Ты здесь?
Шрифт:
Фиби пожала плечами.
– Потому что для того, чтобы верить в Бога не нужно молиться. Достаточно чувствовать его своим сердцем.
Она говорила об этом с не самым серьезным выражением лица, но те слова имели огромное значение. Меня прошибло током, вызвав табун мурашек, что забегал вдоль позвоночника. Когда я говорил о том, что Фиби напоминала мне маму – я не сорвал. Не только по внешности и отдельным предпочтениям, но и теми мыслями, что были сказаны как бы невзначай.
– Я думаю, что ты понимаешь, о чем я.
Её пальцы вскользь прошлись по распущенным волосам, что трепал ветер.
Больше мы не разговаривали: она вновь в ровные ряды букв, прикусив губу. А я, почувствовав накатившую резко усталость, мечтал поскорее попасть домой.
Потому что мне впервые за долгое время захотелось украсить листы теми самыми подсолнухами.
***
С того момента прошло, наверное, пару дней.
В школьных коридорах по-прежнему витала смесь разных запахов: чьей-то пот, что смешивался с духами, моющее средство, которым мыли полы. Через толщу окон пробирались проворные ломаные лучи рыжего солнца, легонько касаясь лица. Я щеголял в свободной футболке – особого дресс-кода в школе не было, и это не могло не радовать. Мой шкафчик с пресловутым замком вечно заедало, и это бесило наравне с огромными очередями в буфете. Но поделать с ним я ничего не мог, равно, как и с огромным скоплением людей. Оставалось только свыкнуться со своим не самым везучим положением, пытаясь раз за разом отворить чертову железную дверцу. Она поддавалась раза с третьего, скрипя, как консервная банка. Стоявший рядом Сид только подтрунивал, наблюдая за этой весьма незанимательной борьбой.
Его шкафчик находился слева от моего. Мы с Сидом неплохо ладили, но назвать его своим другом не поворачивался язык, ведь тогда мне казалось, что друзей у меня нет. Деление было довольно простым: есть я, а есть социум. И я смутно вписывался в его рамки, предпочитая находиться в одиночестве. Старался, так сказать, держаться ото всех особняком, но люди, почему-то, все равно старались ко мне тянуться. В их число входил Сид: высокий, с широкими плечами, огромными ладонями и подстриженный почти налысо. Внешность у него была отталкивающая, особенно ряд наезжающих друг на друга зубов и большой нос-картошка, что украшали родинки. Он вообще с головы до пят был покрыт ими, будто долбанный далматинец. Но в этом и крылась вся его изюминка, если не брать в расчет умение находить общий язык абсолютно со всеми и любовь к регби.
Мне он, по правде говоря, нравился не только за это. Было в нем что-то еще, помимо хорошо подвешенного языка и чувства юмора. Он будто знал меня всю жизнь, хотя я никогда не делился с ним о том, что происходило в моей довольно серой реальности. Может поэтому Сид был единственным, с кем мне было комфортно общаться, не затрагивая больные для себя темы. Мы обсуждали домашку, пройденные видеоигры, спорт или какую деку лучше выбрать. Казалось, он разбирался абсолютно во всем, о чем ни спроси. Настолько разносторонним он был.
О том, что Фиби – его подруга детства, я узнал уже позже, когда заметил её в классе по биологии. Она занимала
– Чувак, я думал, что ты гей. Ну или, на крайний случай, асексуал.
Он достал из шкафчика рюкзак.
– С чего такие выводы?
– Вывести тебя на разговоры о девчонках труднее, чем заработать место капитана команды по регби. Но я приятно удивлен, что ты заговорил об этом. Хорошо, что хотя бы до выпуска. Я и не надеялся, что ты вообще сумеешь посмотреть в их сторону. Боялся, что в один прекрасный момент скажешь: «Сид, я гей и мое сердце принадлежит только тебе». Я бы, возможно, даже согласился бы сходить с тобой на свидание.
– Эй! – я пихнул его в плечо. Сид пропустил смешок. – Я же не монашка какая-то. Сам знаешь, что я не люблю забивать голову подобным. И к чему эти гейские подколы, а?
– Как и разговаривать о типичных вещах, что должны интересовать подростка в пубертатный период, – хмыкнул он. – Из всех возможных красавиц ты, почему-то, решил обратить свой взор на это чудо в фут с кепкой в прыжке. С чего бы вдруг? Хотя не отвечай, – отмахнулся, захлопнув дверцу. Скрежет металла вновь коснулся ушей. – Уж лучше бы ты обратил внимание на кого-нибудь другого. На меня, к примеру.
– Пожалуйста, не говори, что подкатываешь ко мне.
– Твоя тощая задница меня мало интересует. Я просто люблю твое выражение лица, когда дело касается этих невинных подколов.
Я фыркнул, добравшись наконец до содержимого собственного шкафчика. Куча ярко-пестрящих листовок, зазывающих вступить в клуб, фантики от Сникеркс и валяющиеся кеды, поверх которых покоился потрепанный временем рюкзак. Пальцы зацепились за ткань и резко потянули ту на себя, из-за чего листы чуть было не упали на пол, если бы я вовремя не затолкал их обратно.
Историю о том, как мы встретились возле церкви я решил оставить без огласки. Не из-за себя – многие в школе знали о случившемся. А, скорее, из-за того, что рассказывать было особо и не о чем. Я не придал этой встрече никакого значения и не вспомнил бы о Фиби, если бы она не обратила на меня свое внимание уже будучи в школе. Но утаивать эту информацию от Сида долго не пришлось: он итак знал о произошедшем. Опять же из-за болтливости Фиби, которая не могла утаить что-то важное от своего друга детства.
Мы вышли на улицу, под свежий ветерок, что проворно забрался за шиворот футболки, скользя вдоль позвонков. Створки школьного автобуса, находившегося на парковке, были раскрыты. Мы медленно двинулись в его сторону, наслаждаясь опустившемуся на город теплу и окончанию школьных уроков.
– Ты ей понравился, – оповестил меня Сид, когда мы заняли последний ряд у окна. Благо солнце освещало другую половину салона. Обивка кресел источала своеобразный запах пыли и масла. – Сказала, что с нетерпением ждет, когда ты нарисуешь ей подсолнухи. Боюсь её разочаровывать, но вместо них у тебя выйдут только желтые кляксы.