Ты – всё
Шрифт:
Из этих мыслей я едва выгреб.
Какое-то время почти не думал о ней. Настолько заело, что решил, будто не испытываю ничего, кроме презрения. Но потом, когда все поутихло, стали снова всплывать воспоминания. Порой несколько раз за день, а порой и десяток насчитал бы. Часто снилась. Подсознание вообще страшная штука. Иногда видел, слышал, чувствовал Ю в других людях. И вот это было самым, мать вашу, хреновым. За острой вспышкой какого-то нездорового удовольствия всегда приходило угнетающее желание жить разочарование.
И после
Когда увидел, понял не только то, что сильно изменилась. Но и то, что в моей жизни слишком многое связано с Юнией. Это ведь не просто первая и единственная любовь… Сука, как я теперь ненавижу это гребаное несущее так мало ценности слово! С Ю переплетено мое детство, становление и бесконечная шлифовка характера, формирование каких-то ценностей… Первый интерес к девчонкам тоже завязан на ней. Она всегда была главным сексуальным триггером. Из-за Филатовой, когда не мог ее завоевать, я сначала избегал блондинок, а позже, когда дорвался до нее и получил обвинение в изнасиловании, любых нормальных отношений. После чертовой Ю секс в моем покореженном мире возможен только за деньги. Даже если возникнет симпатия к девчонке за пределами интим-сервиса, я ее в жизни ебать не стану.
Хватит. Нахлебался дерьма столько, что больше не вывезу.
И все равно сталкерил Филатову несколько месяцев подряд. Держался в отдалении. Шлем никогда не снимал. Внимания к себе не привлекал. Просто наблюдал за ней. Просто… Когда-то давно смотрел фильм, который начинался с кадров, где герой видит мир через красные стекла противогаза. Вентиляция легких, естественно, тоже через него шла. Что-то такое чувствовал я, когда наблюдал за Ю через фильтры, оглушенный не только своим затрудненным дыханием, но и сумасшедшим сердцебиением.
Столько лет прошло, а меня по-прежнему бомбило от нее, словно перекачанного гормонами подростка.
Она была другой. В общем стиле, движениях, умении держаться.
И она была все той же. В мелких деталях и мимолетных знаках, которые я так жадно ловил.
Бесился и не мог ею насытиться. По кругу. Без права на надежду.
А потом от того же Илюхи узнал, что она развелась.
«Это какая-то шутка? Игра? Ты подстроил все специально? Издеваешься надо мной?»
Подстроил специально.
А вот с какой целью? На этот вопрос точного ответа нет. Сам понять не в силах, чем, блядь, руководствовался, когда проворачивал всю эту аферу с трудоустройством Ю.
Ю… Пора прекратить ее так называть. Даже мысленно.
Моя Ю была стеснительной и робкой. Она боялась смотреть в глаза. Смущалась, когда говорил с ней. Стыдилась своих эмоций. Дрожала от любого физического контакта. Во время поцелуев так трепетала, что буквально тряслась. Возбуждаясь, едва не теряла сознание. Когда трахал, топила в своем блаженстве, превознося до небес.
Годы спустя не знаю, нравится ли мне то, что я вижу, глядя на Ю сейчас. Изменения в ней приводят меня в ярость. И в этой ярости столько всего, что удержать за грудиной сложно.
Подспудное беспокойство, одуряющая боль, дикое отторжение и агрессивный протест.
И вместе с тем… Эта новая Ю вызывает лютое возбуждение.
Смотрю на нее, и хочется припомнить то, в чем когда-то в угоду своему статусу хорошей девочки обвинила.
Считаешь, насиловал? Ни хрена ты еще не знаешь, Ю.
Издеваться над ней цели нет. От этого легче не станет.
Но мне определенно интересно, как бы эта новая Ю реагировала на мои похотливые ласки сейчас? Краснеть, как я вижу, еще способна. Дрожала бы так же сильно?
Разговаривая с ней, давлю умышленно. По ходу дела расчетливо прощупываю, та ли она, за кого себя теперь выдает? Реально избавилась от всех своих слабостей? Или, может быть, научилась играть определенную роль?
В прошлом у Филатовой прослеживалась четкая позиция. Позиция уязвимого и зависимого человека, который нуждается как в защите, так и в том, чтобы кто-то курировал ее жизнь. Именно поэтому в школе она была с Усмановым, в универе – со мной, а едва я уехал – с новым мужиком.
И вот я помещаю Юнию в стрессовую среду. С какой целью? Считаю минуты до того, как она начнет заискивать, чтобы получить рядом со мной психологически необходимый ей оплот безопасности.
Дождусь ли?
Дам ей пару недель, чтобы расправила полностью крылья. И приступим.
– Это правда? – стартует Илюха, едва захожу вечером в гараж. Бросив шлем на замасленный стол, взбудораженно валит в мою сторону. – Ты в натуре взял на работу эту хтонь?
– Реально? Ты долбанулся, Ян? – подключается Егор.
Мы давно вышли из того возраста, когда могли подраться. Мне двадцать четыре, Илье – двадцать, Егору – восемнадцать. Не по статусу начинать мордобой. Да и люблю я этих придурков. Но каждый раз, когда один из них говорит что-то о Ю, у меня неизменно возникает желание напомнить, кто здесь старший – втащить одному, а затем второму.
– Выражения, – рычу предупреждающе.
Не сбавляя хода, проталкиваюсь к своему байку. Срываю галстук, за ним стаскиваю рубашку.
– Ты забыл, как эта тварь катала на тебя заяву про износ?!
Обоих это сильнее всего задевает. Я же делаю вид, будто мне похрен.
Однако они знают, чем добить.
– А потом, пока ты костьми гремел и учился заново ходить, вовсю ебалась с другими! – агрессирует Илья.
– Ты же – сплав с металлом, – сокрушается Егор. – Ты титан. Не ведись на нее!
Молча надеваю на пылающую кожу мотоэкипировку. Седлаю байк. Натягиваю шлем.
– Я знаю, что я делаю, – высекаю разъяренно. – Вмешаетесь, хоть слово ей скажете, не посмотрю, что мы братья.