Ты свое получишь («Он свое получит» или «Возврата нет»)

Чейз Джеймс Хедли

С минуту Гарри стоял неподвижно, затем медленно обогнул машину. «Надо ехать вдоль побережья. Останавливаться здесь было полным безумием».

– Совсем забыл про змей, – пробормотал он, садясь за руль. – Я их и сам боюсь. Того гляди наступишь.

– В лесу их должно быть уйма, – сказала Глория. – Достаточно на дорогу взглянуть.

– Да, верно…

Он выжал сцепление, и машина тронулась с места. До Нейплса оставалось еще сто с лишним миль.

Над дорогой, тянущейся вдоль канала, стоял неумолчный щебет птиц. По ровной молочного цвета глади разбегались круги – это выпрыгивала рыба,

охотящаяся за насекомыми, что тучами вились и жужжали над водой.

«Бьюик» мчался вперед, и пейзаж постепенно менялся – кипарисовые леса сменились купами приземистых дубков и ивовыми рощами, изредка густой подлесок прорезало высокое мраморное дерево. Мелькали поселения индейского племени семинолов, виднелись лишь кровли, сами жилища скрывала непроницаемая стена зелени.

Гарри помнил, что на карте бармена где-то чуть дальше дорога разветвлялась – от развилки начиналось шоссе на Колльер-Сити. Именно там он и решил избавиться от Глории.

А внимание Глории, казалось, целиком поглощали разворачивающиеся за окном виды – стаи диких птиц, что взлетали над лесом, вспугнутые шумом мчавшегося на большой скорости автомобиля, и черепахи, выползшие на берег погреться на солнышке. Она молчала, и Гарри это вполне устраивало.

Когда, наконец, они достигли Ройял-Палм-Хэммок, где высокие белоствольные пальмы широко раскинули свои перистые вершины над более мелкорослыми деревьями, Гарри сбавил скорость. Где-то впереди, в нескольких милях, находился перекресток, откуда можно было свернуть на шоссе 27 А, ведущее к Колльер-Сити. Минут через десять он его увидел. Оставив главную магистраль справа, свернул и въехал на узкую дорогу, пересекающую довольно плоский пейзаж – на многие мили тянулась ровная гладь песка, по которой были разбросаны низкорослые пальмы и сосны.

Они проехали примерно милю, когда Глория вдруг спросила:

– А мы правильно едем? Зачем было сворачивать с той большой дороги?

– Здесь интереснее. А на дорогу можно выехать позже. Смотри-ка, что это там, впереди? Вероятно, тут была когда-то фабрика по консервированию моллюсков.

По обе стороны дороги высились целые горы пустых блестящих раковин, добела выжженных солнцем. Они сливались в сплошную стену, закрывающую вид на окрестности. Стена эта тянулась примерно на полмили, затем машина внезапно вылетела на ослепительно белый пляж с разбросанными по нему редкими пальмами, лавандово-синей полоской моря и вереницей кокосовых деревьев, отбрасывающих густую тень.

Берег был абсолютно пуст. Гарри притормозил.

– А тут здорово красиво, правда? – хрипло пробормотал он. – Давай искупаемся.

– Но у меня купальник на самом дне чемодана, – сказала Глория.

– Зачем тебе купальник? Кто тебя тут увидит, кроме меня?..

Он въехал в тень по пальмами и остановил машину.

– Давай! Идем, поплаваем!

Она вышла из машины и медленно направилась к морю, оставляя на песке цепочку ровных мелких следов.

Казалось, целую вечность Гарри смотрел ей вслед с бешено бьющимся сердцем. У него вдруг возникло странное ощущение, что они двое – единственные оставшиеся в живых на земле люди. Длинная излучина берега, густой лес за спиной, синее небо, палящее солнце и тишина словно подсказали ему: вот оно, это место.

Лучше не придумаешь.

Рука потянулась к карману, пальцы сомкнулись на гаечном ключе. Он распахнул дверцу автомобиля. «Сейчас или никогда», – сказал он себе. Она стояла к нему спиной, глядя на море. Легкий ветерок развевал подол платья, открывая округлые бедра и длинные стройные ноги.

Пляж тянулся на мили и был совершенно безлюден. Жаркое солнце превратило море в зеркало из расплавленной мерцающей бронзы.

Он вышел из машины, ощущая сквозь тонкие подметки туфель жар раскаленного песка. Даже если она закричит, ее никто не услышит. Он вытащил ключ из кармана и медленно пошел к ней. Она по-прежнему стояла совершенно неподвижно спиной к нему, прикрывая ладонью глаза, и глядела на море, которое накатывалось на берег мелкими волнами. Волны лизали сухой песок и отступали, оставляя мокрые темные следы.

Он приближался к ней, держа гаечный ключ за спиной. Во рту пересохло, сердце гулко и часто билось. «Никто и ничто меня теперь не остановит. Я должен это сделать. Это единственный выход».

Она вдруг обернулась и посмотрела на него. Выражение ее глаз разом остановило его, словно он натолкнулся на каменную стену. По этому взгляду он сразу понял – она знает, что он собирается с ней сделать. Презрение и брезгливость – вот что он прочитал в ее глазах, и это его парализовало. Он стоял неподвижно, как столб, на бледном лице блестели капельки пота. В течение нескольких секунд они молча смотрели друг на друга, потом она тихо спросила:

– Ну, чего ждешь?

Он пытался заставить себя ударить ее и не мог. Если бы она вскрикнула, побежала, защищаясь, вскинула руки, он был ударил. Но ее неподвижность и абсолютное отсутствие страха вогнали его в столбняк.

– Валяй! Действуй! – продолжала она. – Я знала, что ты собираешься это сделать. Так делай! Ну?! Мне все равно.

– Напрасно ты мне угрожала, – выдавил он еле слышным хриплым шепотом. – Сама напросилась, вот и получишь.

Теперь он держал гаечный ключ открыто, и она увидела его.

– А-а, так вот оно, твое оружие, – спокойно произнесла она. – Значит, ты это прятал в кармане на дверце?

Этот ее спокойный и ровный тон и полное отсутствие страха совершенно сбивали его с толку. Он просто стоял, глупо глядя на нее и изо всех сил стараясь заставить себя ударить.

– Ты, верно, рехнулась, думая, что можешь диктовать мне свои условия, – хрипло пробормотал он. – Ты мне мешаешь. Неужели ты всерьез вообразила, что я буду плясать под твою дудку? Джоан и я, мы собираемся пожениться. Когда старик умрет, она унаследует все деньги. Он миллионер. И ты думаешь, я позволю лишить меня этого шанса? Все очень просто – или твоя жизнь, или мое будущее.

Он ждал, что она бросится бежать, хотя бы испугается, тогда можно нанести удар. Эта ее неподвижность и холодный бесстрашный взгляд полностью деморализовали его.

Борг, тоже въехавший на пляж и укрывший машину в лесу, наблюдал за ними из-за тесно сросшихся пальмовых деревьев. В горячем неподвижном воздухе до него отчетливо доносилось каждое слово.

– Я убью тебя, – сказал Гарри и шагнул вперед в надежде, что она дрогнет. – Чего же ты не бежишь? Почему не спасаешься? Я убью тебя!