Тяжесть короны
Шрифт:
— Я не мог не заметить кольца, — вдруг заговорил молчавший до того виконт.
— Так случилось, что мы с Ее Высочеством обменялись подарками перед ее отъездом из Арданга. Но понимаю, о чем Вы подумали, — Ромэр улыбнулся. — Мы не женаты. Да и если бы свадьба была в Арданге, то о браке свидетельствовали бы не кольца, а медальоны.
Он вдруг побледнел, отпрянул на шаг и, глядя мне в глаза, повторил шепотом:
— Медальоны…
Ромэр знакомо тряхнул головой, словно отгоняя непрошеную мысль. Но я знала, что догадка была
— Но, как вы уже заметили, мы с Ромэром хорошо знакомы, — на губах расцвела ни к чему не обязывающая улыбка. — Даже на «ты». Я рада, что вы познакомились, хотя, конечно, жаль, что таким образом.
Амулет не представлял, как выкручиваться из сложившейся ситуации, а потому заставлял меня говорить ничего не значащие слова. Десятки пустых слов. Я с ужасом понимала, что больше сопротивляться не могла.
— Где колдун? — перебив меня на полуслове, спросил Ромэр, резко обернувшись к Брэму.
— Он уехал. Уже давно, — вопрос брата озадачил. — А что?
— Уверен, он успел напоследок выполнить одну просьбу Стратега, — твердо заявил Ромэр. — Вы не замечали у сестры новое украшение?
Брэм отрицательно покачал головой.
— Золотой продолговатый медальон с двумя алмазами? — не сдавался Ромэр.
— Это старое украшение. Оно принадлежало еще матери, — брат хмурился, все еще не понимая, к чему ведет арданг. — Откуда Вы про него…
Но Ромэр не дослушал:
— Нэйла его раньше носила?
— Нет, — снова покачал головой Брэм. — Причем здесь медальон?
Ромэр не ответил, долго молчал, скрестив руки на груди.
— Вы зря обижаетесь на сестру, — сказал он, наконец. — Она хотела Вам все рассказать, но действительно не могла. И сейчас не может. Всему виной колдовство Нурканни и этот проклятый медальон. Его нужно немедленно снять и уничтожить.
— Нет, — периат заставил меня вскочить, прижать амулет ладонью к груди. — Нет, это память о маме. Я не позволю его уничтожить!
— Боюсь, нужны не только обвинения, но и доказательства, — с сомнением поглядывая то на Ромэра, то на меня, заметил виконт.
— Эта вещь подавляет волю, полностью подчиняет человека. Сопротивляться ему долго невозможно, поверьте, я пробовал, — с жаром заговорил Ромэр. — За попытки неповиновения медальон наказывает очень болезненно. Крайне болезненно. Для человека с сильной волей это страшная пытка, такая, что словами не высказать.
— Что за… глупости, — пробормотал Брэм, бросая на меня испуганные взгляды.
— К сожалению, это правда, — настаивал Ромэр. — Уверен, именно попытки сопротивления медальону вызывали обмороки. Уверен, что именно этот медальон стал причиной смерти королевы. Из разговора колдуна и Стратега я тогда понял, что этот медальон она все время носила.
— Возможно, Вы в чем-то правы, — пробормотал Брэм, внимательно глядя на мою ладонь,
— Мама действительно носила его всегда, — периат вынуждал меня защищать его. В голосе, в продиктованных словах слышалась паника, с которой амулет реагировал на задумчивость Брэма. — Она просто любила эту вещь!
— Конечно, это само по себе ничего не доказывает, — Брэм все еще колебался. Думаю, на его месте мне бы тоже не хотелось верить в убивающую магию.
— Доказательством будут только слова Нэйлы, когда мы снимем с нее эту вещь! — Ромэру надоела неуверенность брата, бездеятельность виконта и мои попытки оправдать амулет.
И арданг, мгновенно оказавшись рядом, схватился за цепочку медальона и за мои руки. Я выкручивалась, отбивалась, что-то кричала, изо всех сил пыталась не дать Ромэру снять с меня периат. Слышала возмущенные окрики Брэма, чувствовала руки виконта на своем плече, на запястье.
Ощущение было таким, словно я лежала на самом дне глубокого колодца, заполненного камнями и землей. А Ромэр меня вытащил. Я будто впервые смогла свободно вздохнуть. От накатившей слабости ноги подгибались, но меня поддерживала рука любимого. Я чувствовала его тепло, его заботу, его любовь. Весь остальной мир в тот момент не существовал. Открыв глаза, увидела, как Ромэр сдергивает проклятый медальон с моей косы и отбрасывает в сторону. Злость и ненависть к периату безволия, отразившиеся на лице арданга, мгновенно сменились обеспокоенностью, нежностью и надеждой, стоило Ромэру перевести взгляд на меня.
Я смотрела в родные ласковые серо-голубые глаза любимого, пропускала сквозь пальцы русые пряди и плакала от счастья.
— Спасибо. Ты не представляешь, что для меня сделал, — прошептала я.
Он с облегчением выдохнул, на губах расцвела улыбка:
— Я люблю тебя, — прошептал Ромэр, заглядывая мне в глаза.
— И я тебя люблю, — призналась я.
Его губы коснулись моих, благодаря и одновременно награждая за признание первым в моей жизни поцелуем. Я целовала родного, бесконечно любимого, безрассудного арданга, рискнувшего всем ради меня.
Целовала его лицо, мягко касаясь щек ладонями. Он смеялся, обнимая меня, пряча в своих руках от мира. Его тихий смех почти неуловимо изменился, и я знала, что Ромэр счастлив. Совершенно счастлив.
Так же, как я.
— Вам стоит взглянуть на это, Ваше Величество, — раздался голос виконта.
Ромэр повернулся к эр Сорэну, не выпуская меня из объятий. Виконт взял с моего стола нож для очинки пера и, подняв медальон, держал его на вытянутой руке. Брэм, стоящий рядом с наставником, делал вид, что внимательно рассматривает украшение. Но только делал вид, бросая на нас с Ромэром смущенные взгляды. Я знала, что брат стыдится ссоры со мной и чувствует себя неловко. Хоть его вины не было никакой. Напротив, он был удивительно терпелив и внимателен, показывал чудеса выдержки.