Ты найди, а я расправлюсь
Шрифт:
– Ладно, даю тебе пять минут, – решил он, делая знак своим агентам.
Они вышли вместе и притворили за собой дверь.
– Парень, у тебя есть хватка, – проговорил Карло с усилием. – Мне понравилось, как ты дерешься. За это я хочу тебя вытащить из петли. Я скажу фликам, что это я пришил Элен, мне все равно хана. Жить мне осталось недолго. Но за это ты должен для меня сделать одно дело. Ясно?
– Если смогу.
– Ликвидируй эту пленку. – В его глазах появилось выражение боли, и он закрыл их. Потом снова заговорил: – Похоже, что я становлюсь сентиментальным…
– Я не уверен, имею ли я право на это. Возможно, это улика, объясняющая смерть Элен. Поэтому полиция обязана ее видеть.
– Но я же говорю тебе, я скажу, что это я ликвидировал ее. Какого же черта им еще надо! Когда ты сам посмотришь пленку, тебе все станет ясно. Полиции она не нужна. Посмотри пленку сам, а потом ее сожги. Обещаешь?
– Обещаю. Если это не вещественное доказательство, я сожгу пленку.
– Поклянись!
– Я тебе уже дал слово, не обману, не бойся.
Карло улыбнулся.
– Ты правильный парень, Мак. А теперь пусть войдут. Я им исповедаюсь. Облегчу душу на дорожку.
Я непроизвольно протянул руку.
– Прощай, Карло.
– Прощай, приятель. Было глупостью вовлекать тебя в эту историю. Но кто знал, что ты такой крепкий орешек. Зови скорее легавых, мне надо спешить.
Я вышел и сказал Карлотти, что Манчини хочет его видеть. Лейтенант сразу же прошел в палату, прихватив с собой обоих агентов.
Сначала я дожидался Карлотти в холле, расхаживая взад и вперед, потом опустился в кресло. Он появился через минут двадцать.
– Он умер, – были его первые слова. – Может, поедем к вам? Надо поговорить.
Что ж, дом не участок.
До дома мы доехали в полном молчании. Когда устроились в гостиной, я спросил:
– Может быть, чего-нибудь выпьем?
– С удовольствием.
Это было хорошим признаком. Карлотти никогда не пил при исполнении. У меня сразу же стало веселее на душе. Я поставил перед ним непочатую бутылку кампари, себе же прихватил виски с содовой, потом устроился в кресле. Он пригубил, поставил стакан и заговорил:
– Манчини подписал официальное заявление, в котором признается в убийстве синьорины Чалмерс. У меня есть основание предполагать, что вы тоже находились там в день ее смерти. Вас видели двое свидетелей. Мне бы очень хотелось выслушать ваши объяснения.
Я больше не колебался и рассказал ему все, не упомянув только то, что Джун Чалмерс наняла Сарти следить за Элен. Я дал ему понять, что подозреваю в этом самого мистера Чалмерса.
Карлотти слушал меня, не перебивая. Когда я закончил, он долго смотрел на меня, потом произнес:
– Я бы сказал, что вы вели себя очень глупо, синьор!
Это было сказано в столь мягкой форме, что я невольно рассмеялся.
– Совершенно с вами согласен, но, очутись вы на моем месте, вы поступили бы точно так же. Так или иначе, но все мои старания ни к чему не привели. Моя неприглядная роль все равно всплывет при судебном разбирательстве. И не видать мне моей новой работы.
Карлотти почесал кончик
– Не обязательно. Понимаете, Манчини показал, что синьорина Чалмерс намеревалась провести с ним месяц на вилле. С какой стати мы будем оспаривать его слова. Ведь Зетти-то мы поймали только благодаря вам, да и в прошлом вы нам всегда помогали. Я верю вашему рассказу. Манчини сказал, что он застал синьорину Чалмерс в тот момент, когда она снимала виллу Зетти. Очевидно, когда сам он находился на террасе. Он понял, что снятый фильм давал прекрасную возможность мисс Чалмерс шантажировать Зетти.
Тогда Манчини побежал наверх, выхватил у синьорины камеру и вырвал из нее пленку. Чтобы научить синьорину, как надо вести себя, он влепил ей сильную пощечину. От неожиданности она отшатнулась и сорвалась со скалы. Если мы удовлетворимся данным объяснением, то и судьи будут довольны.
Я не считаю, что вы должны пострадать по прихоти подобной особы. Поэтому не советую сообщать синьору Чалмерсу ни о чем, что связывает вас с ней.
– Это не так просто. Теперь, когда Манчини мертв, никто не может помешать Сарти шантажировать меня. Он может настучать на меня Чалмерсу.
Карлотти только рукой махнул.
– Можете не беспокоиться о Сарти. Манчини настолько подробно охарактеризовал нам его деятельность, что он на долгое время попадет к нам на казенные харчи. Мы его уже задержали.
И вдруг я понял, что совершенно свободен и могу ничего не опасаться.
– Огромное вам спасибо, лейтенант! Конечно, я ничего не стану говорить Чалмерсу. Надеюсь, что мне не слишком долго придется мозолить вам глаза. Если мне и дальше повезет, я скоро уеду в Нью-Йорк.
Он встал.
– Почему вы решили, что «мозолите» мне глаза. Бывают моменты, когда тебе приятно сознавать, что ты еще можешь помочь своим друзьям.
После его ухода я первым делом достал коробку с пленкой. Интересно, что на ней было заснято, если Карло заключил со мной такую сделку. Я позвонил Джузеппе, у которого имелся проекционный аппарат.
– Он находится у меня дома, Эд. Приезжай и пользуйся им сколько тебе будет угодно. Привратник тебя знает и пустит без звука. У меня же столько дел, что я смогу освободиться только вечером. Постарайся сам разобраться в его устройстве и не жди меня.
– Спасибо, Джузеппе. Я знаком с этой системой.
Через полчаса я уже находился в квартире Джузеппе. Заправить пленку в проекционный аппарат и включить его было делом нехитрым. Выяснилось, что Элен была прекрасным оператором. Заснятые виды Сорренто были просто восхитительны. Как на ладони была видна вилла Зетти, заснятая с вершины скалы.
Потом я увидел двух мужчин на террасе. Телеобъектив сделал возможным дать их крупным планом. Один из них был Зетти, другой – Манчини. К ним с улыбкой подходила Мира. Значит, Карло сказал правду Карлотти. Он действительно заметил Элен, когда она снимала с вершины скалы… Пока что все соответствовало его версии. Тогда чего он боялся? Почему не хотел, чтобы полиция видела пленку? Объяснение скрывалось в следующих кадрах.