Ты студент, Гарри
Шрифт:
В коридоре послышался топот и чей-то басистый голос.
— Гарри, — выпучив глаза, произнес Борис.
— Боря, — так же перепуганно сказала Гарри.
Двое друзей одновременно метнулись в разные стороны. Борис рыбкой метнулся в окно, кувырком гася свою инерцию. Гарри не был настолько подготовлен физически, поэтому он шмыгнул к шкафу, в котором хранили халаты и спрятался внутри.
— Сидоров, я ещё раз тебе говорю: это так не работает! — произнёс высокий мужчина в белом халате, с бородой и толстыми очками на носу. — Коньяк —
— Василий Семенович, ну как? Как это все выучить? Это же невозможно!
— Возможно, Сидоров! Другие как-то выучили! — тут преподаватель взглянул на стол с разложенным препаратом. — Странно. Вроде бы, вчера всё прибрали.
За нерадивым студентом в прозекторскую зашли еще двое ребят. Бледная, словно поганка, худенькая девушка и покрытый веснушками, с торчащими из-под белого колпака рыжими волосами парнишка.
— Ладно. Нам же проще, — вздохнул преподаватель и оглядел должников. — Это ваш последний шанс. Я вас спрашиваю всего один вопрос. Не ответите, я подаю вас в деканат на отчисление. Всем всё понятно?
— Василий Семенович, может, всё-таки договоримся? — жалостливо произнёс самый наглый парень — широкоплечий брюнет с шрамом на щеке.
— Конечно, договоримся. Договор простой... — улыбнулся преподаватель, поднял ногу препарата и указал на канал под коленом. — Назовешь мне этот канал — зачет — и продолжаешь учиться. Не сможешь — через три дня увидишь приказ о твоём отчислении.
Парень подошёл к трупу, заглянул под коленку, куда преподаватель указывал металлическим прутиком.
— Ну, Сидоров? Что за канал?
Парень оглянулся на своих коллег по несчастью, а затем замычал:
— Ну, канал... в нём сосуды проходят... и... Это... Нерв там идет.
— Название, Сидоров. Название! — надавил преподаватель с торжествующей улыбкой. — Выход какого канала находится в этом месте?
— Бедренно-подколенный, — раздалось бульканье от трупа.
На секунду все замерли.
Бледная девчонка истошно завопила и ломанулась как ошпаренная из прозекторской. Рыжий парень замер, уставившись на голову препарата без кожи.
— Кто... это сказал? — произнёс Василий Семенович.
— Я, — не моргнув глазом, произнес Сидоров. — Бедренно-подколенный канал.
Преподаватель поправил очки и перевёл взгляд на труп, откуда он услышал бульканье.
В этот момент препарат повернул голову, вытянул губы и изобразил поцелуй.
Василий Семенович покачнулся и рухнул на пол.
Сидоров же взглянул на рыжего.
— Сема?
Встряхнув его за плечо, он понял, что друг в ступоре, а лужа под ногами и мокрые штаны явно указывала на глубину этого ступора.
Нерадивый студент вздохнул, взглянул на труп и пожал ему руку.
— Спасибо, мужик!
Затем он достал зачетку и начал трясти преподавателя.
— Василий Семенович! Я сдал? Василий Семенович! Мне зачет нужен!
Глава 2
Почему
Всё просто.
Это был мой выбор.
Можно ли было попробовать прогнуть императорскую канцелярию по поводу отцовства или вообще послать куда подальше человека, выдавшего мне вторую половину хромосом?
Можно.
Можно ли было просто напросто надавить на власть имущих и просто вытрясти из них то, что мне нужно? Деньги, статус, положение?
Можно.
Можно ли было выбрать род побогаче и повлиятельнее и устроиться в нем? Кататься как сыр в масле...
Можно.
Всё это можно было сделать, но давайте взглянем правде в глаза.
Я уверен, что не сделай я свой выбор — в суде бы вывернулись. Вывернулись и послали бы этого итальяшку куда подальше. И если бы я надавил и потребовал для себя условий — тоже бы все выполнили. И обучили бы бесплатно и местом при дворе не обидели бы. Даже взбреди мне в голову устроиться в княжеский род — все равно бы взяли, пригрели, холили и лелеяли.
Вот только я бы уже ничего не решал.
Это я понял ещё тогда, в пятнадцать.
Любой род превратил бы меня в бесплатный и мощный усилитель развития дара у своих детей.
Любые мои запросы от государства и власть имущих рано или поздно пришлось бы оплачивать. Только вот уже не я бы выбирал: как и когда платить за все эти «плюшки».
И дело с моим биологическим отцом я хотел решить именно так, как решил. Понятное дело, что мне еще предстоял дворянский суд, но я не пытался урвать от Моретти земель, статуса или чего-то еще.
Все было гораздо проще и...
Нет, у меня не было на него злости. У меня не было к нему претензий, но я считаю, что отец, избавившийся от ребенка и взявший с моей матери полное отречение от прав на наследование семьи Моретти, должен как-то ответить за своё отсутствие.
Поймите, я не кровожаден. Я бы и словом не обмолвился за алименты, если бы он не додумался сунуться ко мне. Ладно, поговорили, обсудили, но вот суд?
Васильев, когда я ему продемонстрировал знаки рода и передал письма, тогда сказал:
— Они все уже поняли. Поняли и пошли ва-банк. Мы, конечно, прикроем, но я на твоём месте просто так бы это не оставлял. Аристократы потом не поймут.
Вот и взыграло у меня.
Убить? Мне еще межгосударственных разборок не хватало. Покалечить? А смысл? Проклянуть? Так не умею. Да и сложно это очень проклинать родственную кровь. И дело тут не в ингредиентах. Проблема в том, что проклянуть надо так, чтобы тебя это не затронуло. Кровь-то близкая.
Да, трупы нужны. Да, очень чесалось сделать какую-нибудь пакость. Но ни возможности, ни шанса вывернуться от последствий и главное никакого смысла и прибыли от этой затеи.