жизни не буду изображать, что люблю кого-то, если не люблю. Слышишь? Вот сейчас здесь при тебе клянусь, что никогда в жизни так не поступлю.
Он закурил.
Я спустился с крыльца.
— Эй, ты чего? Что случилось?
Он задумчиво вперился в меня усталым взглядом.
— И почему только люди такие дебилы? Все-все. И ты, Горелов, и я… И все на свете?
— Не знаю. Может, потому что люди?
— И что? Что с людьми не так? Почему, не любить никого — плохо, а любить ещё хуже? Кому эта любовь вообще нафиг сдалась?
— Да, любит она тебя. Это точно, — попытался успокоить я. — Вчера знаешь, как переживала?
— Да я не про Зойку.
— А про кого?
— Да…., — отмахнулся он. — Содом, блин, и Гоморра.
— Что случилось-то? — я сел с ним рядом на столик.
— Много чего.
— Расскажи.
— Не могу. Язык не поворачивается.
— Ладно.
Какое-то время мы просто сидели, тупо глядя в стену дома, потом он всё-таки сказал:
— В общем, я тут узнал, наконец, кто мой долбанный настоящий папаша, — сделал паузу. — Полный крантец. Никогда не думал, что меня так колбаснет. И вроде должен быть рад, да? А нифига. Теперь я ненавижу его ещё сильнее, чем раньше. Вот, кого я ненавижу! А ты говоришь — фотки.
Я был в курсе, о ком речь, но виду не подал, однако Тифон, словно услышал мои мысли.
— Оказывается, про это все знали, только я один — козёл ничего не знал. Зарулил по приезду домой, душ принять, а там, театральное представление в трёх частях без антракта. Яровы в полном составе. У меня дома, прикинь! Мать, блин, на ужин их пригласила, я говорю: «Пошли вон», а она мне: «Ну, как же? Мы тут все одна семья». И понеслось… Ну, ты понял, да? Насчет Ярова старшего. Долгая история, но это короче он.
— Я понял.
— Раньше я хоть вломить ему мог, а сейчас и тронуть не имею права. А ведь он и