Шрифт:
Пройдя между стеллажами, Штефан Аренс поправил очки и обратился к носатой продавщице, расставлявшей на полках банки с кормом.
— Извините, что беспокою, — сказал он вежливо, — но у вас там лезут птицы. Это нормально?
— Куда лезут? — замерла продавщица.
— Не куда, а откуда, — уточнил Штефан. — Канарейки из клетки лезут.
Женщина бросила банки, схватила сачок и помчалась в другой конец помещения.
— Аня! — крикнула она своей напарнице. — Запри двери! Канарейки разлетелись!
— Уже иду, — ответил спокойный голос. Его толстая обладательница
— Это всё практикантка! — заявила женщина. — Забыла дверцу запереть. Ну я ей завтра устрою нагоняй!
С этими словами она пустила птицу в клетку. Та заметалась, треща крылышками.
— Теперь давайте-ка отойдём в сторону и подождём. Глупые птицы просто не понимают, как попасть назад. Лишь бы на улицу не вылетели, там они быстро погибнут.
— У нас во дворе как-то появился попугай, — сообщил Штефан. — Соседи пытались подманить беднягу, но он не давался в руки, только свистел. Дней десять он метался от дома к дому, потом бесследно исчез…
— Бедняга, — вздохнул Штефан. — Ей, наверное, очень страшно…
— Пустяки. Четверть часа спустя они всё забывают и вновь пытаются удрать. Минуточку, кажется, другая села на фикус…
Аренс восхитился, глядя, как ловко продавщица управляется с сачком. Не прошло и десяти минут, как все беглянки уже чирикали в своей обители.
— Аня! — крикнула она напарнице.
— Охота закончена. Отпирай двери.
— Уже иду, — отозвалась невозмутимая Аня, прошествовала к дверям и провела карточкой по замку с таким видом, будто делала большое одолжение.
Носатая продавщица обратилась к Штефану:
— А вы что хотели купить?
— Мышей на корм, штук десять. Я работаю в заказнике Рабенвинкель, у нас там павильон рептилий…
Продавщица открыла крышку террариума и стала ловить за хвосты суетящихся мышей, собирая их гроздьями по три.
— Двенадцать, — сказала она, упаковывая в картонку последнюю троицу. — Заплатите за десять, а две вам в подарок.
Штефан посмотрел на пёстрые коробочки с изображением хомячка с грустными глазами и трогательной надписью: «Здесь находится твой новый друг. Береги его!» Из узких вентиляционных отверстий высовывались розовые мышиные носики. Аренс вздохнул:
— Зря тут эта надпись… По отношению к мышам — цинизм высшей марки.
Женщина пожала плечами:
— Таковы предписания. Мы обязаны предупреждать клиентов о необходимости бережного отношения к животным. С вас двадцать пять евро. Учтите: мыши прогрызут картонки за полчаса, и тогда у вас в автомобиле начнётся форменный мышизм.
Заказник Рабенвинкель представлял собой участок леса площадью в девяносто гектаров. От окружающего мира его отделяла древняя каменная ограда. Когда-то здесь выращивали оленей и кабанов для королевской охоты. В наше время заказник стал просторным зоопарком, где в условиях, близких к природным, содержались животные, некогда населявшие европейские
Вернувшись на работу, Штефан сдал свою добычу герпетологу и решил перекусить. Увидев в столовой двух своих коллег-ассистентов, Аренс направился к ним. Вид у обоих был озадаченный и в то же время торжествующий.
— Ну, что произошло? — осведомился Штефан, усаживаясь напротив и вонзая нож в шницель по-венски. — Стоп, я сам догадаюсь. Волки слопали нашего финансового менеджера, и вы теперь боитесь, что на его место возьмут ещё большего скрягу.
— Волки, знаешь ли, тухлятину не едят, — фыркнул редкоусый и полноватый Майк Каленмайер. Штефан расхохотался. Второй ассистент, долговязый Герхард Штамм, раздражённо потыкал вилкой сосиску.
— Нам бы твои заботы, Штеффи, — пробормотал он. — Ржёшь, как лошадь Пржевальского…
Тут Аренс всерьёз обратил внимание на странное душевное состояние своих коллег.
— У вас что, неприятности? — спросил он насторожённо.
— Скорее, странности, — ответил Майк и переглянулся с Герхардом. — Расскажем?
Штамм пожал плечами:
— Пожалуйста. Только он не поверит.
— Увидит — поверит, — с нажимом произнёс Майк.
— Ребята, я не олень, — заметил Штефан.
— Я человеческую речь понимаю. Вы начните, а я уж как-нибудь вникну.
— Ладно, — сказал Майк. — Дело вот в чём: мы с Герхардом обнаружили в нашем лесу совершенно невозможную штуковину. То есть её, собственно говоря, Герхард обнаружил. Это трудно описать словами…
Можно, конечно, но как-то не прозвучит.
— А точнее высказаться слабо? — ехидно спросил Штефан.
— Тихо! — скомандовал Майк. — Вон Катастрофич идёт. Ни звука при нём! После обеда вместе в лес поедем, сам увидишь.
К их столику направлялся слесарь-механик заказника Мирко Благоевич, получивший своё прозвище за неизлечимый пессимизм и слишком частое употребление в устной речи слова «катастрофа». Сейчас, когда он нёс в руках полную тарелку супа, лицо его имело особенно скорбное выражение.
— Привет, Мирко! — лучезарно улыбаясь, сказал Майк.
— Добрый день, — мрачно отозвался Катастрофич, поставил суп на стол, сел и недоверчиво заглянул в тарелку. — Интересно, из чего они это сварили?..
— Вчера в городском зоопарке помер носорог, — многозначительно пояснил Каленмайер. Не пропадать же добру!
— Точно, — подхватил Герхард Штамм. — Я сам видел сегодня утром машину мясника у входа.
— Катастрофа, — вздохнул слесарь и принялся за еду.
Майк похлопал его по плечу: