Тяжелой поступью
Шрифт:
— А сколько его — невидимого?
— О! — протянула незримая собеседница. — Видимо-невидимо, словами не опишешь.
— А почему невидимое? — Аня перевернулась спиной к огню и наконец решилась открыть глаза.
— Невидимое, потому что никто его не видит.
— А кто должен видеть?
— Да вы же и должны видеть. Вернее, не должны. Оно ж невидимым должно быть.
— Понятно, — сказала Аня вслух, качнув головой и подняв брови.
Именно так выглядела актриса из рекламы шоколадки «Милка», когда
— А почему бы его не показать, это невидимое?
— Так про него все равно все знают.
— Так его видели раньше?
— Видели, а как же! Или не видели? — Собеседница засомневалась. Нахмурилась даже.
Теперь Аня видела ту, с которой разговаривала ни о чем: за стеной из воды, за тонкой перегородкой из натянутого в струну воздуха сидело нечто, сотканное из похожей на желе субстанции. Вроде и вода, но густая, еще не замерзшая, но и не подходящая под определение «жидкая».
Земная села в позу лотоса, благо нижнее белье позволяло. «Да и кого тут стесняться?» — вновь подняло голову нахальство.
Тем временем водная владычица разобралась со своими мыслями и снова обратилась к Ане:
— Согрелась?
— Да, спасибо. Теперь намного лучше. Теперь пить и есть хочется.
— О! Этого добра у нас много. — И она указала щупальцем куда-то вверх.
Аня задрала голову: сквозь натянутую водяную пленку начали просачиваться разноцветные фрукты. И если бы девушка не подставила руки, упали бы дары водяного неба прямо в костер.
— Благодарю тебя, о великая и могучая. — Аня поклонилась в сторону говорящего желе.
Знала бы загордившаяся звучными званиями владычица, сколько сарказма прозвучало в словах Земной, не задирала бы нос так высоко.
Снова усевшись на пол из мокрого, но отчего-то теплого песка, Аня принялась за еду.
— Рассказывайте, владычица, что у вас за беда приключилась?
— А с чего это ты взяла, что у нас беда какая-то?
Аня самоуверенно хмыкнула:
— А зачем же тогда вы меня на дно спускали?
Желе замерло, превратившись в статую из льда.
— Беда… — промямлила хранительница. — Есть у нас одна беда.
— Какая же?
— Да даже не знаю, как и сказать-то тебе.
— А вы сделайте глубокий вдох и начинайте говорить.
И желе вздохнуло, даже стенки пузыря колыхнулись.
— Косит моих водяных страшная болезнь.
Аня округлила глаза.
— Неизлечимая болячка.
— А симптомы какие? — Брюнетка принялась терзать апельсин.
— Бледность, вялость, безынициативность, рассеянность… — стала перечислять владычица признаки хвори. — Все как один хандрят.
— Да, — протянула Аня, запихивая очередную дольку в рот. — Страшная болезнь. Апатия опять-таки присутствует?
— Да-да, апатия.
— Хандра,
Желе понуро кивнуло.
— Грустно, невесело им?
Дарительница жизни снова кивнула.
— Тогда какого же черта вы меня в свое невеселое царство приволокли?! Чтобы повеселиться?! — Девушка подскочила на ноги и бросила недоеденный апельсин в сторону желе.
От невообразимого напора эмоций гостьи хранительница покачнулась, замахала отростками-щупальцами и повалилась назад. Ане даже привидеться такое не могло — упасть со стула в воде!
— Чего ж ты так раскричалась, девонька? — По-старчески кряхтя, желеобразная правительница выбралась из-за трона и снова уселась на пьедестал.
— Простите, погорячилась, — без тени раскаяния произнесла пленница.
— Да чего уж там, — махнуло щупальце, — бывает.
Вот! Вот она, причина Аниного хамства! Полнейшее безразличие, апатия, безвольное существование в скорлупе. Именно это почувствовала девушка, именно эти признаки хвори зафиксировало подсознание, выстроив модель поведения.
— Так вам встряска нужна. Буря эмоций!
— Хе, — отреагировала хранительница, — насоветуешь тоже. «Как будто в буре есть покой!»
«Дежавю!» — выдала услужливая память.
— Ну так а что вы планировали делать со мной?
— Ну, не знаю, — распелось желе. — А что ты умеешь?
— По шее хорошо я умею давать, — вновь обозлилась Аня. — Кто твоим водяным сказки сказывает?
— Сказки? — переспросило чудище.
Аню аж перекосило. Одежда уже подсохла, и девушка стояла, скрючившись, натягивая на себя ставшую узкой штанину.
— Сказки-сказки. Кто рассказывает?
— Леший изредка заходит да сказывает. Утопленники… но их не очень часто тут увидишь. Водица студеная-то.
Аня понимающе кивнула:
— А библиотека у вас есть?
— Нет, девонька, — захрюкала хранительница-дарительница, — какие ж тут книжки, коли водица студеная-то?
— А песни вы поете?
— Поем, девонька, поем. Только от них еще больше в хандру бросает, — совсем понуро ответила повелительница и завела заунывную песню.
— Да, — резюмировала Земная. — Пойти и утопиться. Простите, Ваше Мокрейшество, за такое сравнение.
Очень хотелось Ане развеселить хранительницу задорной песней. Одно мешало: заведешь публику, они тебя на бис вызовут, потом еще раз, и еще, и еще, пока не загнешься от усталости.
Еще немного поразмышляв, Аня махнула рукой и запела:
— «Ничего на свете лучше нету…»
Неведомо, были ли глаза у водной владычицы, да только воспрянула она, засветилась вся, даже подвывать на свой водный лад начала.
— Еще, — скомандовала хранительница, когда Аня наконец умолкла.
— Еще, так еще, — улыбнулась девушка и, топнув ногой, завела «Калинку».