Тысяча и одна минута. Том 4
Шрифт:
«Да я не умею.»
Обругал ее муж так с досады, что она отродясь не слыхивала и ушел в поле на работу опять.
Поплакала баба, а видит, муж прав: надо же ему делать помогу какую нибудь… Вот она навязала кудель и давай учиться прясть…
Пришел муж, видит, что жена за работою… хоть это его порадовало, что она послушалась, за дело принялась; хоть прядет нитку что твоя бичева, да покрайности делом занимается.
Похвалил он ее, приголубил и стал уговаривать: ну, скажи пожалуста, не веселее ли тебе самой, когда ты работаешь?… Ведь то ли дело, ведь ничего не делать, тоска возьмет?.».
Жена
«Ну, посуди сама, ну, если я умру, ведь меня и похоронить не в чем; ведь нет у нас холста, чтобы и прикрыть меня… Над тобою насмеются все… что ты тогда сделаешь?.»
– Да что же делать, отвечает жена, авось ты и не умрешь прежде, авось я как нибудь и выучусь…
А что, думает муж, ведь нужда, говорят, учит и калачи есть?.. вот жена теперь стала прясть, а случись с ней нужда большая, может быть и ткать примется?… Постой же, дай я испытаю ее, мертвым притворюсь, что она тогда сделает?..
Исполнил хитрый муж свой умысел, и в одно утро притворился мертвым, растянулся на лавке и лежит не дышет, слушает что жена делать начнет.
Баба любила-таки поспать-полежать, встала, думает муж ушел, глядь – а он на лавке лежит и не ворочается… она кликать, звать его, он не отвечает, умер да и только (так ловко прикинулся плут). Баба так и взвыла голосом. «Ах ты, касатик, ах ты, родной, видно не в добрый час слово вымолвил про смерть свою, вот и умер, мой ясный сокол!»
Поплакавши, она кинулась-было к соседям, да вспомнила, что муж говорил: что-де смеяться будут, когда нет холста, чтобы прикрыть его… давай холст отыскивать… ан действительно нет ни лоскута (может, что немного и было, то муж нарочно припрятал от ней); думала-думала баба, как горю помочь и догадалася: взяла свою пряжу и ну ею мужа упутывать… заденет ему за зуб да за палец у ноги, потом опять за зуб да опять-за палец, и продолжала так, пока все нитки извела…. Посмотрела на него и самой ей чуден показался такой наряд на покойнике. Однако она опять-таки выть принялась; плачет да приговаривает, как у всех баб водится:
«Какой ты был белый, румяный, радушный, ласковый, приветливый, теперь лежишь не вздохнешь, слова не вымолвишь, со мною сиротинкой не посоветуешь… Точно ты чужой, не родной!.. на кого-ти похож, мой батюшка?»
Муж лежал-лежал при этом и не вытерпел, сказал: на балалайку похож, матушка! Встал со скамьи и говорит жене, которая и испугалась и обрадовалась; тому ли обрадовалась, что муж ожил, или тому, что от хлопот избавилась, неведомо; говорит: «вот то-то жена, если бы ты была умная, да работящая, ты бы из меня, мужа, такого чучелы не сделала; я нарочно притворился, что бы показать тебе, каково тебе будет одной, когда некому будет посоветывать, да на ум наставить тебя.»
Пришел праздник какой-то, праздник в том селе, где жили отец и мать нашей бабы; присылают они, по обычаю, ее с мужем к себе звать, угоститься чем Бог послал… Мужа на эту пору дома не было; а она обещалась непременно с ним придти; праздники да пированья она таки любливала.
Приходит муж, у жены и работа припрятана, и в избе все убрано, точно гостей ждет.
«Что это? Кого дожидаешься, к челу все поприбрано?»
– Да нам с тобой надо на праздник
«Да праздник еще после завтра.»
– Ну что же, все лучше убраться: после-завтра не за горами ведь.
Раненько же, баба, задумала, говорит муж себе на уме.
«А в чем же ты пойдешь?.. Ты бы лучше об этом позаботилась: посмотри-ка, у тебя всего рубаха одна и та черная, как ты на праздник покажешься?
Баба взглянула на себя и призадумалась… В самом деле показаться срам!. Села в угол и полно говорить о празднике.
Жалко стало мужу: все таки жена-то есть. Ну, говорит, я уже горю помогу как нибудь: завтра базарный день, пойду куплю тебе рубаху новую; только в другой раз уже этого не дожидайся от меня: сама учись и прясть тонко и ткать хорошо, и рубахи шить, чтобы в люди показаться было не совестно.
Пошел он по утру на базар, взял деньги последние, потешить жену желая, купить ей рубаху новую; а на ту пору нырь ему навстречу продавец, несет гуся живого на продажу. Мужичек приценился, так из любопытства, и показалась ему покупка очень дешевою, он же вспомнил, что у него дома гусыня есть: так куплю, говорит, гуся, вот и станут вестись у меня… Да то беда, подумал опять, если за гуся деньги отдать, то жене рубахи купить будет не на что?.. А там опять подумал: что рубаху-де можно купить, а гуся невсегда добудешь так дешево» Купил гуся мужичок.
Несет его домой, а жена в окно смотрит, дожидается… печку затопила, щи варит, а сама все о новой рубахе думает…
Видит наконец, идет муж и несет в руках что-то белое… обрадовалась; а он кричит издали: «ну жена, купил да гуська!»
– И, дела нет, что узка, давай скорей! Да долго не дожидаючись, схватила с себя черную рубаху да в печь скорей… а то-дескать пожалуй вымыть велит, так еще работы прибавится.
Вошел мужичек в избу, видит, стоит жена безовсякого наряда и новой рубахи ждет…
«Что ты это сделала?… Ведь я гуся, а не рубаху купил!.. Куда же ты девала старую?»»
Ахнула жена и мужу в печь показывает.
«Ну, говорит он, чтож мне с тобою делать? рубахи купить тебе не начто, в чем теперь хочешь, в том и ходи!»
Укуталась баба тем, что могла найти и начала плакать, приговаривать, укорять отца с матерью, для чего они ее ничему не выучили.
И муж подумал так: постой же в самом деле, надобно же и им показать, каково мне жить с их дочерью, пусть посмотрят да покаются, для чего глупую девку незнающую за муж выдали! и говорит жене: «поедем уже так как нибудь, может там, у матери, тебе какая рубаха и отыщется.»
Баба и этому рада, ей все равно, только бы на праздник попасть, да блого муж соглашается.
Взял ее муж, а как одеть было не вочто, то укутал соломою и повез к отцу с матерью.
Зима в эту пору была; да такая холодная, морозная, что даже и мужичка дрожь проняла, а баба просто окоченела от холода; а подъезжая ближе, чуть не замерзла совсем.
Как принесли ее в избу да стали распутывать, муж говорит отцу с матерью на жену показываючи:
Вот посмотрите, порадуйтесь на свое чадо милое!. Когда вы замуж ее готовили, то знали небойсь, что не мужу же про нее прясть и ткать и всяким бабьим делом заведывать?… Вот до чего ваша дочь дожила, что на ней самой рубахи нет, а уж про меня и говорить нечего!»