Твоя капля крови
Шрифт:
– Так ли важно, кто оказался вестником? – все тот же чужой голос из-за спины. – Скажите скорее, ошибся ли князь Белта, могу ли я надеяться…
В тишине слышно было, как огонь догрызает обрывки указа.
– Нет, – тяжело сказал высокий. – Ваше величество, ваша мать только что скончалась.
Потом Стефан не раз думал, что никогда не узнает наверняка – сделал ли Лотарь то, что было предсказано. Или не было никакого яда, а был обыкновенный страх, та самая ледяная рука, что схватила за сердце – и остановила… Так или иначе,
Произвол, насколько успел заметить Белта, в стране царил страшный. Те порядки, которые цесарина завела в поверженной Бялой Гуре, оказалось, были лишь отражением бесчинств, которые она творила на родине. Однако никто не смел выступить против: со своими врагами остландские цесари расправлялись без жалости, не давая им собраться и стать единой силой. Что до народа, тот по большинству своему любил ее: вместе с голодом, полной закрытостью от мира и постоянным страхом она подарила им ощущение собственного величия и превосходства.
Когда ее сын поднялся на трон, все не поменялось – сокрушилось. Чувствуя себя пленником, вышедшим из темницы, Лотарь отворил темницы и для других. Он снова открыл запрещенные еще до цесарины Академии; погнал с постов закостеневших советников и набрал новых. Это было похоже на штормовую весну, которая в одночасье топит снег, взламывает лед и пробуждает деревья.
Тогда он и предложил Стефану пост советника по иностранным делам.
– Разумеется, нам есть кому доверить эту должность. Но, как ни смешно, вы единственный здесь, кто видел дальше Стены. Нам понадобится договариваться с другими державами, понадобитесь… вы.
Князь Белта, после того как его цесарь выпустил из крепости белогорских мятежников, на многое был готов ради друга. Но от такого назначения он потерял дар речи.
– Государь, – сказал он, когда вновь обрел способность говорить, – вы же представляете себе, как я буду исполнять свои обязанности…
– Мы знаем, – благосклонно кивнул Лотарь. «Мы» ему шло. – Именно потому, что мы знаем, чего от вас ожидать, мы и желаем вас видеть на этом посту.
В светлых глазах цесаря появилась лукавинка, и Стефану пришлось напомнить себе, что этот мальчишка куда умнее, чем приучился казаться.
– К тому же, – сказал мальчишка, – вам будет удобно вести переговоры с нашими… недавно присоединенными территориями.
Первое время в новой должности Стефан был будто в тумане, только и мог думать о том, как вычурны бывают пути судьбы. Потом пришел в себя, взялся за перо и стал потихоньку составлять прожект «домашнего правления» для Бялой Гуры.
А теперь Лотарь, кажется, и думать забыл о том прожекте… Дело не в неискренности; в начале своего правления цесарь действительно хотел сделать как лучше. Но в этой стране у людей, которые пытаются делать как лучше, получается как всегда…
– Все монархи одинаково достойны доверия там, где речь идет о нашем княжестве. – Стефан ждал: может, отец вмешается. Но тот молчал, только глядел вороньими
– Все-таки очень интересно, как князю удалось занять в Державе такое выгодное положение… – Бойко поскреб острую рыжую бородку. Как казалось Стефану, из студенческого возраста он так и не вышел.
– Очень выгодное, – кивнул Стефан, – особенно когда мне приходится умолять цесаря не закрывать Университет только из-за того, что студиозусы… что-то написали на стене. Очевидно, там считают, что неприличные вирши – лучший способ борьбы за свободу…
Глаза Бойко полыхнули желтым, как у кота.
– Любая борьба праведна, а перо подчас бывает острее меча!
– Вам ли не знать, – сунулся один из гостей, – вы всю жизнь только пером и сражались!
А вот это было вовсе не к месту. Бойко пошел рыжими пятнами, в цвет бородке, схватился за саблю.
– Дети, – мелодично проговорила вдова Яворского, – не ссорьтесь.
Стефан удержал улыбку.
– Неважно, как мне удалось занять такую позицию. Важно, что благодаря ей я смог доказать цесарю, что Белогории необходимо самоуправление. Я работал над прожектом, который позволил бы нам иметь собственный Совет, когда все наши дела не будут более проходить через Остланд и Бяла Гура станет более-менее независимой…
– Скорее менее, чем более, верно? – резко сказал Марек. – Стефко, как ты себе это представляешь? Кому позволят войти в этот Совет? Остландским ставленникам, продажным насквозь? Ты такого правительства хочешь для своей страны?
«Вот так. Оказывается, мой брат – фанатик. А я не знал…»
– Не перебивай, – тихо, но четко велел старый Белта.
– Простите, господа, Стефан прав. – Слава Матери, Корда по-прежнему на его стороне. – Такое «домашнее правление», иначе автономия, позволит прежде всего избавиться от державных наместников. Иначе нам будет… очень сложно действовать.
Вошла Ядзя, принесла поднос с вином и настойкой, зажгла еще свечей. За окнами кончился вечер, глухая ночь охватила имение – а никто и не заметил.
– Все это правда… – проскрипел генерал Вуйнович. – Однако я лично сомневаюсь не в идее, а в мотиве… Уж не потому ли князь Белта так настаивает на самоуправлении, что сам хочет стать наместником? Думаю, это более чем вероятно, учитывая особое расположение к нему цесаря. Да и править он будет в согласии с принципами Державы, у него было много времени, чтобы их освоить…
Раздражение начинало колотиться в висках. Горло вмиг пересохло. Это плохо, очень плохо – это предвестники приступа.
– Это не являлось моей целью, – терпеливо сказал Стефан.
Нельзя злиться. Они его соотечественники, те, кто сполна расплатился за неудачный мятеж, пока сам он посещал театры и приемы.
Но в глазах уже мутилось, и виделись ему не люди – виделась добыча. Ему стало жарко, он почти слышал, как в жилах тех, кто рядом, бьется кровь: протяни руку – и ощутишь ее пальцами, за такой непрочной перегородкой из плоти и кожи… Он глубоко вдохнул, жалея, что оставил бутылек с эликсиром в спальне.