Твоя Антарктида
Шрифт:
– Досталось? – спросил Андрей.
Федор ничего не ответил.
– Ничего, Федя, пройдет, – утешал Юрка.
– Легче надо было, – басом сказал Гришаков.
Зимин достал из стеганки пачку «Прибоя», и семь озябших, дымящихся на морозе рук потянулись к нему. Решив приберечь пяток оставшихся у него папирос «Беломор», Федор тоже вытащил скрюченными пальцами папиросу из смятой пачки.
– Сам откуда? – спросил Зимин, поднося ему огонек.
– Рязанский. Деревня Ржищево. Может, слыхал?
– Нет, – признался бригадир. – В Коноплевке и Ершове в войну бывал, а вот в Ржищеве не
Федор скромно улыбнулся и пожал плечами.
– Молодчага, – сказал Зимин, бросил в снег окурок и крикнул: – Двинули!
Шрам
В поселке жили тысячи людей, и никогда бы, наверно, Юрка не обратил внимания на Зимина, если б не этот шрам. А заметил он его в первый же день приезда. Юрка вылез из кузова самосвала в грязных от зеленоватого бетона куртке и штанах, взвалил на плечо чемодан и с направлением в руке стал разыскивать палатку номер двадцать три.
Палаток было много, целый городок. Юрка бродил по настланным через лужи к грязь доскам и, так как номера на палатках давно смыли дожди и снега, спрашивал у всех встречных. Никто не знал. Юрка злился, чертыхался: живут рядом и не знают! Не знали женщины, варившие на очагах перед палатками картошку; не знала девчонка, тащившая от колонки воду; не знали ребятишки, эти вездесущие всезнайки…
Уже отчаявшись ночевать сегодня под крышей, Юрка остановил какого-то человека в комбинезоне:
– Слушайте…
Человек повернул к нему лицо, и Юрка опешил. Через всю щеку от рта к виску краснел глубокий шрам, точно минуту назад к лицу приложили раскаленное железо. Юрка поперхнулся.
Человек замедлил шаги.
– Где здесь дом двадцать три?
Человек вскинул бровь:
– Дом?
– Простите, палатка.
– Третья справа, вон в том ряду. Передавай привет Гришакову.
Юрка благополучно добрался до жилья, получил во владение сломанную раскладушку, распаковал чемодан, перезнакомился с жильцами, а в его глазах все еще стояло это лицо со шрамом. Новый знакомый, Федор, подтрунивал над ним за то, что вместо сахара и бельишка он притащил на стройку стопку синевато-сизых томиков Джека Лондона: ведь их не бросишь в кружку с кипятком, не укроешься ими от мороза…
– А ты что-нибудь читал Джека Лондона? – спросил Юрка.
– Не припомню, – замялся парень, – кажется, читал.
– Не читал, – заявил Юрка. – Если б читал, помнил бы. Такого не забудешь. Если б не Джек, я б и носа сюда не сунул. Он, можно сказать, выписал мне комсомольскую путевку. Подумаешь – сахар, бельишко… Начхал я на это! Есть – хорошо, а нет – не заплачу.
– А как же он тебе выписал путевку? – поинтересовался Федор.
– Гляди! – Юрка распахнул томик.
Молодое, смело улыбающееся лицо смотрело с портрета. Широкополая шляпа и узкий темный галстук не превращали его в городского, кабинетного человека, который боится ветра, стужи, зноя, морских волн…
Федор пожал плечами.
– Темнота, – разозлился Юрка, – смотри, какое лицо!
– Федька, щи не поспели? – раздался трубный бас из глубины палатки, и под серым одеялом зашевелилась какая-то глыба.
Юрка смолк, сердито спрятал томик в чемодан и принялся
– Тут привет Гришакову просили передать, – сказал Юрка, сказал только для того, чтоб как-то примириться с этими людьми.
Глыба, ворочавшаяся под одеялом, громогласно зевнула, спустила вниз босые ноги, села и оказалась громадным черноусым человечищем.
– Кто? – спросил он.
– Встретил я одного, – сказал Юрка, – у него шрам на лице.
Человечище расправил портянки, навернул на гигантские ноги и влез в сапоги.
– А… это Сашка Зимин.
– Отчего у него шрам? – Юрка с любопытством оглядывал медлительного великана.
– Война, – ответил тот и, присев к столику, вместе с Федором стал шумно хлебать из кастрюли щи.
Так впервые встретился Юрка с Зиминым, Гришаковым и Федором.
Шли дни, недели, Юрка работал землекопом, потом на дорожном участке и не раз встречал в поселке человека со шрамом то в продовольственном магазине, то у переправы на правый берег, то возле порогов. Шрам был широкий, неровный, грубый, покрытый тонкой красной кожицей, и казалось, дотронься до него пальцем – потечет кровь. Этот шрам был таким чужим и ненужным на этом лице, что Юрка старался не смотреть на него.
Как-то Юрка пронюхал от Гришакова, что у Ангары начинаются взрывные и буровые работы: в скале нужно проложить дорогу к будущей плотине гидроэлектростанции. Юрка на второй же день удрал из дорожного участка, где водил грейдер, и разыскал человека, который, по слухам, собирал бригаду.
Это был человек со шрамом!
Добрые полчаса без перерыва лопотал Юрка о том, что всю жизнь мечтал работать на скале, бурить и взрывать, покорять реки, горы, снега, океанские глубины, космос и прочие стихии. Зимин окинул его нескладную большеголовую фигурку и прервал:
– А перфоратор подымешь?
Юрка не знал, что это такое, но не мог же он после своей речи чего-то не уметь.
– Подыму, – храбро ответил он.
Зимин повел его в соседний дом, где был склад, показал на огромную, лежавшую на полу металлическую штуковину с ручкой и торчавшим в конце ломом и сказал:
– Валяй.
Юрка икнул, глотнул побольше воздуха, взялся обеими руками за холодные ручки и, напрягая всю имевшуюся в его не очень упругих мускулах силу, мужественно оторвал от пола эту штуковину – название ее он уже забыл. Подняв ее на уровень живота, Юрка посмотрел на Зимина, и старался смотреть так, чтобы ни разу не моргнуть. Он чувствовал, как силы катастрофически быстро уходят из его рук, пальцы коченеют, позвоночник начинает прогибаться.
– Тяжело? – спросил Зимин.
– Пустяковина! – Юрка изобразил на лице что-то вроде улыбки.
– Подержи еще, а я пойду прикурю.
И Зимин целую вечность где-то ходил, вытаскивал из кармана пачку папирос, прикуривал, пересмеивался с кем-то, а Юрка держал…
– Хватит, – сказал Зимин, входя.
– А то еще могу, – проговорил Юрка, чувствуя, что через секунду его онемевшие пальцы разожмутся или позвоночник переломится и он вместе со штуковиной рухнет на пол.
– Вижу, – ответил Зимин, мельком глянув на него.