Ты дышишь солнцем
Шрифт:
Мысли Тома нарушили пришедшие с тренировки друзья. Они устало падали на кресла, жаловались на ужасную погоду. Тони, вечно веселый Тони, тут же потребовал сестру их вознаградить прочтением чего-то бесконечно прекрасного. Натали красиво читала стихи. Понимать их не мешало даже незнание языка. Мимикой и скупыми движениями рук, а особенно голосом, она прекрасно передавала весь смысл. Даже Том, еще мгновение назад всей душой осуждавший девушку, благожелательно улыбался. Разумеется, Ната сдалась. Прикрыла глаза, перебрала в памяти сотни стихотворений… посмотрела с грустью, даже тоской, на Тома, и начала:
Его
Покинутые царские чертоги.
Отмечен знаком высшего позора,
Он никогда не говорит о Боге.
Его уста — пурпуровая рана
От лезвия, пропитанного ядом.
Печальные, сомкнувшиеся рано,
Они зовут к непознанным усладам.
И руки — бледный мрамор полнолуний,
В них ужасы неснятого проклятья,
Они ласкали девушек-колдуний
И ведали кровавые распятья.
Ему в веках достался странный жребий —
Служить мечтой убийцы и поэта,
Быть может, как родился он — на небе
Кровавая растаяла комета.
В его душе столетние обиды,
В его душе печали без названья.
На все сады Мадонны и Киприды
Не променяет он воспоминанья.
Он злобен, но не злобой святотатца,
И нежен цвет его атласной кожи.
Он может улыбаться и смеяться,
Но плакать… плакать больше он не может.
Как это всегда происходит, на какое-то время их компания замолчала. Тони блаженно улыбался, остальные мысленно восхищались умением передавать смысл, Том же думал. Кажется, это стихотворение немного о нем. А может и нет. Она говорила о ком-то несчастном и одиноком.
— Что это, Ната? — все еще мечтательно спросил Тони.
— Гумилев. «Портрет мужчины», — улыбнулась брату Ната.
— Ты обычно выбираешь своих любимых Ахматову и Цветаеву.
Девушка неопределенно пожала плечами. Стихов она знала огромное множество. И большую часть прочесть вслух не могла. Приходилось каждый раз напрягать память — был ли издан этот стих? Быть может, Тони и не силен в русской поэзии, но вот Татьяна Долохова полностью разделяла любовь дочери к поэтам Серебряного века.
Не смотря на злость и нежелание принять правоту Натали, Том все же озадачился поиском книг по теме человеческой души. И немало удивился, что информации еще меньше, чем о крестражах.
— О душе? — удивленно посмотрела на него библиотекарь миссис Дрейк. — Этого не изучают в школьной программе, слишком уж… сложно в изучении. К тому же на английском языке информации мало.
Библиотекарь пошла по рядам, ища подходящие книги. Том шел за ней, принимая книги с названиями, где вообще мало что намекало о теме души.
— Основные исследования души проводили русские. Хотя есть еще исследования древних греков… но это, в основном, философские трактаты. Я бы вам посоветовала обратиться к приезжим. У нас сейчас много русских, кто-то же должен был перевезти семейную библиотеку.
Том с недоумением рассматривал пять выданных книг. Тонкая брошюра «О душе, разуме и магии», большой справочник
— Это все, где упоминается душа, — сочувственно призналась миссис Дрейк. — Не надейтесь на эту маленькую брошюру, там больше рассказывается о маге и магии. А вот в магических практиках и в теории анимагии есть небольшое разъяснение души. В общем, разберетесь.
Том рассеянно расписался в формуляре. Он сомневался, что сможет найти в этих книгах что-то необходимое. Кажется, придется просить Долохова одолжить несколько книг. И перевести их. Но, а пока с недоверием вчитывался в строки, меняющие все.
«При разрыве личности или души, не зависимо, как и с какой целью, всегда что-то теряется. В том числе и собственная магическая сила. Восстановить магию, поднять ее на достойный уровень можно с помощью ритуалов и особых зелий. Но при этом могут быть утеряны родовые таланты, магические дары, даже собственные способности мага. К тому же разрыв столь тонких субстанций отражается и на теле. Начиная от ранней седины и головных болей, и заканчивая бесплодием и отмиранием тканей».
Но и забыть о крестражах Том не мог. Поэтому метался по библиотеке, стараясь найти гарантии, что ему удастся, что прежние неудачи в создании крестражей были из-за ошибок магов… он искал и не находил. И поэтому спокойствие и отзывчивость Натали все больше его раздражали. Он понимал, что от прямого вредительства его удерживает только то, что она сестра Тони. И Том сомневался, что Долохов после обиды сестры останется его другом.
К удивлению самого Тома, к выходным Долохов принес ему несколько свитков. Небрежно бросил на стол и признался:
— Ната попросила маму кое-что перевести на английский. Мама перевела. И в письме весьма нелестно отозвалась о том человеке, который вообще этой темой заинтересовался. Я не читал переводы… но все же, Том… моя маман из семьи с еще более темным прошлым, чем боевые маги Долоховы. Что могло так ее разозлить?
— Твоей сестре не стоило этого делать, — недовольно заметил Том, разворачивая рукописные свитки.
Татьяна Долохова диктовала перевод самопишущему перу, поэтому строчки были выведены каллиграфическим почерком. А книги, судя по особенностям перевода, были из семейных реликвий. Уж слишком большой упор на выявление, нахождение и уничтожение. А в одном из свитков были то ли сказки, то ли былины.
— Такой уж она человек, — пожал плечами Антонин.
Комментарий к Глава 2. Разорванные души.
Главы будут маленькими. И выходить будут не часто. И стихи, скорее всего, здесь не в последний раз.
========== Глава 3. А ночи здесь темные. ==========
Натали нравилось в Хогвартсе. Большой зал, таинственный потолок, дети вносят легкий хаос в величественную готичность этого зала. Вечером над столами парят горящие свечи, по утрам радует глаз голубое небо. Ната закидывала голову, наблюдая как капли сильнейшего ливня пропадают, не долетая до стола. В просторных коридорах всегда шумно, ученики колдуют украдкой, чтобы не заметили профессора. А в классных комнатах такое волшебное оформление.