Ты умрешь следующей
Шрифт:
Тутти смотрела на нее с пониманием.
— Я тебя понимаю, со мной такое тоже бывает. Но у меня, в отличие от тебя, нет ни детей, ни мужа…
Дэда едва заметно приподняла плечи. Какое это имеет значение? Лука, в конце концов, был не так важен, мальчики, свет ее очей, — в них действительно вся ее жизнь.
— Конечно, семья — это еще не все, но ты же ко всему прочему сделала еще и карьеру. Ты — штатный преподаватель политической экономии, не так ли? И, если я не ошибаюсь, блистаешь в ординатуре.
Дэда кивнула. Это злосчастное мыло попало ей в ноздри и щипало до слез. Она резко тряхнула головой.
— Да ладно. Дэда, не надо так. Ты как скала, — подруга театрально обняла ее, прикоснувшись только локтями, держа кисти рук приподнятыми, чтобы не намочить ее одежду.
— Может быть, это именно потому, что я подумала о своем, но этот дом, этот уик-энд на меня странно действуют.
Теперь слезы потекли ручьем, но Дэда чувствовала себя легче.
На мгновение ей захотелось прислонить голову к плечу подруги. Но стало неловко, и Дэда отошла, нервно улыбаясь.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Тутти, беря полотенце, чтобы вытереть руки.
— Это обстановка вокруг заставляет меня окунуться в прошлое. Вспомнить, какими мы были, понять, какими стали. Только не говори мне, что с тобой сейчас этого не происходит.
— Пока нет. Но я это допускаю. И, возможно, именно в этом вся прелесть. Взять и обсудить все всем вместе.
— Возможно, я не чувствую в этом необходимости. Или правильнее сказать, что я не думала, что у меня в этом есть необходимость. Возможно, некоторое чувство неудовлетворенности вполне естественно в нашем возрасте.
— Ой, оставь эти истории про возраст! Но ты отдаешь себе отчет в том, что у тебя впереди еще столько времени? Можешь делать то, что хочешь. Можешь найти себе другого мужчину, можешь начать работать барменшей на Ибице, заняться политикой, покраситься в рыжий цвет или уехать на два месяца в Китай. Тебе тридцать девять лет, всего лишь!
— Тридцать восемь еще целый месяц, извини.
— Да, конечно, извини меня, — пробормотала Тутти, потом посмотрела на Дэду и нерешительно улыбнулась. Момент доверительной беседы закончился, и Дэде стало легче: она не привыкла выставлять себя напоказ.
Тутти была права, время еще оставалось, ну не сегодня же она должна умереть.
«Я умираю.
Я не нашла мужества сказать тебе это иначе. Я хотела поговорить с тобой, но никогда не находила сил для этого. Я тебя слишком люблю, чтобы выдержать твой взгляд в то время, как скажу тебе "я умираю", поэтому я пишу.
Это чудовище-монстр ест меня изнутри, разрушает мою плоть. Если я закрою глаза и уши, чтобы не видеть и не слышать, и сконцентрируюсь, я могу услышать, как он передвигается внутри меня.
С каждым биением моего сердца я ощущаю, как он
Они уже поселились в моей печени, почках, груди.
Если бы я могла, то стала бы врачом, ты это знаешь. Ты старалась подбодрить меня, и я начала учиться. Врачевание на дому, по книгам, которые я сама выбирала. Я никогда не стремилась поступить в университет. Там слишком много людей, которые вопросительно смотрели бы на меня, много тех, для кого я просто не существовала бы.
Я всего лишь однажды попыталась пойти на лекцию, этого я даже тебе не рассказала, и оказалась одинокой среди стольких людей. Тогда я убежала.
А потом, экзамены. Я бы никогда не отважилась прийти сдавать какой-нибудь экзамен, даже если бы все знала.
Я знаю, что этот рак пожирает меня кусочек за кусочком.
Рак, опухоль, злокачественная карцинома.
Все началось с левой груди, там, где находится сердце.
Я не захотела оперироваться, врачи пытались переубедить меня, но я знала, что было уже поздно.
Мне стоило поделиться этой тайной с тобой, но я боялась, что тебе удастся убедить меня сделать операцию, а я этого не хотела. А потом, за что бороться?
Затем опухоль появилась в лимфатических узлах в подмышках, потом перешла на правую грудь и постепенно на кости и все остальное. Я согласилась только на прохождение двух курсов химиотерапии, потом отказалась. Химиотерапия изнуряла меня, лишала сил и не давала никаких результатов. Но хуже всего — лишала меня возможности общаться с тобой.
Помнишь тот случай, когда ты застала меня с мокрыми волосами, обернутыми полотенцем, и хотела помочь мне их просушить?
Я рассмеялась и сказала, что они и так сами по себе высохнут, и отвлекла тебя, рассказывая о других вещах. Я не могла допустить, чтобы ты увидела мои волосы — они выпадали прядями после химии. Именно тогда я решила прервать лечение, поскольку это было ни к чему. Я прочитала приговор в глазах моего лечащего врача-онколога.
Он даже не слишком настаивал, совсем чуть-чуть, насколько это диктовала ему профессиональная врачебная этика.
Поэтому я умру.
Боже мой, что значит умереть, мы все умрем, но я раньше других.
Тридцать восемь лет. Наверное, это немного рано, не находишь? Но я не жалуюсь, я прожила полную, богатую событиями жизнь благодаря тебе.
Конечно, я не замужем, у меня нет детей, но это не тяготит меня, ты была моим миром и мне этого достаточно.
Как бы посмеялись твои подруги, если бы прочитали это письмо!
Какой убогой им показалась бы моя жизнь по сравнению с их прекрасным существованием!