Ты подождешь меня там
Шрифт:
Дама даже перестала курить трубку и вскочила с обитого синим бархатом кресла, стоящего посередине большого, сплошь в зеркалах, зала. Больше в помещении не было ни единого предмета. По залу топталась пухлая девица, похожая на кабачок, в коротенькой юбчонке и мохнатой кофтенке.
– Моника, я для кого тут зеркал понавешала, а? Ты хоть на себя поглядывай, не пугайся только!
Девица с удовольствием оглядела себя в зеркале, поправила юбчонку на объемной талии, тряхнула косичками и резво понеслась вдоль стены.
– Носочек, носочек держи, легче-легче, да плыви ты, а не скачи, как
– Марианна меня зовут, – представилась дама. – А она на самом деле не Моника, а Катька. Но у нас традиция такая: всем моделям псевдонимы давать звучные.
«Марианна, пожалуй, недалеко от моего возраста ушла, а вырядилась-то как. Попробовала бы моя жена такое на себя напялить!» – подумал Петр Петрович. Он только сейчас понял: дело его по-настоящему зацепило, коль скоро мотается из одного конца города в другой, встречается со всеми лично, вне официальной обстановки, оставляя помощника не у дел. Хотя при других расследованиях Коля чаще всего даже вздохнуть не успевал.
Дама отдала Петру Петровичу фотографию и недовольно произнесла:
– Что за фотограф?! Вид у девицы словно неживой.
– Он и правда неживой, – печально ответил следователь. – Девушку убили прошлой ночью, ножом закололи.
– Какой ужас! – вскричала Марианна. – Такая красавица! Правда, бесталанная. Пришла к нам по объявлению, мы тогда только открылись и потому приглашали всех подряд. Сначала она нам глянулась, а потом поняли – изюминки-то нет! Светланой ее звали, фамилию не припомню. Я и имя сейчас не вспомнила бы, если бы не потеряла по ее милости шикарного парнишку – Александра Гордеева.
– Любовь у них случилась? – поинтересовался следователь. С Марианной ему было легко: скажешь слово, в ответ услышишь десять. И все по делу.
– С его стороны, несомненно, да. А с ее – некий интерес: льстило ей, что человек со статусом, которым, к тому же, так заинтересовалось наше агентство, бегает за ней и цветами осыпает. Хотя, конечно, не подходили они друг другу совершенно. Девушка – как ртуть, а юноша – как вода в заросшем кувшинками пруду. Ведь расстались они потом, я права?
Петр Петрович кивнул, и дама довольно улыбнулась.
– Я Александра на улице увидела и просто обомлела: что за роскошный тип! Вполне с виду современный, модно одетый, но при всем при том выглядит, словно всю жизнь провел в монастыре. Вы понимаете, о чем я говорю? Такой типаж можно сразу на подиум выпускать, ничего не подправляя. Это как человек из Средневековья на роликовых коньках!
Марианна с отвращением посмотрела на пухлую девицу.
– Вот видите, с кем нам приходится иметь дело, – пожаловалась она. – Готовим моделей к показу новой линии спортивной одежды для полных. И Моника еще самая талантливая из всех!
Владелица агентства прикрыла глаза рукой и театрально повернулась кругом, щелкнув ковбойскими сапожками. Потом убрала руку от глаз, посмотрела на марширующую девицу и простонала:
– Сколько я зеркал здесь переколотила, пока терпения не набралась. Но и сейчас все равно на всякий случай никаких предметов в зале не держу, чтобы в искушение не входить.
Зал действительно состоял
Петр Петрович перевел взгляд на потолок. «Хоть здесь нет зеркал», – с облегчением подумал он. Потолок состоял из картин – абстракций на нераспознаваемые темы.
Расплывчатые краски – едва различимые мазки призрачного голубого, зыбкого зеленого и рассыпчатого желтого – соединялись, разъединялись, чтобы опять соединиться для последующего разъединения.
– Моя работа, – неожиданно робко произнесла Марианна. – Я – мазила, нахально считающая себя художницей.
Следователь в своих пристрастиях находился слишком далеко от живописи, а потому воспользовался моментом, чтобы оторвать взор от абстракций и перевести его на собеседницу. Но поскольку в своем воспитании он находился слишком близко от галантности, воскликнул:
– Вы – художница, нахально считающая себя мазилой!
Марианна гортанно рассмеялась:
– На секунду я вам поверила! Ну почему так бывает – триумф длится какую-то жалкую секунду, а все остальное время ты находишься в забвении?
– Секунда – не жалкая, – не согласился следователь, – скорее, все остальное – жалкое.
– Возможно, вы правы, – серьезно произнесла танцовщица.
Моника закончила отрабатывать шаг и принялась за прыжки. Пол затрясся.
– Ты – девушка, которая спешит на теннисный корт. А не слон, бегущий на водопой! Почувствуй разницу!
От мечтательности Марианны не осталось и следа. Она отдышалась и доверительно посмотрела на собеседника:
– Знаете, с толстяками намного легче, они не такие обидчивые, как худые. Какая-нибудь модель-вешалка давно бы уже в истерике билась, а Моника только улыбается… —
Марианна виновато осеклась, вспомнив о габаритах следователя.
Петр Петрович ободряюще улыбнулся ей своей фирменной людоедской улыбкой. Дама вздрогнула.
– Вот видите, и вы не обидчивы. Так о чем мы говорили…. Ах, да! Очень я расстроилась, когда Саша от нас ушел вслед за Светланой. Даже хотела ее оставить, чтобы его удержать. Свету, кстати, мы Изольдой тут звали, а Сашу – Артуром. И после Светы так неудачно все пошло с Изольдами: ни одна за все время так и не прижилась, словно сглазила она их заранее всем скопом. Но Гордеев мне сказал, что все равно уйдет, потому что родные его против такой карьеры. Конечно, он журналист, тоже не на помойке найден, но модель, согласитесь, все же круче.
Пухлая девица, оставшись без присмотра, уныло подпрыгивала.
– Голова, Моника! – взревела Марианна. – Не смотри себе под ноги! Голова тебе дана не для того, чтобы смотреть под ноги, а чтобы нести корону!
Девица вытянула шею и замаршировала, уставившись в расписанный абстрактными сюжетами потолок.
– Марианна, взгляните, это тот человек, о котором вы говорите? – следователь протянул фотографию улыбающегося Александра Гордеева.
– Что вы! – отшатнулась дама. – Здесь – самоуверенный красавчик, самый обычный. А наш – брюнет с длинными кудрями и глазами, как у косули.