Ты теперь мой враг

Тесса Тиана

И я непременно сорвусь с высоты, на которую он позволяет мне забраться своим шепотом. Но мы только набираем скорость, и сейчас парим слишком высоко, чтобы думать о предстоящем падении и неминуемым столкновением с реальностью.

Мне так хорошо, что уже не страшно. И даже плевать, что он теперь мой враг. Я люблю его и ни за что не пожалею о нашей ночи. Поэтому ныряю с головой в болезненную неизвестность под названием «Демид Бронский», полностью отдаваясь его сильным рукам.

Мы лежим рядом и ещё долго не можем восстановить дыхание, а потом Демид

одним движением снова притягивает меня к себе, устраиваюсь на его плече и чувствую, как он зарывается носом в мои волосы, делает глубокий вдох, а затем и выдох, хочу поднять глаза, но прямо сейчас не решаюсь.

Верю и не верю, что он меня вот так крепко держит в объятиях. Что мне выпадает шанс слушать его сердцебиение и вдыхать аромат его парфюма. Уверена, ещё долго буду вспоминать, как сходила с ума, рассыпаясь на части, и пусть ненадолго, но чувствую себя счастливой. Мне нужен этот самообман. И я отчаянно борюсь со сном, боясь засыпать. Потому что почти уверена — проснусь одна.

Открываю глаза, когда комнату заполняют сумерки, я всё-таки уснула: сердце успевает заколотиться в досаде, но вопреки опасениям спустя мгновение чувствую, что по-прежнему нахожусь в мужских объятиях.

Всё хорошо, Лика — он не ушёл.

Унимаю напрасно участившийся пульс — судьба дарит мне ещё немного времени, но сердце всё равно мучительно сжимается — этот момент всё равно наступит.

Выбираюсь из объятий и какое-то время разглядываю Бронского, такого родного и чужого, близкого и недосягаемого: сейчас его лицо безмятежно, спокойно, хочу прикоснуться к нему, но одергиваю себя и закусываю губу, а потом закутываюсь в простынь и подхожу к окну в кухонной зоне. Кофе варить не решаюсь — не хочу будить Демида.

Долго смотрю на ещё не проснувшийся город, а потом повинуюсь порыву и распахиваю окно на полную, впуская в квартиру утреннюю прохладу. Закрыв глаза, делаю глубокий вдох полной грудью и растягиваю на лице улыбку — он всё равно уйдёт.

К ней или просто от меня, но уйдёт. Вот только мысль, что я всё ещё для него что-то значу разжигает глубоко запрятанную надежду — между нами ничего не закончилось.

Обхватываю себя и так стою какое-то время, пока внезапно не чувствую на плечах мужские руки, и хоть знаю, кому они принадлежат, а всё-равно невольно вздрагиваю. Но Демид не дает мне на него посмотреть, он притягивает меня спиной к своей груди, крепко держа за плечи, и наклоняется:

— Замёрзнешь, — слышу низкий голос Бронского, он задевает губами мочку уха, и по телу мгновенно проходит очередная волна дрожи.

— Мне не холодно, — говорю, сдерживая разбушевавшийся вмиг пульс. И это правда, мне становится так тепло в сильных руках, что будь на улице минус сорок, я бы сейчас даже не почувствовала.

Слышу, как Демид ухмыляется, он растирает мои плечи, а затем прикасается губами к волосам, делает глубокий вдох, и внутри всё замирает от этого жеста, хочется остановить время и задержать на паузе подольше. Лишь когда когда Бронский всё же объятия ослабляет и тянется к створке, восстанавливаю ритм.

Даже не задаю себе вопрос, что будет дальше.

Просто не готова к ответу, просто его знаю.

Демид закрывает окно, оставляя лишь режим проветривания, а я пользуюсь тем, что он разжимает руки и всё-таки оборачиваюсь.

Плюс небольших расстояний — больше возможностей для близости, вот только не минус ли это, уверенности нет. Демид не улыбается, он бросает взгляд на губы, и снова возвращает его мне.

— Ты изменилась, — говорит, внимательно изучая мои глаза.

Перемены во мне совсем не удивительны, и если бы он только знал, что со мной творилось всё это время, вопросы бы отпали, но всё же поднимаю брови:

— Разве?

— Ты предпочитала вставать позже.

Лишь небольшой намёк на наше прошлое заставляет сердце сжаться — он помнит мои привычки, вот только готов ли говорить о нас? Портить хрупкую иллюзию не хочу, но решаюсь на своеобразный шаг:

— А вот ты всё тот же, — говорю открыто, выдерживаю его взгляд и замечаю, как Демид прищуривается. Чувствует, что это ещё не всё, ждёт продолжения.

— Разве? — усмехается теперь он. — И какой же?

— А вот этого я не знаю. Раньше считала, что знаю, сейчас — нет.

Мы теперь молчим, пауза затягивается, опасная черта не пройдена, но я к ней прикасаюсь. И только за Демидом выбор — продолжать разговор или оставить всё без ответов.

Он теперь серьёзен, взгляд не отводит, пронзает им, словно стреляет немыми укорами, и я ищу в себе силы справиться с подступающими чувствами — добраться до правды, не разворошив горечь нашего прошлого, просто невозможно, и вперед вырывается чувство вины, которое обязательно сменит тупая боль. Одно из другого вытекает.

— Поговорим? — разряжает повисшее напряжение Демид, вот только воздух теперь накаляется ещё больше.

Киваю и произношу, так же глядя в глаза:

— Я сварю кофе.

Демид уже в джинсах, но по-прежнему без рубашки, невольно скольжу взглядом по его подтянутой фигуре, и хоть происходит это мимолетно, а всё равно, когда поднимаю взгляд, вижу в глазах Бронского ухмылку.

— Я сам.

Ещё один привет прошлому: Бронский по утрам всегда варил мне кофе, потому что я действительно просыпалась позже него, или же приходила в кухню в разгар приготовлений. А вот вечер был за мной.

Не дожидаясь возражений, Демид отворачивается к стойке и возится с кофеваркой, а я опираясь на подоконник позади, немного присаживаясь. Разглядываю теперь Демида со спины, не боясь попасться, мне всегда нравилось за ним вот так наблюдать, запоминаю вновь его движения, я и не забывала, но сейчас пытаюсь уловить изменения в повадках.

Однако спустя время лишь ухмыляюсь — жесты до боли знакомые, родные.

Прошел целый год, но я помню абсолютно каждое его движение. Словно отпечатывала в памяти, зная, как долго мне придется обходиться без них. И я отчаянно все это время храню глубоко внутри его привычки, жесты. И ничего не изменилось, кроме одного — он теперь не мой.