Твой смертный грех

Абдуллаев Чингиз Акифович

– Я была почти уверена, что вы опять в автомобильной пробке, – произнесла она, глядя ему прямо в глаза. Они действительно ей нравились.

– Ты – красивая женщина. Полагаю, нам лучше подняться в номер, чтобы не привлекать к себе внимания посторонних.

Ирина хотела возмутиться, отказаться, оскорбиться, но вместо этого покорно пошла следом за ним. Вместе они вошли в кабину лифта. Рядом оказалась какая-то пожилая пара, разговаривавшая по-английски.

– Вы приехали из Канады? – неожиданно спросил по-английски Туманов.

– Да, –

удивился мужчина, – а как вы узнали?

– Вы, очевидно, из Квебека, – объяснил Туманов, – в вашем разговоре иногда проскальзывают французские слова.

– А вы говорите по-французски? – удивилась гостья.

– Немного говорю, – уже по-французски ответил Туманов, – я люблю этот язык больше английского.

Супруги переглянулись и улыбнулись.

– Наши дочери тоже считают, что французский язык гораздо красивее, – сказала женщина.

Кабина лифта остановилась, и супруги вышли в коридор, вежливо попрощавшись. Но вместо них вошли двое молодых мужчин и встали спиной к Туманову и Ирине. Наконец кабина лифта доехала до четвертого этажа, и они вышли в коридор.

«Что я делаю?» – все еще пыталась сопротивляться своему чувству Ирина, а вслух спросила:

– Вы говорите и по-английски, и по-французски?

– Пришлось научиться, – улыбнулся Туманов.

Они прошли к номеру, он открыл дверь, пропуская Ирину. Она остановилась посередине комнаты и убежденно произнесла:

– Это неправильно, так нельзя.

Туманов шагнул к ней. Нет, он ничего не сделал, даже не дотронулся до нее. Просто встал близко, очень близко, почти касаясь ее телом, и посмотрел ей в глаза.

– Это неправильно, – снова прошептала она, чувствуя его дыхание на своей щеке и его ищущие губы.

«Что я делаю?» – снова подумала она, а потом все мысли улетучились…

Поцелуй был долгим. Оторвавшись наконец от нее, он поднял Ирину на руки и понес на кровать. Оставалось только поражаться, как быстро и ловко он ее раздел, словно занимался этим всю свою сознательную жизнь, и разделся сам. У него на плече был неприятный шрам, при взгляде на который она вспомнила слова мужа и вздрогнула. Еще один непонятный шрам был на бедре.

– Что это? – спросила она, дотрагиваясь до раны пальцем.

– Воспоминания о моей прежней жизни, – улыбнулся он, наклоняясь к ней.

Через мгновение Ирина почувствовала его поцелуи на своем теле, груди, животе, ниже, ниже… Она задыхалась от волнения и, закрыв глаза и уже не сдерживаясь, простонала. В этот день женщина впервые в жизни почувствовала не только удовлетворение. Она неожиданно поняла, что можно получать удовольствие от самого процесса, от общения с мужчиной, который ей так понравился, от этого безумного взрыва эмоций и страсти. И в какой-то момент, уже не пытаясь сдерживаться, даже закричала от волнения, чувствуя, как эмоции переполняют ее.

Глава 6

Мы прилетели в Москву вчетвером. Тухват сидел в первом ряду, а

мы втроем разместились в четвертом. Это я, Леонид Димаров и Самвел Хандамурян. Потом я узнал, что у двоих помощников Тухвата, летевших вместе со мной, были свои клички, так как оба уже имели по несколько судимостей. Но я был молодой, глупый и неопытный. Мне казалось таким замечательным, что я лечу в Москву, о которой всегда мечтал, что у меня в кармане есть деньги – целое состояние, семьсот долларов. Сто я успел потратить, а еще семьсот оставил матери и брату.

В полете стюардессы предложили нам лимонад и воду. Я выбрал лимонад, Самвел отказался от напитков. Он сидел у иллюминатора и, прислонившись к нему, спал. А сидевший с краю Димаров выпил две чашки воды. Я видел, как он волновался, но не придал этому значения. «Может, боится летать самолетом», – подумал я. Зачем вообще переживать за душевное состояние Димарова. Гораздо интереснее думать о том, что начинается новая жизнь.

– О чем задумался, Ринат? – неожиданно спросил меня Димаров.

Я пожал плечами. Чего он лезет в душу? Я же не спрашиваю его, почему он так волнуется.

– Первый раз летишь в Москву? – не унимался он.

– Да, – кивнул я, – никогда там не был.

– Тогда понравится, – ухмыльнулся Леонид. У него был неприятный оскал, криво выросшие зубы и глаза разного цвета. Я даже сначала не верил, когда смотрел на него, но глаза у него действительно были разные – один светлый, другой темный.

Мы приземлялись в пятом часу вечера. В иллюминаторе ничего нельзя было разглядеть, вокруг была только легкая дымка тумана. И еще половину иллюминатора заслонял Самвел, продолжавший спать.

Мы вышли из самолета и направились к терминалу, чтобы получить свои вещи. Нас должны были встречать два автомобиля с людьми Тухвата, которым звонил Леонид Димаров. Но сначала следовало получить свои чемоданы. У меня вещей почти никаких не было, только одна сумка. А вот у Тухвата было сразу четыре чемодана. Да еще по чемодану у Димарова и Хандамуряна. Нас окружили наглые носильщики, которые готовы были катать свои тележки за сто рублей. Когда я услышал цену, то чуть не упал. Сразу хотел набить морду одному из них. Но Димаров меня остановил.

– Здесь цены такие, деревня, – насмешливо пояснил он, – не дергайся. Все равно за все платит Тухват.

Я снова обратил внимание, как нервничает Димаров. Непонятно, почему он все время кашляет, смотрит по сторонам, потеет, оглядывается. Если бы я был постарше или поопытнее, я бы, конечно, все понял. Но мне исполнился лишь двадцать один, и я был наивным провинциальным дурачком.

Мы забрали чемоданы, и два носильщика потащили их к машинам. Автомобили находились на стоянке – черный «Мерседес» и микроавтобус «РАФ». Чемоданы погрузили в микроавтобус, и нам с Самвелом приказали сесть туда, а Тухват и Димаров пошли к «Мерседесу». Я еще услышал, как Тухват недовольно спросил: