Ты помнишь, товарищ… Воспоминания о Михаиле Светлове
Шрифт:
Ты рисуй радугу, только когда ее видишь. Ты даже выдумывай радугу, если ее нет на свете. Но помни, радуга может стать назойливой, и тогда выдумывай дождь. А если нет ни радуги, ни дождя, выдумывай…
Романтика – это реализм, который нельзя купить в магазине.
И золотые зубы выпадают.
Мещанство – это облачко, возомнившее себя тучей. А в чем трагедия тучи? В том, что она с детства хотела быть облаком.
Заря была похожа на русскую печь, в которой пекутся булки для ангелов.
В искусстве обязательно
Тени были высокие, выше яблонь, и они думали, что это они приносят плоды.
Моему честолюбию место Быть на встрече грядущего дня, Симфонические оркестры В коммунизме заменят меня. Будут жизни моей описания Не как правила правописания.Ночью меня будит телефонный звонок.
– Послушай, старуха, я придумал первую строчку:
Я взял и умер. Чем бы мне заняться?
– А дальше? – спрашиваю я.
– Дальше? Не знаю. Впрочем, погоди… Понимаешь, я оказался на старом кладбище, рядом с декабристами- Рылеев, Каховский, Пестель… Я решил перестукиваться с соседними могилами. И вдруг я услышал, что на кладбище давно идет перестук, как в Петропавловской крепости. Потому что революционеры не умирают. Для революционера могила – это одиночка. А вот и последняя строка:
Я перестукиваюсь, значит, я живу!
– Я опять тебя разбудил? Ну ничего, в жизни наступают такие ночи, когда тебя никто не будит, и, поверь мне, это очень грустно. Поэтому не сердись и слушай.
Старику большевику бог выдал куски заката. Большевик-отшельник, который жил на высокой-высокой горе, близко к богу, кидал эти куски людям. А потом он потребовал у бога куски зари.
– А мне не все ли равно, – сказал бог, – возьми зарю!
И выдал старому болыневику-отшельнику целый рулон зари.
Людям раздавали куски зари и куски заката, но очереди не было. Старому большевику стало очень грустно: люди привыкли стоять в очереди
Вот в чем печаль нашего существования.
Встречаю Светлова в издательстве «Советский писатель», и, пока мы спускаемся по бесконечной скучной лестнице с десятого этажа, он рассказывает:
«Идет старик. Навстречу ему девочка, полная мечтаний, сказки.
– Слушай, старик, ты когда-нибудь был мальчиком?
– Не помню,- угрюмо ответил старик.
– А ты помнишь девочку, которую ты любил?
– Давно это было…
– Куда ты идешь?
– Я иду за пенсией».
В конце пятидесятых годов Светлов задумал написать сказки. В прозе. Они должны были называться «Повзрослевшие сказки». Замысел очень увлекал Светлова, он часто и много рассказывал о своих сказках друзьям. Весной 1961 года, находясь в Ялте, он написал «Пролог» и первую сказку из десяти, сказку про Девочку-Копеечку. И «Пролог» и сказка были перепечатаны на машинке в одном экземпляре. Светлов носил их в кармане пиджака, охотно читая друзьям. Несколько раз я просила его разрешить мне перепечатать эти сказки, чтобы иметь хотя бы еще один экземпляр. Но он только отмахивался:
– Вот напишу все десять – и тогда печатай себе на здоровье!
Когда он заболел и его увезли в больницу, сказки исчезли. Не знаю, потерялись ли, или хранятся у кого- нибудь из слишком «дальновидных» друзей. У меня сохранились лишь записи, сделанные под диктовку Светлова. Бывало, что, сидя в шумной компании, он вдруг задумывался и говорил негромко:
– Запиши, старуха.
И диктовал какой-нибудь маленький кусочек или отдельную мысль. А случалось, что звонил по телефону и просил записать. По-разному бывало.
Мне думается, что сейчас, когда Светлова нет среди нас и сказки его никогда не будут дописаны, важно сберечь то немногое, что осталось от его замысла. Потому я и разрешу себе привести в своих воспоминаниях некоторые записи, хранящиеся в моем архиве…
Действие пролога развертывалось на крыше гостиницы «Москва», в ресторане. У официанта из кармана выпадает серебряный рубль и разбивается на гривенники. Судьба каждого гривенника и должна была лечь в основу сюжета каждой из десяти сказок.
Первый гривенник был очень голоден. Он купил за девять копеек булочку и, съев ее, превратился в Девочку-Копеечку.
«Как жить?-подумала девочка.-У меня в Москве нет никого близких. А в Курске есть тетя».
И девочка пошла к тете в Курск.
Над Россией стояла луна.
С правой стороны выскочил страдающий бессонницей заяц, с любовью поглядел на девочку и сказал:
– Ничего не бойся, девочка, во мне ты всегда найдешь верного защитника.
А стрекоза, усевшаяся на ее блузочке между третьей и четвертой пуговицей, ничего не сказала, она от рождения была глухонемой.