Ты проснешься, на рассвете. Дилогия

Войтенко Алекс

Улыбнувшись, про себя, поворачиваюсь на левый бок и подоткнув, поудобнее подушку, пытаюсь раствориться в неге сна. Протягиваю, правую руку вперед, проверить, спит ли жена. Рука проваливается вниз, и я, не удержавшись, лечу вслед за рукой, падая с дивана.

В изумлении, открываю глаза, и услышав детский смех оглядываюсь вокруг себя.

В это время слышится голос матери:

– Что там случилось?

– Сашка с кровати упал!
– сквозь смех, раздается голос сестры.

– Не убился?
– с тревогой вопрошает мать, и я слышу торопливые шаги.

Я сижу на полу, запутавшись в скомканной простыне,

которую утянул с собою и с ошалелым видом оглядываюсь вокруг себя. В комнате появляется мама, а следом за ней, крадучись выглядывает из-за притолоки, веселое лицо сестры.

– Что с тобой?
– слышу такой родной и давно потерянный голос. С удивлением поворачиваю голову и вглядываюсь, в такое родное, лицо матери. Увидев мой ошалелый взгляд, сестра оглушительно хохочет. Мать поворачивается к ней и строго взглянув произносит:

– Ничего смешного не вижу! Брат чуть не разбился, а ей смешно! И вообще марш одеваться, нечего бегать по дому в ночнушке.

Сестра, стараясь принять серьезный вид и почти сдерживая прорывающиеся звуки смеха, уходит. Мама вновь поворачивается ко мне. Я очумленно разглядываю ее, не в силах произнести ни единого слова.

– Александр, что случилось?

– Мама.
– Пробую слово на вкус, боже как давно я не произносил его.
– Мамочка. Как хорошо, что ты у меня есть.

С глупой улыбкой я выпутываюсь из простыни и встав на ноги обнимаю, наверное единственно любимого мной человека, за всю прожитую жизнь.

– Ты не представляешь, как я люблю, тебя!
– страстно говорю я и прижимаюсь к ней.
– Как же давно, я тебя не видел!

Мать с удивлением, отстраняет меня от себя и вглядываясь в моё счастливое лицо, некоторое время разглядывает меня. Потом прикоснувшись губами к моему лбу, как бы сама себе произносит.

– Да, нет. Лоб не горячий. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо.
– Шепчу я, вновь прижимаясь к ней.

Какое-то время мы стоим, после чего мать вновь отстраняет меня:

– Ты не расшибся?

– Нет, все хорошо, просто сон приснился.

– Ну хватит обниматься, марш чистить зубы и умываться.

Оставив меня, мать разворачивается и уходит. Я проводив ее взглядом, оглядываюсь вокруг себя.

Моя комната. Именно такой я ее и запомнил. Ничего не изменилось, или просто моя память, что-то забыла. Тот же белый дощатый письменный стол, сколоченный отцом, стул с полупродавленным сиденьем и брошенными на нем моими вещами. Разложенный диван, заменяющий мне кровать, небольшая тумбочка возле него со стоящим на ней светильником с металлическим абажуром. На потолке пластиковая бело-зелёная люстра. На полу, часть когда то большого, серо-зеленого паласа, теперь разрезанного на две половины, одна из которых лежит в комнате сестры, а вторая здесь, у меня. Окно, задернутое атласными шторами светло-коричневого цвета.

Подхожу к окну и отдергиваю штору.

В комнату врываются яркие лучи, жаркого летнего Ташкентского солнца. Дергаю за шпингалет и распахиваю окно. Чуть застоявшийся за ночь воздух тут же наполняется запахами цветов и зелени, находящегося за окном сада. Легкий, но уже достаточно горячий ветерок, проникает в комнату, навевая давно забытые чувства и воспоминания. С удовольствием вдыхаю это благоухание полной грудью.

Хорошо-то как! Неужели все это правда?!

Прижавшись лбом к декоративной решетке, вставленной

в раму окна, пытаюсь вспомнить прожитые годы и принять случившееся. Шанс. Второй шанс. Неужели сбылось? Некоторое время стою ни о чем не думая, просто наслаждаясь минутами счастья. Мысли о том, что я буду отличаться от себя прежнего, даже не возникают в моей голове. Пусть все идет, как идет, решаю я. В крайнем случае, найду, на что списать изменения. В конце концов, я в своей семье, да и память еще не отказывает.

– Алекс, ты, что опять уснул? Иди умываться.

– Он, в решетку воткнулся и что-то разглядывает, - слышится голос сестры.

– Ябеда, Машка!
– бросаю я, и натянув тонкое, с растянутыми коленками трико иду в ванную.

Закрывшись в ванной, бросаю взгляд на давно забытые, но такие знакомые предметы и подхожу к умывальнику. Интересно, а какая из этих щеток моя? Беру зубную пасту и перекладываю на угол ванны.

– Мам!
– кричу, открыв дверь, а где моя щетка? Опять Машка тут похозяйничала, ничего найти не могу.

– Да вот же она, - мама указывает на щетку стоящую в стакане.

– И пасты нет, - продолжаю я.

Мама оглядывается и спустя мгновение, находит тюбик, лежащий на краю ванны.

– Опять Машка все пораскидала, ничего найти невозможно, - ворчу я, закрывая дверь на шпингалет.

– Это он сам, - доносится до меня, я пасту на месте оставляла.

Вглядываюсь в небольшое зеркало, висящее над умывальником. Зубы, это моя слабость. К пятидесяти пяти годам у меня, почти не осталось своих зубов. Поэтому если в первой жизни, я предпочитал полоскание рта чистке, то сейчас нужно сделать как раз наоборот. Тем более, что нынешние садисты-дантисты, очень уважают, поиздеваться над своими подопечными. Так что чистить и еще раз чистить, дважды в день, как положено. Открываю тюбик "поморина" и щедро накладываю на щетку валик зубной пасты. После чего с минуту, тщательно шоркаю по всему рту. Сполоснув водой рот, умываюсь, и еще раз взглянув в зеркало, выхожу из ванны.

В столовой уже накрыт стол. Кружка горячего чая с молоком, как я люблю и целое блюдо, только что нажаренных пирожков с картошкой. "Боже, как давно это было! Неужели все правда и все повторяется!". Подхожу к маме, обнимаю ее и целуя говорю:

– Мои любимые! Спасибо мам!
– сажусь за стол и с удовольствием, вгрызаюсь еще в горячий, лоснящийся жиром, с зажаристой корочкой пирожок, запивая его горячим сладким чаем. Мечтательное выражение, не сходит с моего лица. Мама, сидящая напротив меня, тоже завтракает и несколько удивленно поглядывает на меня. Спустя несколько минут, видимо так и не разглядев во мне причину изменений, произошедших во мне, спрашивает:

– Что случилось, Алекс? Сегодня ты, какой-то не такой, как обычно.

– Просто я, - на мгновение задумываюсь, - видел сон. Страшный сон. И очень не хочу, что бы было так, как я видел.
– Говорю я ей, делаясь серьезным.

– Расскажешь?

– Да. Но только тебе.

– А мне?!
– раздается голос сестры, стоящей в проеме двери.

– Тебе нельзя. Ты еще маленькая, - поворачиваюсь к ней с улыбкой.

– Сам ты маленький! Вон даже с кровати еще падаешь!
– она показывает мне язык и уносится в дом, как только я порываюсь встать. Тут же оттуда доносится хлопок закрывшейся двери и слышится ее голос: