Тысяча и один день (сборник)
Шрифт:
– К счастью, резерв пилотов еще не исчерпан, – подвожу я итоги. – К началу «Эгиды» мы будем иметь семьдесят одну капсулу и, разумеется, лазерные платформы. Что до разрушений на базе, то они в общем-то минимальны, уже сегодня-завтра можно ожидать полного восстановления...
– Сколько их было? – перебивает меня Иоланта.
– М-м... прошу прощения?
– Я спрашиваю, сколько было бунтовщиков? По списочному составу, на базе должно находиться четыреста девяносто два эксмена. Шестнадцать убито, девять больных числятся в изоляторе, двое в карцере, эти не могли быть причастны, итого
– Понятия не имею, – пожимаю плечами я. – А знаешь почему?
От моего амикошонства Иоланту передергивает. Что, отвыкла уже, дорогая? Привыкай вновь и не вздумай поставить меня по стойке «смирно» или огреть хлыстом, не то я проболтаюсь невзначай, как однажды водил тебя, генерал-поручика, на поводке в нужник...
– Любопытно узнать, – цедит она.
– Потому что мне это неинтересно, – заявляю я. – А еще потому, что я намерен выполнить наш договор, для чего мне понадобится не только эскадра, но и база с работоспособным персоналом. Если с вами на «Магдалене» прибыла хотя бы сотня классных специалистов, тогда, конечно, иное дело... ах, нет? Я почему-то так и думал. Следовательно, есть два логичных пути: или забыть то, что здесь произошло, и списать издержки в... в издержки, или начать следствие и учредить трибунал для наказания причастных к беспорядкам – но тогда уже напрочь забыть об «Эгиде». Есть выбор. Что до меня, то я, естественно, за первый вариант...
– Тебя никто не спрашивает! – отрезает Иоланта. – Вернее, мы с тебя еще спросим, как и со всех тех, кто допустил бунт...
Марджори съеживается, стараясь казаться меньше, чем она есть. Дойдет очередь и до нее, и непременно всплывет ее противоестественная связь с эксменом, что посерьезнее провороненного бунта, так что светит ей, пожалуй, какой-нибудь поселок Торос на берегу моря Сестер Лаптевых... а итог для всех будет один.
– Как раз я единственный эксмен, кровно заинтересованный в успехе «Эгиды», – кротко замечаю я, и мне отчего-то становится весело. Что, сожрали меня, акулы? Схавали? Сгрызли? Зубы обломаете. Сейчас вы у меня начнете плясать под мою дудку. – Однако я впервые слышу, что в мои обязанности входят полицейские функции... Нельзя ли еще кофе?
Иоланта начинает багроветь. Этого она делать не умеет, комплекция еще не та, вот лет через двадцать ее разнесет, тогда... А пока изменение колера кожного покрова напоминает всего-навсего нездоровый румянец.
Марджори сама подает мне еще один клизмоподобный сосуд. Я благодарю просто кивком. Знай наших.
– Я правильно поняла, что лояльные эксмены заперли бунтовщиков по каме... по этим... по кубрикам? – наконец справляется с собой Иоланта.
– Совершенно правильно, – ответствую я, потягивая горячий кофе. – Именно лояльные. Именно бунтовщиков. И именно по кубрикам. Зачинщиков ждет суд старожилов.
– Всех участников бунта ждет трибунал! – чеканит Иоланта.
Трудно с этими настоящими людьми. Не понимают простых вещей. Но с другой стороны: всегда ли человек понимает, а главное, желает понять чувства, например, собаки? А ежика? Не говоря уже о муравьях, что шустрят под ногами...
– До операции
– Он прав, – негромко произносит Присцилла О’Нил. Семь раз отмерено, резак пущен в дело. – Сейчас мы ничего не можем сделать, дорогая. Боюсь, не сможем и впредь. Нам придется закрыть глаза на эти... беспорядки.
– Но хотя бы зачинщиков... – Иоланта не в силах сразу смириться.
– Какой смысл, дорогая? Казнить их здесь – осложнить подготовку к «Эгиде»... у нас и так осталось очень мало времени. Забрать с собой – боюсь, тогда очень многие начнут рваться в зачинщики. Я уверена, что командование базы само примет необходимые меры. Не будем забывать, что персонал базы самостоятельно справился с беспорядками. Верно, Мардж? – Марджори благодарно кивает. – Ну вот... Я даже думаю, что нам нет нужды оставаться здесь до завтра, как мы планировали. Видимо, есть смысл отбыть уже сегодня, ты согласна, дорогая?
– Но...
– Ты согласна, дорогая?
– Не я командую космофлотом, – умывает руки Иоланта.
– Вот именно, – веско произносит Присцилла.
– ...но я бы оставила здесь офицера для наблюдения и контроля над ситуацией.
– Гм... Хочешь остаться, дорогая?
Немая сцена. Я наслаждаюсь. Красные пятна на лице заместителя главнокомандующей по вопросам безопасности приобретают лиловый оттенок.
– У меня есть и другие обязанности, – сухо отвечает она.
Готово: главный калибр Иоланты разряжен и зачехлен. Но она наводит на меня малый:
– Ты уверен в успехе «Эгиды»?
– Я обещаю только то, что операция начнется, – отбриваю я. – Как она будет проходить и чем кончится, я не знаю. Но мы сделаем все, что сможем. Кстати, мы сможем больше, если «Магдалена» заберет наших раненых. Моральный фактор. Еще хорошо бы до боя успеть эвакуировать всех, кто для боя не нужен... Нечем? Жаль. Эксмены, конечно, не люди, но и не безмозглый инструмент. Если они знают, что командование помнит о них и не расходует без дела, они выполняют приказы, если нет – устраивают бунты.
– Мы возьмем раненых, – решает Присцилла.
– Предупреждаю: при приближении барьера мы оставим здесь оборудование, в том числе ценное, и будем вывозить люде... эксменов. Нужна санкция. В противном случае не поручусь за отсутствие новых... беспорядков.
Если бы все настоящие люди хоть немного походили на Присциллу О’Нил, на этом свете было бы не так тошно жить. Она колеблется недолго:
– Разрешаю.
– Я могу идти?
– Иди, Тим.
Отставив недопитую клизму с кофе, я поднимаюсь из-за стола.
– Еще одно. Моя мать?
Иоланта с видимым отвращением достает из нагрудного кармана кителя сложенную вдвое фотографию и швыряет мне через стол.
Мама.
Вот она – немолодая и почти не знакомая женщина, присевшая на узорчатую скамеечку подле крыльца, явно позирующая и оттого улыбающаяся несколько напряженно.
Мама...
– Узнаешь дом?
И верно, что-то знакомое. Ну да, тот самый коттедж, где я маялся с примотанной к креслу Иолантой перед тем, как сдался. Видимо, собственность Департамента.