Тяжесть сияния
Шрифт:
Решение о ликвидации
Утро для Николая Сергеевича началось необычно — с соловьиного пения.
Он немного с наслаждением полежал в кровати, ощущая теплоту дыхания Милены рядом, потом поднялся и отдернул штору. Птица сидела совсем рядом на ветке старой березы и смотрела на него маленькими черными бусинками.
Будет хороший день, подумал Николай Сергеевич. Даже, не подумал, а просто — загадал, как делал мальчишкой в детстве. Будет
Соловей, вместо ответа, взмахнув крыльями, исчез, а Николай Сергеевич отправился умываться. Включив воду, он несколько мгновений изучал свое лицо. Куваев, скулы подбери, вспомнил он почему-то армейского старшину. А что — скулы? Да, дедушка мой казахом был, ну и что? Зато какая стать и суровость на лице! Кстати, не мешало бы эту стать побрить немного. А то Миленка проснется и опять начнет недовольство высказывать.
Пока он намыливал щеки гелем для бритья, в голову пришла еще одна светлая мысль. Николай Сергеевич застыл пораженный. А почему бы и нет, черт возьми! Могу я хотя бы раз в столетие приехать на работу попозже? Эта неожиданная мысль настолько его захватила, что он прямо в пене выскочил из ванной и набрал номер дежурного по Управлению. Дежурил какой-то незнакомый из молодых.
— Принял, Николай Сергеевич, — совсем не удивился он. — Передам, будете к часу дня.
Ощущение свободы и внезапного счастья настолько его захватило, что лицо он добривал, напевая «I want it All» бессмертных «Queen». Вспомнилась отчего-то ему эта старая добрая песня.
Даже срочное сообщение насчет зажатой автобусом машины, поступившее на мобильный телефон минут через десять, не смогло испортить возвышенного настроения. Он просто позвонил Федору и тихо (не дай бог Милена поймет, что Шершень уже в деле) ввел того в курс происходящих событий.
Положив трубку, Николай Сергеевич тихо рассмеялся. Молодежь, что с ними делать. Сутки побыл в обнимку с Шершнем — и все, герой. Не подступись, не подойди. Кругом одни сплошь и рядом взрослые дети.
Кофе он пил обычно растворимый. Но иногда, когда выпадали редкие выходные, обязательно варил.
Николай Сергеевич достал кофемолку, щедро насыпал Арабики и захлопнул крышку. Кофемолка, доставшаяся ему еще от матери — большой любительницы кофе — радостно принялась за почти забытое дело.
Телефон проснулся вновь.
Это перезванивал Федор по поводу адреса найденного парня.
Николай Сергеевич вздохнув, порылся в недрах портфеля и продиктовал. Потом, с сомнением посмотрев на мобильник, просто-напросто его выключил. Такой детский разгул раздолбайства, он себе не позволял уже с десяток лет.
Через несколько минут кухня заблагоухала кофе. Он нашел любимую чашку в посудомойке и, взяв турку с плиты, включил телевизор. Это была одна из его привычек по выходным, ведущая свое начало еще от воскресных выпусков «Утренней
Сейчас решим все с этой Тенью, подумал он, щелкая по каналам, может быть отпуск взять? А что? Закатиться с Милкой в какой-нибудь Шератон где-нибудь на греческом песочке. Красотища! Он бросил взгляд на календарь. Все-таки, 17 июня! Все лето в разгаре! А отпускных дней у меня уже… Он призадумался, подсчитывая. По самым скромным прикидкам получалось, что Николай Сергеевич мог бы полгода не вылезать из моря.
Это его несколько насторожило. Постой-ка, подумал он. Сколько же лет я в отпуске не был?
Прервавшееся на полуслове утреннее шоу и внезапно пропавшая картинка смешали его мысли. Антенну чинят, что ли, с легкой досадой подумал он. Однако изображение почти сразу восстановилось. Только вместо шоу на экране теперь повисла траурная надпись крупными буквами: «Экстренное сообщение».
У Николая Сергеевича сердце ухнуло куда-то в желудок, а заставка сменилась возбужденным лицом диктора новостей. Надпись «Экстренное сообщение» переехала и теперь гнездилась в правом нижнем углу экрана.
Хорошее утреннее настроение исчезло без следа.
Тень окончательно проснулась, опустошенно подумал он. Новый труп. Не дай бог.
Он почти не ошибся. Вернее ошибся — масштабами.
Разбуженная Милена словно зачарованная уставилась в телевизор. По всем каналам показывали одно и тоже. Даже картинки были одинаковыми. Очевидно, дальше никого из независимой прессы не пустило оцепление.
— …Около сорока машин, — на разные голоса вещали дикторы. — Размеры трагедии до сих пор уточняются. На настоящее время погибших насчитывается более тридцати, раненых и тяжело раненых — двадцать три человека. Причины до сих пор остаются не выясненными. По свидетельствам очевидцев некое тело кубической формы…
— «Молот», — едва слышно произнесла Милена. За все утро это были первые ее слова.
— Тень, — кивнул Николай Сергеевич. — Все еще раздумываешь о гуманизме?
— Она увлеклась, — коротко заметила Милена.
— Увлеклась?! — возмутился Николай Сергеевич. — Ты это называешь — увлеклась?! Более тридцати погибших!
— Что ты от меня хочешь? — повернулась к нему Милена. — Да, я была не права. На коленях у тебя вымаливать прощение?
— Мне нужна твоя санкция на уничтожение, — после паузы произнес Николай Сергеевич.
— Ты ведь уже связался с Шершнем.
— Еще нет.
— Зачем ты врешь, Коля?
— Скажи мне, Мила, — придвинулся к ней Николай Сергеевич. — Просто скажи мне эти слова: «Разрешаю ликвидацию Тени». Всего три слова, которые я пытался услышать от тебя множество раз. Из-за которых, мы с тобой стали врагами. Ну же?
Она несколько мгновений смотрела в его глаза.