Тысяча И Одна Ночь. Книга 4
Шрифт:
И вдруг увидал меня военный, из тех, что прислуживал мне, и узнал меня и крикнул: "Вот то, что нужно аль-Мамуну!" И уцепился за меня, и ради сладости жизни я толкнул его, и опрокинул вместе с конём на этом скользком месте, и стал он назиданием для поучающихся, и люди поспешили к нему. А я постарался идти скорее и, перейдя мост, вошёл в какую-то улицу. И я увидел у одного дома открытые ворота и в них женщину. И я сказал ей: "О госпожа, пожалей меня и спася мою кровь от проклятия, - я человек боящийся". А она отвечала: "Простор тебе и уют, входи!", и привела меня в горницу, и постлала мне и подала мне кушанье. "Пусть твой страх успокоится, ни едва тварь не узнает о тебе", - сказала она. И пока это было так, в ворота вдруг постучали сильным стуком. И женщина вышла и
И он рассказал ей, как было дело, и женщина вынула лоскут и, разорвав его на куски, перевязала военному голову, а потом она постлала ему, и он лёг, больной. А она поднялась ко мне и сказала: "Я думаю, ты тот, о ком говорил этот военный".
– "Да", - ответил я ей. И она молвила: "С тобой не будет беды", и вновь оказала мне уважение.
И я пробыл у неё три дня, а потом она сказала мне: "Я боюсь для тебя зла от этого человека: как бы он про тебе не узнал и не донёс бы о том, чего ты боишься. Спасай твою душу". И я попросил у неё отсрочки до ночи, и она молвила: "В этом нет беды!"
А когда пришла ночь, я надел женскую одежду и ушёл от неё. И я пришёл к дому одной вольноотпущенницы, принадлежавшей нам. Увидав меня, она стала плакать и причитать и восхвалять Аллаха великого за моё спасение. И она вышла, как будто желая пойти на рынок, чтобы позаботиться об угощении, и я подумал доброе, но не успел я опомниться, как увидел, что идёт Ибрахим Мосульский со своими слугами и военными и впереди них женщина.
Я вгляделся в неё, и вдруг оказалось, что это моя отпущенница, владелица дома, в котором я находился, и она шла впереди них и передала меня им. И я увидел смерть воочию, и меня доставили в том наряде, в котором я был, к аль-Мамуну, и он собрал собрание для всех и велел ввести меня к нему. И войдя, я приветствовал его как халифа, но он воскликнул: "Да не даст тебе Аллах мира и да не продлит твою жизнь!" - "Не торопись, о повелитель правоверных, - ответил я.
– Владыке мести дана власть возмездия и прощения, но только прощение ближе к благочестию, и Аллах поставил твоё прощение выше всякого прощения, как он поставил мой грех выше всякого греха. И если ты взыщешь, то по праву, а если простишь, то по милости".
И потом я произнёс такие стихи:
"Мой грех пред тобой огромен, Но ты его ещё больше. Возьмёшь или нет, что должно? Прости его, будь же кроток. И если в своём я деле Достойным не был, то будь им".И аль-Мамун поднял ко мне голову, - говорил Ибрахим, - и я поспешил сказать ему такие стихи:
"Свершил я грех превеликий, Тебе же простить пристойно. Простишь - это будет милость, Накажешь - так справедливость".И аль-Мамун опустил голову и произнёс:
"И если мой друг захочет меня прогневать, И в ярости я своей подавлюсь слюною, Его я прощу, и грех отпущу ему я, Боясь, что потом без друга мне жить придётся".И, услышав от него эти слова, - говорил Ибрахим, - я почуял благоухание милости по его чертам, и аль-Мамун обратился к своему сыну аль-Аббасу и брату своему АбуИсхаку и ко всем своим приближённым и спросил их: "Что вы думаете об этом деле?" И все посоветовали ему убить меня и были только несогласны насчёт способа моего убийства.
И аль-Мамун спросил Ахмеда ибн Халяда: "Что ты скажешь, Ахмед?" И тот сказал: "О повелитель
И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.
Когда же настала двести семьдесят шестая ночь, она сказала: "Дошло до меня, о счастливый царь, что повелитель правоверных аль-Мамун, услышав слова Ахмеда ибн Халида, опустил голову и произнёс слова поэта:
"Мой народ убил моего Умейма брата, И меня стрела, коль метну её, ударит".И ещё он произнёс такие слова поэта:
"Прости же друга, когда смешал Ответ удачный с ошибкой он, Храни ты милость свою к нему, Благодарен он иль презрел её. Воздержись же от порицания, Коль с пути сойдёт иль собьётся он. Ты видишь - на одном ковре С приятным скверное лежит, И сладость века долгого Слита с отравою седин, И шип мы видим на ветвях Среди сбираемых плодов, Кто совершенно не грешил, И у кого одно добро? Сынов ты времени узнай - Увидишь - пало большинство"."Услышав от него эти стихи, - говорил Ибрахим ибн аль-Махди, - я снял с головы покрывало и воскликнул: "Аллах велик!" И прославил Аллаха великим прославлением. "Клянусь Аллахом, простил меня повелитель правоверных!" - сказал я. И халиф произнёс: "С тобою не будет беды, о дядюшка". А я молвил: "Мой грех, о повелитель правоверных, слишком велик, чтобы после него я мог выговорить извинение, а твоё прощение слишком велико для того, чтобы после него я мог произнести благодарность!"
И я затянул напев и произнёс такие стихи:
"Поистине, ведь творец достоинств собрал их всех В седьмом имаме из ребра Адамова, И сердца людей пред тобою страха исполнены, Обо всех из них печёшься ты, душой смирен, Я ослушался (а верёвками заблуждения Я притянут был), только жадностью влекомый. Ты простил того, кому равного извинить нельзя, Хоть заступники за него просить и не шли к тебе, И ты сжалился над детками-цыплятами И горестью их матери, в чьём сердце грусть"И сказал аль-Мамун: "Я скажу, подражая господину нашему Юсуфу - да будет с пророком нашим и с ним молитвы и привет!
– Нет укора на вас в сей день, да простит вам Аллах, - он премилостивый из милостивцев! Я прощаю тебя и возвращаю твоё имущество и поместья, о дядюшка, и нет беды".
И я вознёс за него праведные молитвы и проговорил такие стихи:
"Имущество мне вернув, его ты не пожалел, А прежде, чем возвратить его, ты мне кровь сберёг. И если бы отдал я в угоду тебе и кровь, И деньги, хотя бы снять мне обувь пришлось с ноги, То было бы долгом лишь, к тебе возвратившимся, Когда бы ты не дал в долг, тебя не корили бы. И если б я не признал теперь твоих милостей, Я был бы достойнее упрёков, чем ты щедрот".