Ты будешь моей
Шрифт:
— Чего?
Я по глазам Яна понимаю, что ему тяжело далась эта цензурная версия вопроса. Потому что он точно собирался задать его по-другому.
— Ага. Твоя жена приставала к бедному пятнадцатилетке, написывала ему извращенные сообщения, шантажировала двойками.
— Я, конечно, сразу понял, что тут есть какой-то подвох, но, блять, это все равно в башке не укладывается. И себя я помню, в пятнадцать и в восемнадцать, не было у нас с Мироном такой хуйни в головах.
— Всем бы быть такими адекватными…
— Почему
— Думала, что все замяли. Я написала заявление по собственному, хоть и была в положении. Директор намекнул, что иначе никак. Можно было попытаться придать все это огласке, отвоевать свое место или компенсацию какую-нибудь, но… Меня в любом случае сделали бы виноватой. Связи, деньги, наглость… А у меня что? На одном чувстве справедливости далеко не уедешь, — невесело хмыкаю. — И еще мне было стыдно тебе рассказывать.
— Как там зовут этого сученыша? — Ян напрягается весь, тянет меня на себя и заставляет посмотреть в глаза. — Это им всем должно быть стыдно, а не тебе, глупая маленькая девочка.
— Пусть остается в прошлом, я не хочу ворошить ничего. В школу больше ни за что не пойду, а в вузы мне и так дорога зак…
Я осекаюсь, кусаю себя за язык, понимая, что сболтнула лишнее.
— Договаривай.
— Закрыта… Не спрашивай, пожалуйста. Странно, что отец тебе не предоставил досье на меня, — пытаюсь перевести все в шутку, улыбаюсь, но Ян не ведется на отвлекающий маневр.
— Предоставил, только я отказался его читать. Он вывалил на меня самый, по его мнению, ужасный факт о тебе. Подумать только, моя жена — совратительница малолетних. Погоди… — он делает вид, что думает. — А ты из-за этого на меня запала?
Довольный собой, Ян усмехается и играет бровями, намекая на нашу разницу в возрасте в мою пользу, а я смеюсь, потому что сейчас он так забавно выглядит.
— Староват ты для меня. Теперь я начала понимать женщин, которые заводят молодых любовников.
Меня резко прижимают к спинке пассажирского сиденья. Ян наваливается на меня и жестко подчиняет мои губы настойчивому напору. Тянет за волосы, чтобы я отклонила голову, скользит языком по шее, втягивая кожу на ней.
Лижет, кусает, целует. И все по кругу. Руками забирается под платье, рисует шершавыми подушечками круги на внутренней стороне бедра. Нежная кожа под его прикосновениями покрывается мурашками.
Этой ночью Ян берет меня несколько раз. Нежно, грубо, слишком медленно и невозможно быстро. Оставляет на моем теле следы, а потом водит по ним пальцами. Кончает мне на живот, приносит полотенце, чтобы вытереть сперму, увлекается, доводя меня до нового оргазма пальцами.
Я хнычу и утыкаюсь лицом в подушку утром, когда он заново растягивает меня под себя и неспешно трахает, пока мы оба пытаемся проснуться. Между ног все тянет, соски, которые он кусал ночью, тоже ноют.
Особенно когда его пальцы снова начинают пощипывать
— Спи, детка, — закончив, Ян греет губами щеку. — К матери съезжу, узнаю, что это вчера было.
— Мне поехать с тобой? — тихо спрашиваю, веки наливаются тяжестью, и я подгребаю одеяло на себя.
Категорически не могу сейчас ни о чем думать.
— Я оценил твои жертвы. Хотел сказать, чтобы закрывала глаза, но ты уже и так. Скоро буду.
Только вот он не приезжает ни через час, ни через два. Когда счет переваливает за четыре, я уже обзваниваю больницы. А потом и морги.
Глава 24
Я думала, что так не бывает. Никогда с этим не сталкивалась настолько близко.
Как можно с невиновным человеком поступать настолько жестоко?
— Выпей, — Вертинский приносит мне что-то странно пахнущее в стакане.
Я вопросительно веду бровями и еще раз принюхиваюсь. Слишком странно.
— Не бойся, не отравлю.
— Меня вырубит от этой штуки? — скептически пробую кончиком языка эту жидкость.
— Там ничего запрещенного.
— Ты специально уклоняешься от ответа? — ставлю стакан на стол перед собой и залезаю с ногами на диван.
Продолжаю свое увлекательное занятие. Смотрю на выключенную плазму, разглядываю пылинки на черном фоне.
— Агат, ну мне же Костер яйца выкрутит, когда выйдет. Ты сколько не спала уже нормально? Неделю, да? Выглядишь так, будто с утра из могилы выбралась, уж прости.
— А если… Если он не выйдет? Какая тогда вообще разница, как я выгляжу?
Мирон что-то ищет в телефоне секунд тридцать, а потом сует мне его в руки.
— Что это?..
— Ближайший женский монастырь. Если ты решила себя похоронить, то давай сразу туда.
Я снова начинаю всхлипывать. Но не из-за его издевательств, а потому что в своей голове действительно представляю такое развитие событий.
Нет, не монастырь конечно. Потерю Яна.
Отец поставил ему условие: либо он разводится со мной и женится на нужной девушке, либо… Хранение и распространение в особо крупных.
— Послушай, — Мирон приседает на корточки передо мной. Щелкает пальцами, чтобы привлечь внимание. — Мы его вытащим. Ну это же Ян, он выкрутится. Всегда выкручивался.
— Сейчас все серьезнее. У тебя есть такие связи? У меня лично нет. Они даже от взятки отказываются… — закусываю губу, наблюдая за тем, как Мирон сводит брови к переносице.
— Я, допустим, знаю, что отказываются. А тебе это откуда известно?
— А тебе? — передразниваю манеру его вопроса, но лицо Вертинского становится серьезнее. — Я предлагала…
— Мне что, наручниками воспользоваться?
— Засунь их себе… Я что, должна просто сидеть на месте и ничего не делать? — злюсь на него. И на Яна. Держать меня в стороне от этого дела — их общее решение.