Ты мое дыхание
Шрифт:
Что там говорила Инга? Надо быть во всеоружии? Подходя к маршрутке, я улыбнулась собственным мыслям, уже представляя, в чем именно отправлюсь в офис Матвея.
Глава 18
Она ответила. Правда, совсем не то, что я ждал. Я действительно рассчитывал на встречу, скорую и желанную. Почему-то казалось, что Псих'e должна хотеть этого так же сильно, как и я.
Я почти распланировал предстоящий вечер. Ужин в ресторане, где мы сможем сначала просто смотреть друг на друга. Говорить о разных пустяках. Я бы просто наслаждался звуком
Но ее письмо… Мне, только что обретшему спокойствие после ночного безумия на собственной кухне, снова стало нечем дышать после того, как я прочем строчки, оставленные моей загадочной мечтой.
Мы обязательно встретимся. Но не сейчас. Надо немного подождать. Я хочу приготовиться к этой встрече. Сделать ее особенной. Настолько, чтобы потом ты дышать не мог без меня. Чтобы подарить тебе такое наслаждение, которого мы еще ни разу не испытывали вдвоем. И чтобы мы никогда не пожалели, что перешли эту грань.
Ты ведь согласишься немного потерпеть? Представляй этот день. Представляй меня, жаждущую, голодную до твоих ласк. Влюбленную настолько, что от этого чувства больно. И сладко. Думай об этом до того момента, пока он не наступит на самом деле.
Накатившее в первые минуты разочарование постепенно сменилось иным чувством. Это было сродни азарту, предвкушению того, что вот-вот должно случиться. Я знал, что все равно ее дождусь. Но вот что касается терпения… не был уверен, что его у меня хватит. Но если Псих'e хочет подразнить меня, я позволю это сделать. А потом ей придется расплатиться за каждую минуту моего ожидания. Восполнить собой все те мгновенья, когда рядом была не она. Когда вынуждала меня ждать и тосковать по ней.
И как, интересно, она собирается готовиться? Я был озадачен, заинтригован и возбужден. Снова. И меньше всего на свете хотел в очередной раз оказаться под холодным душем. Повертев в руках телефон, я отыскал в памяти номер Марины Евстигнеевой и задумался, рассматривая фото на экране. Горячая девочка без претензий на серьезные отношения. Мы изредка встречались, когда или мне, или ей это было нужно, хорошо проводили время вдвоем, а потом снова разбегались на неопределенное время. Последний раз я видел ее довольно давно, еще до того, как в моей жизни появилась Вика. Но может, сейчас как раз тот момент, когда стоит позвонить Марине и пригласить ее куда-то. Или сразу к себе. Если, конечно, за то время, пока мы не общались, она не обзавелась семьей.
Но выяснить это я не успел. Вера просунула в дверь свою хорошенькую головку и, лучезарно улыбаясь, сообщила мне о приходе Романовой. Как же не вовремя! Я предпочел бы сегодня вообще ее не видеть, чтобы воспоминания прошлой ночи окончательно улеглись, а желание остыло. Слишком остро я реагировал на нее и слишком неуместно это было. Но Ника уже приехала, и нам предстояло еще много успеть. Да и не в том я возрасте уже, чтобы прятаться от собственных желаний. Дождусь вечера и сниму напряжение с Евстигнеевой.
Но стоило девушке появиться в кабинете, и я понял, что от свидания с Мариной придется отказаться. Как и от
И за это тебе тоже придется ответить, — я поднялся из-за стола, мысленно обращаясь к Псих'e. — За то, что эта девчонка соблазняет меня одним своим присутствием. За то, что она так сильно похожа на тебя…
От этого осознания по телу пробежал озноб, а потом меня неожиданно бросило в жар. Будто какая-то неведомая сила сначала окунула в прорубь с ледяной водой, а затем толкнула к открытому огню. Романова действительно слишком сильно напоминала мою Психею. Не внешне, нет. Было в ней что-то другое, какая-то энергия, что снова грозила мне сладким безумием и невозможностью устоять. Рождая во мне чувства, которые должна была вызывать одна-единственная женщина: та, что стала однажды моим спасением и была предназначена судьбой.
Это был воплощенный соблазн. Будто она специально, собираясь на встречу, оделась чтобы довести меня до грани. Или за грань. Я смотрел на нее и не понимал, как такое возможно. В ней не было ничего вульгарного, вызывающего, но глаза невольно спускались к вырезу блузки. А когда тонкая ткань едва заметно шевелилась при вздохе девушки, хотелось дотронуться до крошечных пуговиц, расстегивая их одну за другой. Юбка доходила почти до щиколоток, но я слишком хорошо помнил, что скрывает эта безумно длинная ткань. И даже пришлось стиснуть руки в кулаки, заглушая желание склониться к ее ногам и потянуть подол вверх, обнажая колени и снова возвращая себе то зрелище, которым я любовался накануне.
— Мы уже не успеем в музей, — даже голос звучал как-то особенно. Приглушенно и слегка хрипловато, как если бы она только проснулась. В моей постели, после проведенной со мной ночи. Я понимал, что не должен так думать, но ничего не мог поделать. К ней тянуло с немыслимой силой, и с каждой минутой все меньше и меньше хотелось сопротивляться. — Может быть, завтра?
Она собирается уйти? Ну уж нет, не так быстро. Я был не готов ее отпустить. Ни сейчас, ни, кажется, вообще в этот вечер.
— Как насчет прогулки на катере? Вы сможете рассказать о городе с воды? Уверен, что Леванес наверняка захочет чего-то подобного.
Девушка растерялась, но потом кивнула, а я ощутил какое-то мучительное удовлетворение. Все шло абсолютно неправильно, но именно так, как мне нужно было сейчас больше всего.
Говорила она хорошо. Наверно. Я мало что слышал. Впервые в подобной обстановке смотрел не на позолоченные вечерними огнями и утопающие в сумраке белой ночи дома, а на сидящую рядом девушку. На то, как играет легкий ветер ее волосами, как шевелятся губы, о чем-то рассказывая мне, и как в потемневших глазах отражается мой собственный силуэт. Она была так непростительно близко. Так соблазнительно близко…
— У вас есть салфетка?
Ника моргнула, недоуменно глядя на меня.
— Салфетка?
Я кивнул. Изо всех сил стараясь держаться отстраненно, поднял руку, касаясь кончиком пальца ее губ.
— Помада размазалась.
Глаза Романовой в изумлении распахнулись. Она вздрогнула и принялась рыться в сумочке, пока не выудила оттуда пачку бумажных платочков. Губы вновь шевельнулись, едва слышно произнося:
— Но ведь она стойкая… Никак не могла размазаться.
Это прозвучало виновато, будто она оправдывалась. Такая смешная. Я ведь не винил ее. Просто хотел помочь.