Ты Бытие мне посвяти!..

Макатаев Мукагали

«Река в горах бурлит от половодья…»

* * *

Река в горах бурлит от половодья, До неба пена белая доходит. Отарой управляя непослушной, Кричит чабан-мальчишка на подходе. Кричит: «Переходите реку, живо», Козёл же не решается к заплыву. Глухи к досаде чабана бараны, И бьют бока о каменные глыбы. Чабан же отделив козла от стада, Камчой пороть его стал беспощадно. Друг друга же бараны оттесняя, Козла все видят участь от нападок. Отара встала ропот издавая, Дрожа сплотилась в блеющую стаю, Попавшись в западню козёл-бедняга, «Погиб!» — сказал, бородкой потрясая. Бараны, блея громко и угрюмо, Козлиных слёз успели суть продумать. Старик-чабан, на горке задремавший, Тут вдруг вскочил от яростного шума. В миг рысью донесла его гнедая, Гнев праведный теперь его снедает. Схватил того он за руку мальчишку, Кто сёк козла за бороду таская. — Болван… да разве можно бить скотину?! Не висни как бурдюк,

а ну, иди-ка! Нет, не козёл, а ты сам испугался, Это в тебе нет мужества, не дико ль?! В реке бурлящей старика увидев, Козёл за ним последовал ретиво. За вожаком же ринулось и стадо, Вступив на берег дружно, как на диво. Скот для казаха — счастье и богаство, У них друг с другом истинное братство. Козёл глядит на старика и блеет, Идя в горах по пастбищному царству.

Год подаривший стих

(Новелла)

С надеждой улетает время скоро, Оно подобно птице на просторе. Передо мной гора, за мной гора, Сосновые я вижу косогоры. Скалы отвесной нависает слой, Река бурлит под коркой ледяной. Стыдливую берёзу обнимает Игриво горный ветер, — страсти зной. Передо мной знакомая окрестность, Я в мыслях удаляюсь в неизвестность. Теперь не понимаю почему Стада в другую удалились местность. Приветствую вас горные дороги! Напев, секрет ваш я найду в итоге. Февральский снег засыпал серебром Меня всего, и голову, и ноги. Зимы суровой вот оно раденье И выбранное ею снаряженье. Она, подобно воину-батыру, Из ножен достает свой меч в сраженье. Безлюдная гора. Нет ни души, Гостей домой отправить день спешит. Если взойду галопом на вершину, Внизу увижу дом один в глуши. Охотничий, пастушеский приют, Дом одинокий, где тебя все ждут! Открыты двери здесь, еда готова Для путников, что просто так идут. Услышанное слово в этом доме Ты донеси от стариков потомкам. Гостеприимство здесь и изобилье Реке неиссякаемой подобно. Дела благие славит человек. Хранит добро и благо человек. Наш Предок Аксакал главу склонивший, Коня к поводьям привязал навек. Смеркается. Вот дом и этот лог, (Плач детский мчится за порог), Дед моего коня остановив, Сказал: «Добро пожаловать, сынок!». Согласно изначальному укладу, Во двор собака выбежала с лаем. Молодка, выйдя из дому одна, За столб коня привязывает славно… Дом чабана. Год новый. К дастархану Сноха подносит пищу неустанно, В прозрачных банках пенится вино, Искрясь слепящим блеском постоянно. Ноздрями, нёбом ловим ароматы, Мясные блюда нынче так богаты. Двенадцать без пяти, пока сидим, Никто на водку знатную не падок. Всё в этом старом доме как и прежде, Хозяйство мать Нават ведёт прилежно. Туда-сюда все ходят по корпе. Младенца ж ручки-ножки так прелестны. Ребёнок этот — внучек старика, Так каплями и полнится река. Один птенец остался всем на благо Из родового старого гнезда. Одним ветвистым дубом был старик. Родных его коварный рок постиг. Без жалоб в путь отправился, без боли, Прижав к себе родного внука лик. Судьбы перенесенные невзгоды Лишь укрепили старца дух, породу. В том самом теплом доме старика, Я помню, праздник встретил новогодний. Дом тот же. Та же горная теснина, И жвачка завершилась у скотины. — Пришёл же Новый год, старуха, эй, Неси из бурдюка кумыс родимый. Жизнь — не лиса гонимая напастью, Сынок, веселье впереди и счастье. Года, к которым не прилипла грязь, Их лучше белым обмывать почаще. Вот эта чаша — за народ наш скромный, А эта — за благой наш край огромный, Эту я пью за мать, хозяйку дома, Ту — за сноху, родившую потомка! А эту выпью за своё здоровье, За окончанье сдачи поголовья. Моя старуха, выпей за меня, Ведь за тебя я выпил же с любовью! Попьём, давай же! Теперь договоримся и о важном, Вот в этом доме будем вместе мы Встречать ещё морозы не однажды.  Старик, сравнимый с резвым скакуном, Теперь, бедняга, в землю погребён. Нет старца, и кумыса тоже нет, Вот пью вино, сижу теперь с дитём…

Открой свою грудину мир всеблагий…

* * *

Открой свою грудину мир всеблагий, Я от тебя не взял ещё оплаты. Моя ведь жажда съёжила пески, Мой пот для облаков — источник влаги. Как небо я вздыхаю спозаранку, И некогда я почкой был шафрана, Ты в сердце превратись широкий мир, И в грудь мою войди не сделав раны. Страна, гора и степь — всё это крупно, Они следят за мной как будто неотступно, О мир, если не выделишь мне часть, Тебе не дам покоя визгом глупым.

«Ты моё сердце не наказывай, постой…»

* * *

Ты моё сердце не наказывай, постой, Оно приемлет радость и конец любой, Ведь сердце — это чувство, с чувством приходи, А если нет его, меня не беспокой.

Тропа

Есть возле дома моего тропа одна, Задача выйти на неё весьма трудна. Тропинку окружают заросли густые, Зигзаги мозга, сердца моего она. На фронт по этой тропке шёл отец мой милый, По ней же бабушку свою нёс на могилу. По

ней дитя скоропостижно проводил, Всем, кто оставил след здесь, памятник воздвиг я. «В степи дорог так много, ям у придорожья, В горах не заблудись, сынок, будь осторожен», - По тропке проводив меня, сказала мать, Дороги — что морщины на иссохшей коже. Хожу по этой тропке падая, вставая, Ищу дорогу, вновь ищу не уставая. В местах чудесных, ярких много так дорог, Споткнувшись, падаю, и страстно вновь шагаю.

После работы

Я очень утомился, что скрывать, Ты принеси-ка, дедушка, насвай. Мне суматоха эта надоела, Сбегу, не нужен этот мне хай-вай. Старик, ты моего отца встречал ли? Он был как я не знающим печали? Он был как я пристрастен к табаку, Любителем причалить и отчалить? Он был как я проказником матёрым? Был ли он мрачным, или же весёлым? Умело будоражил ли народ, Подобно тем, кто сеет смуты зёрна? Не я ль, скажи, потомок и наследник? На своего отца похож я, нет ли? «Отец пример в изготовленье стрел», - Когда-то говорили наши предки. Отца ты видел ли, скажи без позы? Давал ли ты совет ему серьёзный? – Эй, дедушка, постой, что за дела, Зачем теперь ты проливаешь слёзы?! Прошу не плач, старик, я не заплачу, Я жив и нет причины для печали! Как мой отец старик поспешно встал, Хорош насвай — сказал я на прощанье.

Юность

Что юность мне дала, какой в ней прок? Она дала строптивости урок. Она дала огонь животворящий, Она дала мне меч врагов разящий. С поэзии меня связала словом, Меня к вершине выслала суровой. Она меня отбила, закалила, Прекрасной жизни правду разъяснила. Не зря она прошла, доволен ею, Пока в моем саду она всё зреет. Мне молодость дала рассудок, разум, Что делать с ней, пусть не уходит разом.

Мне за тридцать

Ну зачем ты смотришь жадно На мой облик зрелый, статный? Так и есть, моя зеница, Мне теперь уже за тридцать. Подсчитав мои все пряди, Не дивись ты так на дядю. Всё просчитано, годится, Мне теперь уже за тридцать. Ну зачем ты смотришь так На лицо моё, там знак? На детей твоих молиться Буду я, ведь мне за тридцать. Иногда я рад безмерно, Иногда бываю бледным. Мать, отца, ушедших в вечность, Провожаю я сердечно. На мои глядишь морщины Ты зачем и в чём причина? Там за мной родные лица, Мне теперь уже за тридцать. Таковы дела, мой милый, Сердце живо, не остыло. Юность реет у границы, Мне теперь уже за тридцать. 

Диалог любви

— Если вдруг я птицей кану в неизвестность? — В поисках тебя я обойду всю вечность. — Если вдруг сгорю в огне в объятьях страха? — Станем мы вдвоём тогда единым прахом. — Если миражом я появляюсь небесным? — Ветром я тебя достигну наконец-то. — Если принесу тебе одни лишь беды? — Хватит, светик мой, я вынесу и это.

Слагать ли мне стихи

Слагать ли мне стихи, рыдать ли, я не знаю, Передо мной кто там стоит я не признаю?! Передо мной стоит заблудшая мечта, Её заставить плакать, утешать, не знаю. Стоит заблудшая душа передо мною, Она белёсой дымке образом подобна, Посмел кто взять её незрелые плоды? Вот вижу дерево засохло молодое. — Не узнаю тебя, я не могу тебя найти, — Последний раз, блуждая, ты меня прости, Решилась я на разговор к тебе придти. Моим плодам пока не пробил зрелый час, Когда же юности моей огонь погас?! А некогда твоей мечтой я не была ли? Меня ты вспомни и прости во имя нас! Я помню, да, я вспомнил девушку одну, Она ушла давно в забвенья пелену. На прежнем месте сердца дерзкого задиры Теперь тандыр стоит, ну посмотрите ж, ну. От юности остались веки лишь и брови, А волосы как смоль все поседеть готовы. Меня от всей души «любимая моя» В огонь как лист бумаги бросила любовный. Я помню как ходил к тебе на наши встречи, Лукавя, ты в мои не вслушивалась речи. Тогда, смеясь, меня обманывала ты, Уйдя, мечтой неверной обеспечив. Мечту мою, мне подарив, ты удалилась, Ища тебя, на перевалах заблудился. Я мчался так, что поднималась пыль за мной, В засохший стебель из цветка я превратился. Я помню всё, и ты, пожалуйста, взгляни-ка На памятник тех дней, его ты принеси-ка. Прошедшая, проросшая сама собой, Где молодость моя, её скорей найди-ка? Я двери распахнул, мечту не провожал я, И даже не пожал ей руку на прощанье. Я не заметил, что вокруг произошло! Закончила ль моя мечта существованье. Пусть будет, всё же, у меня мечта родная, Надежда мне зачем нужна твоя больная. О молодость, как трудно мне тебя понять, Слагать ли мне стихи, рыдать ли, я не знаю.

«В моей душе есть много разных кладов…»

* * *

В моей душе есть много разных кладов; Бродил я долго вечером по саду, Целующихся парочка сидит. Прошёл, не оглянувшись, это правда. …Тогда я вспомнил осень, или лето, Давно в саду мы отдыхали этом. Вот точно также в сумерках когда-то, Испытывали страсть мы до упаду. Мы двое сев подальше от людей, Друг друга грели в пламенных объятьях. И точно в эту пору, в это время, В саду случилось так с двоими теми. Звучал за нами юности вопрос: Пока вас не пугает утра бремя?