Тысяча и один день (сборник)
Шрифт:
Не моего ума это дело. Пока что.
Посадка. Неслышный в салоне короткий взвизг резины о бетон, жирные черные следы на раскаленной полосе... Тропики.
Самолет заруливает. Подвижный гофрированный хобот пассажирского терминала тянется к нему, как шланг пылесоса, только странный – квадратного сечения. Все равно всех высосет.
– Сидеть.
Сижу. Ну конечно: меня выведут последним, не усугубляя и без того нездоровую сенсацию. Понежиться в тропиках под пальмами мне, конечно, не дадут, аэропорт Манилы для меня лишь пересадочная станция.
Последняя пассажирка, влача в руках и под мышками обширную
– Встать. Пошел.
Хобот терминала уже отсоединился, самолет выпустил трап. Жара – давит. Пот – ручьями по спине. Нет, нежиться тут мне что-то не хочется.
Куда – вон в тот самолетик? И бегом? Ладно.
Взлет... Малая реактивная машина, чартерный рейс Манила—Давао. Еще час полета.
И еще два часа – на вертолете над океаном, к Морскому Старту «Юдифь»...
Ох уж эти морские старты!
Их пять основных – для тяжелых носителей – и ряд вспомогательных, для дур полегче. Плазменные двигатели, выжигающие в озоновом слое дыры в полпланеты поперечником, используются только в космосе, а с Земли корабли стартуют по старинке. С экватора или вблизи него стартовать удобнее – помогает вращение Земли. «И веревочка пригодится», все идет в счет. Больше полезной нагрузки, меньше топлива. Хотя топливо – чистый водород, получаемый электролизом воды, а энергия для электролиза транспортируется на планету в виде волнового жгута со стационарных солнечных батарей, что висят на орбите и превосходят видимым поперечником Луну. Вроде экологично, но перелетные птицы, попав в такой жгут, вспыхивают и сгорают в прах еще в воздухе – куда там микроволновке! Жаль их, конечно, и чувствительное человеческое сердце обливается кровью при мысли о гибнущих птахах, – однако это все же лучше, чем отравлять планету зловредной химией примитивных топливных и окислительных составов варварского прошлого. Досадно, что до сих пор не реализована чистая и красивая идея космического лифта – нет волокон нужной прочности, хотя химики стараются, – но все же в Кении, Эквадоре, на Суматре уже подготовлены площадки и для этого вида космического транспорта, дайте только время...
Кто ж его даст. Нет у вас времени. Через два года и восемь месяцев полыхнут ваши площадки ясным огнем, да и вообще, наверное, земная кора треснет, как арбузная корка, от аннигиляционных взрывов – много чего понастроили на ней двуногие, люди и эксмены, и много их самих.
А пока – в компромисс между «желательно» и «приходится» – бьют в океан под плавучей платформой столбы ревущего огня, так что даже вода, опешив, спешит расступиться перед пламенем, всплывают кверху пузом тонны оглушенной и ошпаренной рыбы, кальмары, водоросли, иногда дельфины, а был случай, писали, когда всплыл синий кит. Разгонные ускорители отделятся и опустятся в море где-то возле островов Гилберта, и если не расшибутся, то их выловят для повторного использования. Как-никак меньше нагрузка на природу.
Которая полыхнет вместе с нами, не в силах сбежать от нас или стряхнуть паразитов со своей шеи. «Снявши волосы, по вшам не плачут...»
Вот
Громадная, с два футбольных поля, самоходная платформа на поплавках, дрейфующая в океане где-то между Новой Гвинеей и дугой Каролинского архипелага. Посередине... нет, чуть сбоку, утонув кормовой частью в огромной дыре, вырезанной в палубе над волнами, что плещутся сорока метрами ниже, зависла схваченная мачтами чудовищная туша носителя. С противоположного края – вертолетная площадка и причальная мачта для дирижаблей.
Понятно, основное сообщение с материком осуществляется судами и изящными, экологичными дирижаблями. Но я – срочный груз.
Касание. Запах моря и нагретого металла. Смуглокожий человек – малайка, наверное – подбегает, не дожидаясь остановки ротора.
– Тимофей Гаев? – Она говорит на интерлинге со странными мяукающими интонациями – должно быть, местный акцент.
– Он самый.
– Следуй за мной.
– Нет.
– Что-о?
– Сделка не вошла в силу. Свяжитесь с полковником МБК Иолантой Сивоконь, она объяснит.
– Не поняла!
Сейчас поймешь.
Старшая из моих конвойных, сделав успокаивающий жест, распахивает перед моим носом портативный терминал.
– Набери сам. Последний выпуск «Текущих новостей», раздел «Отовсюду понемногу». Живее.
Я ошибаюсь в наборе, и она брезгливо помогает мне. Вот она, нужная заметка... ого, тут целый список! «Постановлением Комиссии по амнистированию и реабилитации при Департаменте юстиции Славянской федерации амнистированы...» Пляшут буквы. Потеряв терпение, конвойная тычет пальцем в нужную фамилию.
Мальцева И.Т. Амнистирована...
Кажется, я блаженно улыбаюсь.
– За мной! – теряет терпение малайка.
– А? Нет.
– Что еще?!
– Этого недостаточно. Я должен видеть ее и говорить с ней.
– Это официальная информация. Не веришь «Текущим новостям»?
– Вот именно.
– У нас нет времени!
– Найдете!
Ох, с каким удовольствием мои конвойные изволтузили бы меня до потери сознания! Сжали губы в ниточку, а терпят. Нет полномочий.
Вот и умница, сообразила: сейчас со мной лучше не спорить, а скоренько сделать то, что я прошу. Вернее, требую. Экое непривычное слово...
Секунды – резиновые. Сколько мне еще ждать... Есть!!!
Вот какая она, моя мама. Самая обыкновенная немолодая женщина с заметной сединой, еще не замаскированной краской для волос.
– Ирина Мальцева?
– Да.
– С вами будет говорить ваш... потомок. Эксмен.
Я выхватываю терминал из рук конвоирши:
– Мама, это я, Тим... Мама, ты меня слышишь?
Она подслеповато щурится. Что они сделали с ее зрением, на каком рационе держали ссыльную, какой работой мучили? Разорву!
Вот дрогнули ее губы:
– Сынок...
– Мама! Тебя правда выпустили?
– Сынок...
Сейчас она заплачет. Мама, милая, не надо, а то я тоже разревусь!.. Наконец она кивает, не в силах произнести ни единого слова. Кивает!
– Мама, все будет хорошо, вот увидишь! – кричу я. – Я обязательно вернусь! Они больше не посмеют тебя тронуть. Все у нас с тобой будет хорошо!
– Убедился? – И экран гаснет. Конвоирша буквально выдирает терминал из моих рук. Смуглокожая едва не приплясывает на месте от нетерпения: скорее! скорее!