Ты мне не нравишься
Шрифт:
— Ник, ты горишь!
Ясен пень, мои носки пропитались бензином.
— Это из-за тебя, — умудряюсь шутить я.
Ли отчаянно колотит мои ноги своей сумочкой. На удивление ей удаётся потушить мои носки. Женские сумочки — оказывается, полезная вещь.
Дверь в актовый зал полыхает. Я поднимаю ногу, чтобы толкнуть ее и зайти внутрь, но Ли отпихивает меня.
— Я сама! Не хочу, чтобы ты вконец испортил носочки.
Она будто бы изображает какой-то приём кунг-фу, и дверь распахивается. Мы пролетаем сквозь огненный
— Кто-то решил нас тут сжечь?! — спрашивает Ли, оглядываясь по сторонам, будто бы поджигатель притаился в этой комнате.
Огонь до сюда ещё не добрался, но все в дыму. Я приказываю Ли натянуть на лицо шарф, и она, кажется, смеётся.
— Давно уже сделала, умник! А сам-то?..
Я чувствую, как перед глазами все плывет.
— Молодец, — говорю я, — ты — молодец.
— Ник, — растерянно зовёт меня Ли, — Ник, эй! Ник!
Я отчаянно пытаюсь понять, где она находится, но у меня не выходит. Все расплывается, дышать тяжело, сердце гулко стучит где-то в животе.
Я слышу, как Ли кричит. Это вопль настоящего ужаса. Я пытаюсь сфокусировать взгляд и обнаруживаю, что лежу на боку. Она сняла свой шарф и прикладывает его к моему лицу.
— Держи! — требует она. — Поднимайся, ну. Ты надышался дымом.
— Шторы, — бормочу я. — Снимай шторы.
Она укоризненно смотрит на меня и хмуро выдаёт:
— Я думала, ты умер. Никогда так больше не делай, — потом вдруг ее взор светлеет. — Шторы! Ну, конечно. Мы спустимся через окно.
Она резко сдирает шторы с петель. Я диву даюсь, как ловко у неё это получается. Пытаюсь встать и помочь ей, но, когда я оказываюсь на ногах, она уже закончила.
— Слава Богу, у нас на окнах нет решёток, — озвучивает мысли вслух Ли. — Давай, иди сюда, потихоньку.
Она бросает взгляд за мою спину и меняется в лице.
— Там все плохо, да?
— Нормально, — безмятежно отзывается Ли, но повернуть мне голову не дает. Привязывает штору к батарее, открывает окно и швыряет другой конец в темноту. — Лезь!
— Нет, ты первая.
Я чувствую жар, обдающий мою спину. Мне приходит в голову, что спастись успеет только кто-то один.
— Я сказала, лезь! — огрызается Ли, и ее взгляд непоколебим. — Ты еле на ногах стоишь! И шарф отдай.
Я чувствую себя висящим над пропастью. Руки скользят, удерживать себя на весу очень непросто. Я размышляю о том, что надо бы сбросить пару килограмм, если удастся выкарабкаться из этой истории. А ещё я думаю о том, что будет, если я больше не выдержу и разожму ладони. Потому что мне начинает казаться…
— Ник!!
Спину пронзает боль. Нащупываю что-то холодное и мокрое, кажется, это трава. Дышать все ещё тяжело, но уже значительно легче. Впервые упал так удачно.
— Я в порядке, — говорю я, прекрасно понимая, что Ли меня не слышит.
Затем пытаюсь подняться
— Держись! — кричу я и представляю, как она мысленно огрызается на меня. Будто бы сейчас ей нужны чьи-то советы.
Все происходит в считанные мгновения. Ли парит в воздухе вместе с этой злосчастной бордовой шторой и приземляется точно на меня. Я охаю, перед глазами искры. Она не издаёт ни звука. Я пытаюсь пошевелиться так, чтобы не причинить ей боль. Однако реакции нет.
Сердце сжимается. Я молю всех богов мира, чтобы она очнулась и принялась ругать меня последними словами. Пусть она будет в порядке, пусть будет.
— Слабак, блин.
Я облегченно втягиваю воздух носом. Какое счастье, она ругается!
— Ты в норме?
— Вроде сломала руку. Но это пустяки. Зато ты не в норме: хлопнулся в обморок, как барышня.
Ли издаёт невнятный хрюк. Видимо, пытается смеяться. Я улыбаюсь. Никто из нас и не думает вставать. Дождь все ещё идёт. Никогда так не радовался дождю.
Глава 42. Ли
— Разве я не должен? Она тебя чуть жизни не лишила!
Эдик сидит на стуле в больничной палате, мнёт в руках цветы, которые, наверно, принёс для меня. Я кошусь на Ника. Он стоит у двери, скрестив руки на груди: можно подумать, я всемирно известная звезда, а он — мой охранник.
Ник крепко сжимает губы и испепеляет взглядом Эдика. И я понимаю, почему.
— Не должен, — повторяю я ещё раз. — Стелла сама пострадала. Не надо портить ей жизнь. Она ведь не хотела причинять нам боль, ты сам сказал.
— Но ты не слышала, что было! Они всё замяли! Просто замяли. Ты могла умереть…
— Мы могли, — поправляю я его жестко. Хотя, на самом деле, мне приятно его беспокойство.
— Вы могли, — кивает Эдик и бросает короткий взгляд на Ника. Мне становится ясно, что по Нику бы Эдик не страдал. — Ее папаша походу нехило раскошелился! Нет, я так не могу. Это неправильно. Я расскажу все, что знаю.
Ник срывается с места, хватает Эдика за шиворот и громко шипит ему на ухо:
— Ничего ты не расскажешь.
Хорошо, что в палате только мы втроём. Уж не знаю, как так вышло, но меня определили в одноместную палату. Мне вкололи обезболивающее, ясно мыслить сложно, но я согласна с Ником: если уж Стелла пошла на такое, у неё совсем сорвало крышу. Нужно ей помочь, а не усугублять и без того фиговое положение.
Эдик брезгливо убирает руки Ника от себя. Кладёт помятый букетик белых хризантем на мою кровать и встаёт перед Ником. Они почти одного роста, Эдик чуть выше. Их лица так близко, как будто они собрались поцеловаться. Я изо всех сил стараюсь сдержать смех. Что это у них тут за обезболивающее такое?