Ты родишь для меня
Шрифт:
А я приваливаюсь к стене, прокручивая в голове все произошедшее. Дальше с большим трудом заставляю себя встать, собрать все ценное, что только может быть у меня в доме, и пойти в ближайший ломбард, чтобы сдать за бесценок.
Много это или мало? Для меня вся жизнь и дело не в деньгах, а в ярким воспоминаниях о родителях. Мать собирала украшения, отец картины и монеты, все это — они, напоминание о тех, кого я больше не увижу. Напоминание о том, что это все, что у меня есть.
Есть мгновения, которые хочется прокручивать в голове снова и снова, а есть
«— Папа, что ты несешь?! Да как ты можешь такое говорить?! Мы уже муж и жена! — я плакала, прижимая руки к груди. Отец кричал, что Герман меня использует, что хочет добраться до его денег. Помимо денег папа не видел ничего. Даже то, что его дочь на самом деле ожила.
— Как я могу? Как я могу говорить правду, да? Да ты ослепла! Я никогда не приму его, никогда, что бы он не предпринял, я слишком хорошо вижу гнилое нутро, дочь. Слишком хорошо. И если ты хочешь с ним быть, то забудь, что у тебя есть отец! И я не оставлю тебе ни рубля. Посмотрим тогда, на сколько хватит твоего горячо любимого Германа! Поженились они! Совет вам да любовь!
Я отшатнулась, когда мать ворвалась на кухню, где и начался скандал. В душе был полный раздрай, а руки превратились в ледышки, и это при такой жаре на улице. Никогда не думала, что смогу так сильно злиться на отца.
— Прекратите оба! Немедленно! В нашем доме никогда не будет таких речей!
— Выйди! Я разговариваю с дочерью, которая решила спустить свою жизнь в унитаз, — папа отмахнулся от мамы, схватил со стола телефон и начал кому-то звонить. Я сейчас не так важна, как работа. Да? Даже сейчас.
— Конечно, папа, это ведь не Влад, которого ты был готов расцеловать только за то, что он существует, — мать все еще стояла между нами, вскидывая руки к лицу. — И мне не нужны твои деньги, мне ничего от тебя не нужно.
Это стало последней каплей. Мужчина покраснел, начал тяжело дышать, а затем взорвался окончательно.
— Влад мужик, Вита, а ты полная дура, если упустила такого человека. А что до денег. Ну так живите в шалаше, какие вопросы?!
Мобильный телефон отца полетел в стенку, разламываясь на мелкие кусочки. А я выбежала из квартиры, не подозревая на самом деле, что это был наш последний разговор».
Разумеется, я отдаю самое дорогое для меня, но там это считают ломом, оплачивают тоже как лом, и с каждым словом ювелира, на глаза наворачиваются слезы, но плакать я себе запрещаю. Это всего лишь вещи, Вита.
Взгляд в последний раз цепляется за кольцо, подаренное отцом. Оно сверкает яркими переливами, и я мысленно обещаю себе забрать его.
Обручальное отдаю без сожалений. Будто бы тонну с плеч
Полученных денег мало, но хотя бы на что-то должно хватить. На первое время. На телефон падает сообщение от подруги с номером адвоката, и я максимально готова к тому, чтобы выгрызть свою свободу.
«…полностью тобой распоряжаюсь, Вита. Полностью. Ты в моей власти».
Жую эти слова снова и снова, пытаясь додумать, что он имел в виду. Кроме очевидного превосходства с деньгами. И не нахожу.
11
ПРОБУЖДЕНИЕ
— Я могла и сама поехать, — отворачиваюсь к окну, не готовая сейчас хоть к какому-то диалогу, но моя подруга решает иначе.
— Ты думала, что я оставлю тебя с этим всем наедине? Да щас!
Прикрываю отяжелевшие веки, пока перед глазами прыгают разноцветные точки. Что-то с моим организмом не так, я словно выжатый лимон. Благо хоть с работой уладилось быстро. Моя администратор дала мне пару дней отгулов и даже не спросила зачем и почему. Догадки давно не пытаются роиться в моей голове, потому что причину своих отгулов я знаю слишком хорошо.
Без Агапова тут не обошлось. Думать то нем мне не хочется, но словно что-то извне специально толкает меня в спину прямо на эти мысли, вновь и вновь заставляя испытывать странную смесь злости и благодарности за то, что он совершил. По сути, от себя и просто так, ведь, очевидно же, выгоды с меня ему поиметь не удастся.
Острой иголкой колет и другая мысль: он обещал приехать, и пусть я больше всего на свете этого не хотела, но одновременно внутренне готовилась, а когда он не приехал, огорчилась. Типичное женское поведение. Странно, ведь я никогда не вела себя так, и все в принципе у меня было однозначно. А тут…вышло из-под контроля, ударяясь о мнимую стенку из противоречий.
— Ты же на работе сегодня, — выдыхаю спертый в легких воздух на холодное стекло и вывожу звездочку. В просвете потного стекла мелькают новогодние вывески и яркие огоньки развешанных по всему городу гирлянд. В городе пахнет Новым годом, вот только настроения соответствующего нет.
— Доктор зверь в командировке, а я решила увильнуть от своих обязанностей охранять его очень важный кабинет и помочь подруге справится со всем, что творится в ее жизни.
Алиска чудо, и я не шучу.
— Если он проверит? — поворачиваюсь к подруге, ощущая странные тянущие боли во всем теле. Словно меня растягивают во все стороны.
Алиска морщится, а затем скептически изгибает длинную и широкую бровь.
— Мне плевать, к этой Снежане я поеду с тобой. Мне ее расписали как пиранью, а ты у нас девочка нежная, мало ли чего, доведет еще.
Еще одна пиранья в моей и без того не тихой гавани. Ничего нового. Интуиция опять врубается на полную катушку, намекая о не самом приятном исходе, и мне хочется задушить ее в зачатке, чтобы уповать только на судьбу.
Почему ты, мерзкая, не работала с самого начала? Почему выборочно? Или мы на самом деле видим лишь только то, что хотим?