Тысяча благодарностей, Дживс
Шрифт:
– В начале собрания прозвучал наш национальный гимн, исполненный учениками и ученицами городской начальной школы.
– Представляю себе, как это было ужасно.
– Тошнотворно, сэр.
– Ну, а потом?
– Мэр произнес краткое вступительное слово, в котором представил публике кандидатов, после чего на трибуну поднялась миссис Мак-Коркадейл. На ней был модный жакет из высококачественного репса поверх плиссированного по бокам платья из травчатого марокена с длинными рукавами и воротником, отделанным...
– Опустим это, Дживс.
– Прошу прощения, сэр. Я полагал, что вам нужны
– Только когда они... как это говорится?
– Идут к делу, сэр?
– Вот-вот. Панцирь миссис Мак-Коркадейл оставим в покое. Как ее выступление?
– Весьма впечатляющее, несмотря на изрядное число выкриков с места.
– Ну, это не должно было выбить ее из седла.
– И не выбило, сэр. Она показалась мне дамой с необычайно сильным характером.
– Мне тоже.
– Вы с ней встречались, сэр?
– Мы говорили всего несколько минут, но мне хватило с избытком. Ее речь была пространной?
– Да, сэр. Не угодно ли вам будет прочитать основные тезисы? Я записал оба выступления стенографическим способом.
– Как-нибудь потом.
– В любое удобное для вас время, сэр.
– Как ей аплодировали? Горячо? Или так себе?
– Одна сторона зала - чрезвычайно горячо. Симпатии простонародных элементов распределились между ней и мистером Уиншипом почти поровну. Одни заняли правую половину, другие левую - без сомнения, умышленно. Ее сторонники выкрикивали одобрительные возгласы, приверженцы мистера Уиншипа шикали.
– А речь Медяка, конечно, сопровождали шиканьем уже ее люди?
– Без сомнения, так и было бы, если бы не общая направленность его выступления. Его появление на трибуне было воспринято частью публики довольно враждебно, но едва он начал говорить, как враждебность сменилась восторженным одобрением.
– Оппозиции?
– Да, сэр.
– Странно.
– Да, сэр.
– Не могли бы вы пояснить?
– С удовольствием, сэр. Позвольте мне только свериться с моими записями. Так. Вступительные слова мистера Уиншипа звучали следующим образом: "Дамы и господа, перед вами стоит изменившийся человек". Голос из зала: "Вот и славненько". Голос из зала: "Заткнись, паразит". Голос...
– Может, голоса не стоит. Дживс?
– Хорошо, сэр. Мистер Уиншип затем сказал: "Первым делом я хочу обратиться вон к тому джентльмену в свитере с высоким горлом, который неоднократно называл мою соперницу глупой старой каргой. Покорнейше прошу его выйти ко мне на трибуну. Я буду счастлив расшибить его мерзкую башку. Миссис Мак-Коркадейл не глупая, не старая и не карга". Голос... простите, сэр, я позабыл. "Миссис Мак-Коркадейл - не глупая, не старая и не карга, заявил мистер Уиншип, - она женщина высокого ума и выдающихся способностей. Она вызывает у меня глубочайшее восхищение. Выслушав ее сегодня, я полностью изменил мои политические воззрения. Она обратила меня в свою веру, и я намерен в день выборов отдать за нее свой голос. Всех вас призываю сделать то же самое. Спасибо". И сел на место.
– Не может быть, Дживс!
– Все было именно так, сэр.
– Он действительно это сказал?
– Да, сэр.
– Вот почему его помолвка расстроилась.
– Должен сознаться, что это меня не удивляет, сэр.
Я
– Это ведь ваша работа, Дживс?
– Прошу прощения, сэр?
– Это вы надоумили Медяка так поступить?
– Вполне возможно, что на мистера Уиншипа оказали влияние некоторые мои слова, сэр. Он был чрезвычайно удручен своими матримониальными затруднениями и оказал мне честь, обратившись ко мне за советом. Могу допустить, что оброненное мною неосторожное замечание придало его мыслям именно то направление, какое они приняли.
– Проще говоря, он сделал это по вашему наущению.
– Да, сэр.
Я немного помолчал. Хорошо бы он выдумал что-нибудь столь же действенное в отношении меня и М. Бассет, подумалось мне. И еще мне пришло в голову, что случившееся, при всей его благотворности для Медяка, нанесло вред его сторонникам и последователям, равно как и консервативному движению как таковому.
Я сказал об этом вслух:
– Большая неприятность для тех, кто на него ставил.
– Во всякой жизни есть свое ненастье, сэр.
– А может, оно и к лучшему. Впредь будут держать деньги в старом дубовом комоде и перестанут биться об заклад. Этот день может стать поворотным в их жизни. Одно меня печалит - что Бингли теперь обогатится. Такой куш сорвет - только держись.
– Он сказал мне сегодня, что рассчитывает именно на это.
– Вы с ним виделись?
– Он приходил сюда примерно в пять часов, сэр.
– "Неумолим, жесток и злобен"?
– Напротив, сэр, полон дружелюбия. О прошлом и речи не было. Я напоил его чаем, и мы с полчаса поболтали.
– Странно.
– Да, сэр. Я подумал, не было ли у него какой-либо задней мысли?
– Какой, например?
– Должен сознаться, что мне ничего не приходит в голову. Разве что он питал какую-то надежду выманить у меня клубную книгу, но в это с трудом верится. Чем еще могу быть вам полезен, сэр?
– Вам не терпится вернуться к ушибленной горничной?
– Да, сэр. Когда вы позвонили, я как раз собирался испытать на ней целебное действие разбавленного водой бренди.
Я благословил его на это милосердное дело, а сам сел размышлять. Вы, наверно, подумаете, что мои мысли оказались заняты необычным поведением Бингли. Я имею в виду, что, когда слышишь о странных действиях человека с репутацией отъявленного мошенника, естественно сказать: "Так-так" и задаться вопросом, что за игру он ведет. Возможно, минуту-другую я действительно об этом думал. Но в голове у меня теснилось столь многое, что Бингли вскоре был выброшен на обочину. Если память мне не изменяет, я как раз пытался, и вновь безуспешно, решить проблему №2, касающуюся возвращения Л. П. Ранклу супницы, когда мои думы были прерваны появлением старой прародительницы.
Перекресток
Проект «Поттер-Фанфикшн»
Фантастика:
фэнтези
рейтинг книги
