Ты нам (не) нужен
Шрифт:
– Ты почему проснулась, лапочка?– спрашиваю, обеспокоенно присматриваясь к личику дочки, пока у нее нет симптомов недуга, нет болей, но врач предупреждал, что все может начаться внезапно. Говорил, что нужно быть готовой и искать того, чей биоматериал идеально подойдет моей малышке и вернет ей шанс на полноценную жизнь и здоровье.
Маленькие детки излечиваются, шансы есть, но время…
Время – мой враг и у нас его почти нет.
Если не успеть вовремя, моя дочка…
Обрываю горькие мысли.
– Пить хочу, бубую… – произносит моя малышка и опять зачарованно смотрит на Умарова.
Называет бутылочку на свой лад, и я прикрываю глаза. Пока еще все хорошо. Переживаю секундную слабость и беру дочку на руки. Она у меня почти невесомая, легкая, как дуновение ветерка, сотканная из света.
– Сейчас, золотко мое…
Несу Миру обратно в кроватку, ощущая, как ее тонкие ручки обхватывают меня за шею. Как доверчиво льнет ко мне моя девочка, как легонько кладет голову ко мне на плечо.
Сердце щемит от нежности, от обиды и боли. Такая маленькая и такая сильная моя малышка, отвергнутая собственным отцом, вынужденная бороться за жизнь с первых дней…
– Сейчас, моя хорошая…
Прохожу в комнату, укладываю малышку, даю бутылочку с водой, провожу пальцами по шелковистым волосикам, тихонечко напевая колыбельную, успокаивая и успокаиваясь. Мне есть ради кого жить, есть ради кого бороться и я обязательно справлюсь, мы справимся…
Хоть малышка не видела отца, но характером она в Умарова. Пока это только зачатки, но я чувствую в ней силу, дух, упертость.
Иначе бы мы не выдержали, не прошли через все то, что проходим…
Моя дочурка засыпает моментально, а я ручку ее держу, взгляда оторвать не могу. Наконец, заставляю себя отпустить крохотные пальчики.
Убедившись, что все хорошо, встаю и поворачиваюсь к дверям, чтобы увидеть Марата, замершего на входе. Не могу ничего прочесть по его каменному лицу. По глазам, которые становятся какими-то беспросветными темными безднами.
Не знаю, сколько он стоял здесь, наблюдая за нами. Что видел? Что чувствует? Сама теряюсь, потому что Умаров врезается в нашу привычную с дочкой жизнь тараном, становится свидетелем интимного, личного…
Он смотрит мне в глаза. Не моргает. А я устало тру лицо. Господин советник президента, в отличие от меня, умеет держать лицо в любых ситуациях.
Наконец, мое оцепенение спадает, и я иду к мужчине, каждый шаг словно прыжок в бездну, босиком по стеклам, сбивая ноги в кровь, странно, что паркет остается чистым и без следов.
Я думала, что на сегодня запас всех моих переживаний исчерпан, но жизнь доказывает, что я слишком часто ошибаюсь.
Замираю в дверях. Под пристальным взглядом Умарова, который даже не думает отойти и дать мне пройти.
– У тебя красивая дочь, Оля. На тебя похожа… – произносит задумчиво, словно мысли
– У нее твои глаза, Рат… твои глаза…
Прикрывает на мгновение тяжелые веки, хмурится и у него морщинка поперек бровей акцентируется, а мне почему-то разгладить ее хочется, провести пальцем и убрать.
– Голубые… Ольга… у нее голубые глаза… – выдыхает рвано и на меня смотрит, не моргает даже…
Глава 7
Марат Умаров
– Марат! Марат Умаров! Ты нужен своей дочери!
Крик, прорывающийся сквозь гул толпы, сквозь гром, заставляющий меня окаменеть и развернуться, чтобы увидеть летящую по улице девушку. Такую знакомую незнакомку.
– Твоей дочери нужна помощь! – кричит, с вызовом глядя мне в глаза, и ее голос сплетается с громом, с молнией, которая сверкающей вспышкой поражает меня, заставляет не двигаться и потерять контроль на долю секунды, в течение которой я рассматриваю голубоглазую блондинку в скромном коричневом пальто.
Скольжу взглядом по лицу без косметики, по нежной белоснежной, бледной коже, которую ласкают капли дождя, проскальзывая по чистому овалу, по покатому лбу и прямому острому носику, кусает губы, впивается в них жемчужными зубами, заставляя нижнюю покраснеть.
Прижимает аккуратные ладони к груди в сакральном жесте, словно молится божеству, но святых здесь нет, только демоны ада, которые рвутся с цепей, взбешенные и разбуженные криком девушки из прошлого…
Все такая же худенькая, миловидная, воздушная, с копной пшеничных волос, которые сейчас приобрели темный оттенок выжженной ржи, мокрыми прядями прилипли к вискам.
Опять смотрю в ее голубые глаза, наполненные отчаянием.
Именно тем чувством, которое бросает человека в крайности, заставляет совершать опасные и опрометчивые поступки.
Такие, как сейчас.
Сумасбродные.
Потому что иначе никто не решится кричать на многолюдной улице советнику президента о том, что у него есть дочь…
Пока еще не отдаю себе отчета в том, что делаю, срабатывают инстинкты, даю команду своим людям, которые оперативно приходят в движение, отсекая девушку от толпы.
Не давая ей возможности скрыться…
Смотрю в глаза блондинки, вижу в них влагу – это не дождь, который усиливается с каждой секундой и омывает улицу и людей литрами воды. Это именно слезы, которые набухли в глазах, придавая им болезненный горячечный отблеск.
Вспышка. Камера. Охранники работают. Ликвидируют возможные кадры сегодняшнего происшествия.
Хотя если что и проскользнет в сеть, продержится недолго. Есть целая операционная система, срабатывающая на мои имя и фамилию, зачищающая всю ненужную информацию.