Тяжело ковалась Победа
Шрифт:
В ту пору дожди теплые прошли один за другим – землю намыло, нагрело, грибы разные народились. И так уж ему хотелось побродить по осеннему лесу, насладиться семейным благополучием! Когда еще выдастся такое? Душа торжествовала. «Не на электричке или на автобусе в давке, а на своей машине», – радовался он. Собачку с собой взяли, чтобы вволю побегала, а то засиделась, бедная, в квартире.
Леонид еще канистру бензина в багажник поставил на всякий случай – мало ли… Раз в поездку собрался, запас должен быть.
Настроение было приподнятое, немного
– Отправились раненько, чтобы без всяких помех по городу проскочить. Быстрее в лес хотелось, – вел свой рассказ Алексей Михайлович.
Юрий Павлович представлял, какой счастливый Леонид сидел за баранкой: искоса наблюдал, как собачка лижет Виктории лицо, смеялся больше обычного над потешным случаем у жены на работе. Душа пела от радости, что наконец-то сбылась его мечта. Ветерок освежал лицо. Хотелось летать от счастья…
– Железнодорожный переезд находился на небольшом взгорье. Солнышко выплывало из-за перелеска и слепило глаза. Леонид опустил защитный флажок, передернул скорость, прижал газ и пошел на подъем…
Неожиданно что-то страшно ударило в бок, где сидела Виктория, собачка взвизгнула, ударилась о него, машину опрокинуло и, горящую, потащило по рельсам…
– Все погибли, – сокрушался Алексей Михайлович. – Чудом собачка уцелела. Она прыгала на трех лапках под ногами у людей вокруг искореженной машины и визгливо скулила.
– Это какое-то наказание, – сказал Юрий Павлович.
– Я и говорю, что наказание, но многие не понимают. Думают, случай несчастный.
– Неужели так все и погибли?
– У каждого своя судьба, Палыч. Вот Татьяна, к примеру, после войны больше всех ликовала, когда муж с фронта вернулся. В начале пятидесятых у них родилась девочка – назвали опять Тамарой. Бедная женщина все эти годы терзалась, что обрекла в блокаду старшую дочь на смерть. Совесть, видать, долго не давала покоя. Она всячески угождала своему новому ребенку, баловала – будто искупала вину. Катя завидовала сестре, ревновала, а потом озлобилась на мать.
Девчата выросли, образование получили.
Мужа-фронтовика она похоронила еще при Брежневе, кажись.
Катенька вышла замуж и переехала на Васильевский. Детей им Бог не дал. Она стала увлекать мужа искусством, театром, а потом завела кота, собачку какой-то особой породы, чтобы было чем любоваться и ухаживать за кем.
Тамара осталась с матерью. Родители и дети всегда обременяют. Где бы лишний раз дочь сбегала на свидание: молодая все-таки. Сама-то где-нибудь перехватила бы – и ладно, а для матери надо приготовить, иногда врача вызвать…
Татьяна заболела уже при Андропове. Сказалась, видно, блокада… В больнице долго лежала, потом домой привезли. Врачи прописали очень дорогое, дефицитное лекарство – купить его у них денег не было. Надеялись на Катерину.
Сестры иногда сбегались во время обеда в каком-нибудь кафе.
«Ему все беременность мерещится, – жаловалась Катерина на мужа. – Были мы как-то в гостях, на юбилее у матери моей подруги. А та любит пыль в глаза пустить. В кармане
Юрий Павлович рисовал воображаемое застолье и семейный разговор.
«А мой дурак и говорит: “Как беременная”. Что со мной было!.. Зло на лице вспыхнуло. Я вся покраснела, думаю: ну, дурак безмозглый! Стервец недоразвитый! Он так намекает на мою бездетность. “Сдурел, – говорю ему. – Тебе уже бутылка беременной бабой мерещится! Весь вечер испортил”. Он так мне этим досаждает, что я готова первому попавшемуся мужику в объятия кинуться. Иногда просто выть хочется…» – чуть не плакала Катерина.
Сестры жили каждая своими заботами. При очередном свидании Тамара опять начала насчет денег на лекарство. Катя сморщилась: «Сами без денег сидим. Собаке мяса не на что купить».
В следующий раз Тамара вновь заговорила про лекарство для матери. Вздыхала: «У кого бы достать денег?» – «А у кого они есть?» – взорвалась Катерина от нытья сестры. Тут же собрала свою косметику и помахала ручкой: «Чао».
Татьяна все еще ждала лекарства.
Однажды Катерина пришла на встречу грустная: заболела любимая собачка. Тамара завела опять свой разговор о дорогом, дефицитном лекарстве, читая хитрое название по рецепту. Катерина уже привыкла и не слушала, но тут ее словно осенило: она замерла на миг, будто в стойке, когда услышала необходимое лекарство для Никсы, которое не могла достать, выхватила рецепт, расцеловала сестру и скрылась.
Тамара обрадовала мать: «Катя взяла рецепт».
Время шло. Сестра не звонила и не появлялась…
Собираясь утром на работу, Тамара услышала, как мать тяжело дышит, но не стала ее будить, чтобы не опаздывать. Приготовила лекарство, придвинула стул к дивану и убежала. Она собиралась пораньше прийти. Но, как на грех, в этот день на работе проводили политзанятие о моральном облике советского человека. Парторг всех предупредил. Ждали проверяющих из райкома.
После занятий Тамара забежала в магазин. В волнении поднималась в лифте…
Мать подозрительно хрипела. Дочь вызвала скорую…
Прощаться Катенька приехала на кладбище. После печального приветствия она с радостью поделилась с сестрой: «А Никса-то моя поправилась…»
– Вот это отблагодарила… – удивился Юрий Павлович.
– Да уж… Поспасибствовать-то нынче не приучены. Себя тешат, а о родителях некогда подумать.
Старики замолчали, каждый думал о своем.
– Мне тоже однажды судьба улыбнулась, – Юрий Павлович отыскал глазами в ивняке внука, убедился, что он собирает каких-то жучков, и продолжал: – А то бы влип в историю. Случай спас… Или, по-вашему сказать, Бог от мук избавил. Не совершили, видать, мои родители тяжких грехов. Ангел, знать, меня хранил.