Тяжелый понедельник
Шрифт:
— Глаз перестал видеть, — буднично ответил больной.
Еще один больной пришел на прием с отеком мошонки, распухшей до размеров волейбольного мяча. На тот же вопрос мужчина ответил, что перестал влезать в джинсы.
Это были самые наглядные случаи, но были и больные с четвертой стадией рака толстой кишки, больные, у которых в течение года был кровавый стул, но к врачу они обращались, только когда начинали складываться пополам от боли в животе. У некоторых больных с запущенным зубным кариесом нагнаивались корни, и они обращались только после того, как инфекция добиралась до мозга.
Эти
Она снова приложила фонендоскоп к спине Райза:
— Еще раз глубокий вдох. Ее внимание отвлекло жужжание пейджера. На экране высветились знакомые цифры 311.6.
Глава 22
Виллануэва был одет в несколько помятую белую рубашку со старомодным — из восьмидесятых годов — галстуком, едва доходившим до середины груди, и в старый твидовый пиджак — единственный, который еще на него налезал. Редеющие волосы он аккуратно зачесал назад. Джордж сильно потел, хотя они с сыном шли по улице не спеша, искали, где бы пообедать. Пейджер был, как всегда, включен и висел на поясе, прикрытый животом. На экране давно светились цифры 311.6, но звук был приглушен. К тому же у Виллануэвы был сегодня выходной, и он не обращал внимания на звонки, тем более что они битых два часа просидели в кинотеатре, где посмотрели фильм ужасов о человеке, который заболел каким-то инфекционным энцефалитом и превратился в серийного убийцу. Вопли и кровь сильно расстроили Виллануэву. Сын сам выбрал, на какой фильм они пойдут, так же как и ресторан, где подавали вегетарианские лепешки.
Парковка всегда была сущим мучением в этом районе, кичившемся своей хипповостью, так что им пришлось пройти по свежему осеннему воздуху пару кварталов пешком — мимо лавки экологически здоровой пищи, откуда несло как из курильни опиума. Здесь же продавали хну, которой красили животы молодых беременных женщин. Виллануэва никогда прежде не слышал о таком ресторане, но сын по телефону сказал, что он теперь вегетарианец.
— Те, кто ест мясо, портят окружающую среду. Знаешь, сколько фунтов пшеницы уходит на то, чтобы получить фунт мяса, папа? — спросил Ник отца. — Даже коровья отрыжка и навоз приводят к разрушению озонового слоя.
Виллануэва находил немного странным, что можно не моргнув глазом посмотреть фильм, где каждые пять минут кого-то убивают, а потом рассуждать о правах животных на жизнь. Он хотел спросить об этом Ника, но потом прикусил язык. Этот вечер он решил посвятить только сыну.
— Как ты хочешь, Ник, — сказал Джордж, но не смог удержаться и добавил: — Так ты, значит, думаешь, что я проделал озоновую дыру после того, как мы с тобой пообедали у Тако Тони?
Прежде чем ехать за сыном, Виллануэва основательно заправился стейком с сыром, чтобы не испытывать мясной абстиненции в кино и вегетарианском ресторане.
— Вот черт!
— Что случилось?
— Твоему папочке завтра утром поднесут приятный гостинчик на блюдечке с голубой каемочкой.
— Тебе? Но за что?
Виллануэва взглянул на сына и с удивлением обнаружил, что парень искренне забеспокоился. Джордж был удивлен и растроган. Подумав, он рассказал Нику о случае с Эрлом Джаспером.
— Я позволил ненависти затмить свой разум и способность к суждению, — попытался объяснить Виллануэва. — Надо было вызвать невролога и назначить этому подонку самое лучшее лечение. А потом я задушил бы его собственными руками.
Ник смутился.
— Я пошутил, сынок, — добавил Виллануэва, похлопав сына по плечу и едва не свалив его на тротуар.
— Я понял, — сказал Ник, вымученно улыбнувшись и потирая плечо.
Они вышли на маленькую площадь, где белые растаманы, «Мертвые головы» и юные попрошайки клубились вокруг стареющих хиппи, игравших на самых разнообразных ударных инструментах. Виллануэва мог бы поклясться, что чувствует запах травки, смешанный с резким запахом пачули. «Дурь они продают вон под тем деревом».
— Что это за дурацкий цирк? — спросил Виллануэва.
— Здесь всегда так, — ответил Ник.
— Ты часто здесь бываешь? Зачем ты сюда ходишь? — Гато изо всех сил старался говорить спокойно, но в голосе его прозвучало обвинение.
— Иногда, — ответил Ник. — Не очень часто.
Виллануэва на мгновение задумался. Как многого он не знает о собственном сыне. Из задумчивости его вывел женский голос:
— Отпусти меня. Не трожь меня своими грязными лапами!
Вокруг парочки собралось несколько человек. Молодая негритянка старалась вырваться из рук какого-то парня, который, видимо, считался ее дружком. Это был мрачного вида мужчина лет двадцати с небольшим, одетый в камуфляжную куртку. Каждый раз, как только девушка пыталась вырваться, он еще сильнее хватал ее за рукав и запястье, и с каждым разом его хватка становилась грубее.
— Пожалуйста, Кей-Си, отпусти меня.
— Никуда ты не пойдешь. — Между делом он ударил ее в лицо, по скуле. Она перестала сопротивляться.
Виллануэва и Ник замедлили шаг, проходя мимо. Парень вдруг перехватил взгляд Ника.
— Что уставился? — В голосе его прозвучала угроза. — Я тебя спрашиваю!
Ник потерял дар речи.
Виллануэва протиснулся сквозь кольцо зевак и подошел к парню вплотную. Когда Ник понял, что собирается делать отец, он снова обрел голос:
— Папа!
Но было уже поздно.
И мужчина, и женщина страшно удивились, увидев перед собой Виллануэву. Щека женщины распухла, глаз начал заплывать.
— Ты не слишком много о себе вообразил, толстяк? — спросил парень Виллануэву.
— Она хочет уйти. Отпусти ее, — ответил Виллануэва таким тоном, словно объяснял недоростку прописную истину.
— Понятно, ты — доктор Фил. То-то я с утра хочу попинать чью-нибудь задницу.
Женщина испуганно повернулась к Виллануэве:
— Ты бы лучше отвалил, он же тебя прибьет.