Ты у меня одна

Сергеева Оксана Николаевна

— Объяснись.

— А что объяснять? Я тебе сказала: меня сегодня уволили. — Слава богу, что голос не дрожал!

— И ты решила, что я этому как-то поспособствовал?

— А что – нет? — оцепенело замерла, с трудом выдерживая его яростный взгляд.

— Страсти-то какие. Нет! — сказал, как заклеймил.

— Нет? — не веря, переспросила она. — Тогда я вообще ничего не понимаю… — запустила пальцы в светлые волосы, затем потерла горящие щеки. И тут же остановила себя, запретила делать эти бессмысленные движения.

Ваня шевельнулся, подался немного вперед, Алёна, напротив, попыталась

вжаться в мягкую спинку дивана.

— И у тебя на работе не было проблем? — опасно вкрадчиво начал выяснять подробности конфликта.

— Никаких.

— Ни выговоров, ни жалоб? Ты не нарушала этический кодекс?

— Нет.

— И твое руководство, как я понимаю, совсем не волнуют возможные проблемы с трудовой инспекцией и прочими службами?

— Это у меня будут проблемы, если я завяжусь с трудовой инспекцией или подам в суд, или еще что-то предприму. Я потом не смогу никуда устроиться и вообще работать по профессии. Ты прекрасно знаешь нашу специфику. Удалят из реестра психологов и аминь.

Его напускное спокойствие сошло. Он побагровел, ринулся к стеллажу с книгами, нашел там какую-то тетрадь и карандаш.

— Пиши, — швырнул ей то, что взял с полки.

— Что? — непонимающе посмотрела на него.

— Полное название вашей конторы. Кто руководитель.

— Зачем тебе?

— Пиши!

Алёна не притронулась ни к листку, ни к карандашу.

— Пиши и не трать мое время, или я сам узнаю! — оглушил ее криком, и она, раскрыв тетрадь, тут же нацарапала все, что он просил, матерясь про себя, что рука у нее дрожит. Разумеется, это дрожание от Шаурина не укрылось. Едва поставила точку, Иван выхватил у нее листок и несколько раз пробежался глазами по строчкам. Выдохнув, достал сотовый. Набрал номер и, пока шли гудки, снова перечитал написанное. Когда ему ответили, отбросил тетрадь.

— С Олегом Николаевичем меня соедините, — уверенно сказал он. — Шаурин… Иван Денисович. Подожду.

Показалось, или у него в телефоне что-то прозвучало про «приемную губернатора»?

Шаурин не стал разговаривать при ней, вышел на лоджию и прикрыл дверь. Алёна только слышала его гулкий голос. Иногда смех. Такой выученно-мягкий заготовленный смешок.

Показалось, что разговаривал он целую вечность. Когда вернулся, был спокоен.

— Твое начальство там подохренело маленько, да, Мурка? Ничего, сейчас минут через пятнадцать-двадцать тебя пригласят обратно. Можешь даже повыделываться, пусть поуговаривают. — Остановился перед ней, поглядывая на телефон и держа его так, словно готов поднести трубку к уху. Как будто звонка ждал.

— Ты надеешься такой вопрос решить за пятнадцать минут? — удивилась она, чувствуя, как отвратительно уютно стало находиться с ним в одной комнате после того, как он привычно назвал ее Муркой.

— Я не надеюсь, я решу. Иначе ваша шарашка исчезнет с лица земли.

— Кому ты звонил? — голос ее совсем стих. — Ты же не Крапивину звонил?

— Почему не Крапивину? — усмехнулся он.

— Зачем?

— Как – зачем? Кто-то, имея проблемы, звонит знакомому гаишнику; а я, когда у меня неприятности, звоню знакомому губернатору.

— Ваня, это слишком… Я все равно теперь не смогу там работать, — выдохнула она шокировано.

—

Кому слишком – тебе? Мне – нет. Или ты так и не поняла, с кем встречалась? И ты будешь там работать! Я человека побеспокоил, оторвал от дел! Потому ты будешь и дальше там работать! Можешь не переживать, для тебя теперь вообще все дороги открыты, с тебя будут пылинки сдувать и рта не посмеют против открыть.

— Да я не хочу!.. — Ее затрясло. — После всего этого маразма!

— Тогда какого черта ты меня дернула? — рявкнул.

— Я дернула? — удивленно воскликнула. — А разве я просила решать мои проблемы? — принялась защищаться, хотя прекрасно знала, что Шаурин не из тех, кого можно утопить одним веским доводом. Он и сам может долго водить по кругу, а потом все равно ловко загонит в угол.

— И правда не просила, — подумав, согласился он и улыбнулся холодно. — Что вполне объяснимо, ведь правда? Это же, как ты тогда сказала, паттерн. — Снова улыбнулся и продолжил издевательски. — Доктор, тебе ли не знать, как непросто ломать устоявшиеся схемы поведения. Тут не обойтись без квалифицированной помощи. А если клиент не настроен на глубокую личностную проработку, то это практически невозможно, да? У тебя майка шиворот-навыворот, — вдруг сказал он.

— Что?.. — принялась осматривать себя.

Твою ж мать… И правда напялила белую майку швами наружу. Пальцы дрогнули: снять бы ее да вывернуть, надеть как положено. Но не при нем же теперь раздеваться, но и уйти в другую комнату себя заставить не могла.

— Когда ты меня потеряла, ты так не убивалась, не ревела, как сейчас из-за своего увольнения, — сказал напряженно.

То, что не ревела, правда. Все эти дни не ревела, а сегодня словно прорвало. Думала, с ума сойдет.

— Ты спросил… или думаешь, что я так и не поняла, с кем встречалась. Я поняла. С первой секунды поняла. В том-то и дело, Ванечка, что встречалась я с тобой. С тобой! Не с сыном Шаурина, не со знакомым губернатора, а с тобой! И если ты этого не понял, то тогда… — Ее пылкая речь оборвалась. Алёна заикнулась и сглотнула.

— Тогда – что? Ну? Договаривай, — мягко подтолкнул он. Она молчала, только вздыхала глубоко, словно воздуха не хватало. — Самое примечательное, что вопрос: «Почему ты со мной встречалась?» для нас неактуален. Главное, как ты со мной встречалась. Хочешь я расскажу тебе – как?

ГЛАВА 1

— Небритый, лохматый… И в кого ты превратился?

— В чудовище, мама. Надо срочно найти принцессу, пусть расколдует.

Привычная ирония сына вызвала улыбку. С нескрываемой нежностью Юлия провела рукой по его темным волосам и отошла, чтобы налить кофе.

— Почему таблетки не пил? Ничего не тронуто.

Иван усмехнулся: мама удивительно владела голосом, мастерски быстро перескакивая с ласкового тона на менторский, командный. Издержки профессии, что поделать.

— А может, я хочу, чтобы ты их мне, как в детстве, в кашу подмешала.

— Ваня, это не смешно, — одернула строго. — Ты же знаешь, как я переживаю. Я из-за каждой мелочи переживаю.

— Знаю, — кивнул сын, голосом выражая понимание. — Все же хорошо. Ты лучше овсянки свари — дай покайфовать.