Шрифт:
1
Впоследствии Иниас Блэр утверждал, что силком тащил упирающуюся невесту к алтарю — и отчасти это было правдой. Избраннице Иниаса удалось поверить в его любовь, но брак и семья по-прежнему вызывали у нее недоверие.
Слишком горьким оказался опыт собственного детства. Поэтому-то она и твердила себе, что никогда не заведет семью. К чему все это лицемерие и равнодушие под маской респектабельности и доброжелательности?
Однако с тех пор многое переменилось. За день до свадьбы она призналась Морин, что, если бы не познакомилась с нею
Теперь она чувствовала, что готова быть счастливой и дарить счастье другим. Ведь рядом с нею был человек, которого она любила, которому безоглядно доверяла. И еще верила в то, что им суждена долгая, безоблачная жизнь, что они нашли друг друга, чтобы не разлучаться никогда.
Иниас с утра бродил по городу и не узнавал его. Подумать только, он не был здесь всего два года, а, казалось, прошла вечность. Впрочем, дело заключалось, очевидно, в нем самом. Там, откуда он приехал, время текло иначе: то начинало бешено мчаться, то вдруг останавливалось, и никакими силами невозможно было сдвинуть его с места. Там каждый день на его глазах умирали люди, и было великим счастьем, когда удавалось кого-то из них спасти.
Как странно, что он больше никогда не увидит темно-синего африканского неба, непроходимых джунглей под кабиной вертолета, игрушечных деревень, затерянных среди них…
Но Иниас не хотел бы вернуться, хотя порой ругал себя за малодушие. Слишком горький опыт он оттуда вынес, слишком многих друзей похоронил. И все-таки ему до сих пор казалось, что его место там, что только в тех далеких странах он нужен кому-то по-настоящему. Иниас знал, что привыкать к новой жизни будет трудно, и знал также, что больше ему ничего не остается. Впрочем, сначала нужно было заплатить долги, выполнить взятые на себя обязательства. Иначе он не сможет спать спокойно, смотреть людям в глаза. Именно поэтому Иниас бродил сейчас по улицам Лондона и внимательно приглядывался к девушкам моложе двадцати…
Морин говорила, что это безумие. Он всегда соглашался с ней или почти всегда… Но сейчас его подгоняло отчаяние. Ведь Морин не была там, откуда вернулся он, не прошла через этот ад. Ее благополучная, ничем не омраченная жизнь мало походила на его собственную.
Кстати, к Морин ему тоже придется заново привыкать. Последние годы они жили в разлуке и оба, очевидно, изменились. И все-таки он любил ее…
Иниас готов был уже махнуть на все рукой, когда внезапно наткнулся на то, что искал. Она сидела в переходе метро, и вид у нее был весьма жалкий. Иниас даже поискал глазами табличку со словами «Подайте на пропитание», однако никакой таблички не было. Глядя в землю, она наигрывала что-то на флейте, предоставляя прохожим самим решать, стоит ли бросать монетку в раскрытый футляр от инструмента. Огромное количество нищих в центральной части города не переставало поражать Иниаса. Впрочем, там, где был, он повидал кое-что и похуже…
Позже Иниас спрашивал себя, почему остановил выбор именно на ней, и не мог найти ответа. Куртка и драные джинсы, хотя и относительно чистые, не выделяли ее из числа обычных попрошаек.
Может, его внимание привлекло то, что она играла
Иниасу приходилось видеть нищих с собаками — но не с такими. Рядом с девушкой лежал чистокровный ретривер, с блестящей шерстью и довольно упитанный. Он спал, положив морду на лапы, ни на кого не обращая внимания.
Девушка тоже не подняла на Иниаса глаз, даже когда он остановился и бросил в футляр банкноту достоинством в целый фунт. Она лишь едва кивнула.
Пожав плечами, Иниас отправился дальше, однако, завернув за угол, остановился в нерешительности. Может быть, все-таки стоит попробовать? Лица девушки он толком не рассмотрел, но то, что успел увидеть — короткая стрижка и два металлических колечка в ухе, — было совсем не в его вкусе. Словом, такой особе он никогда не назначил бы свидания. Но разве в данном случае это имело значение? По крайней мере, она хоть не смахивала на проститутку — в отличие от тех девушек, что попадались ему сегодня с самого утра.
Иниас решительно повернулся и пошел назад.
У Сиб была прекрасная память на обувь. Собственно, на что еще ей было глазеть с утра до вечера? На людей она старалась не смотреть: только взгляни на кого-нибудь — и он тотчас возомнит невесть что.
Эти ботинки она тотчас узнала — кожаные, коричневые, добротные. Они прошествовали мимо нее пять минут назад, и сверху упала банкнота. И вот снова маячат перед нею. Интересно, что надо их обладателю? Сиб была не настолько самоуверенна, чтобы решить, будто дело тут в ее виртуозной игре на флейте.
Подавив мимолетное желание поднять взгляд, она продолжала играть. Такое и прежде случалось. Порой ей предлагали подзаработать другим ремеслом. Сиб ждала, готовая дать надлежащий отпор, но ботинки не трогались с места, а их обладатель не произносил ни слова.
Наконец, не выдержав, девушка взглянула на незнакомца и слегка опешила. Перед нею стоял высокий мужчина с каштановыми волосами, сильно выгоревшими на солнце, явно неанглийском. Лицо его, чрезвычайно мужественное и выразительное, могло принадлежать актеру или фотомодели.
— Черт… — сквозь зубы процедила Сиб. Мужчина лучезарно улыбнулся.
— А ты недурно играешь, — сказал он, кивнув на флейту.
— Знаю, — равнодушно пожала плечами девушка.
На мгновение он растерялся, потом сухо заметил:
— И явно не страдаешь ложной скромностью.
Сиб снова пожала плечами и поднесла флейту к губам. Намек был весьма прозрачен, но это не сработало. Тогда она прибегла к более сильнодействующему средству.
— Послушай, я тут на жизнь зарабатываю! Так что, если ты не охотник за юными талантами из местной филармонии…
— К несчастью, нет. — Мужчина продемонстрировал в улыбке великолепные зубы, но глаза его оставались серьезными. — У меня к тебе другое предложение.
— Воображаю, — мрачно пробормотала Сиб.
— Это не то, о чем ты подумала.
Сиб продолжала глядеть на него скептически — впрочем, она смотрела так на всех мужчин без исключения.
— Послушай, — он извлек из кармана бумажник и выудил оттуда двадцатифунтовую банкноту, — я готов компенсировать тебе потерю рабочего времени.