Тысяча и одна ночь

Автор неизвестен

А окончив свои стихи, он подошёл к третьей клетке и нашёл там соловья. И соловей защебетал при виде юноши, и тот, услышав его, произнёс такие стихи:

«Мне нравится соловьиный голое, – так нежен он,Как голос влюблённого, от страсти погибшего.О, сжальтесь над любящими! Сколько ночей ониОт страсти волнуются и горя и напастей,Как будто бы из любви великой сотворены, —Ни утра, ни сна им дет, от страсти и горести.Когда потерял я ум, влюбившись, прикован былК любимому страстью я, когда ж я прикован был,Ток слез полился, как цепь, и молвил я: «Цепи слезДлинней теперь сделались, и ими прикован я.Далеко они, и грусть

все больше, и нет ужеСокровищ терпения; тоскою встревожен я.Коль будет рок справедлив и снова сведёт меняС любимым, и вновь покров Аллаха покроет нас.Одежду свою сниму я, милый чтоб видеть мог,Как тело изнурено разлукой моей вдали».

А окончив свои стихи, он подошёл к четвёртой клетке и увидел в ней соловья другой породы, и соловей застонал и защебетал при вида Унс-аль-Вуджуда, а тот, услышав его щебетанье, пролил слезы и произнёс такие стихи:

«Соловья прекрасный голос на зареЛюбящих забыть заставит прелесть струп.На любовь Унс-аль-Вуджуд вам сетуетИ на страсть, что стёрла след его совсем.Часто слышали мы песни, что моглиОт восторга сталь и камень размягчить,И под утро ветерок вам весть давалО садах, где расцвели уже цветы.И вдыхать и слышать рады были мыВетерок и птичек пенье на заре.Но мы вспомнили покинувших друзейИ пролили слез потоки, точно дождь.И в душе зарделись пламя и огонь,Загорелись, как искры уголёк.Помешал Аллах влюблённым получитьОт любимых или близость, или взгляд.У влюблённых, право, оправданья есть,Проницательный один лишь знает их».

А окончив свои стихи, он прошёл немного и увидел прекрасную клетку, – не было клетки лучше её – и, приблизившись, он нашёл в ней лесного голубя (а это вяхирь, известный среди птиц), и голубь щебетал от страсти, а на шее у него было ожерелье из драгоценных камней, редкостно красивое. И Унс-аль-Вуджуд всмотрелся в голубя и увидел, что он сидит в клетке, потеряв разум и ошеломлённый, и, увидав его в таком состоянии, юноша пролил слезы и произнёс вот эти стихи:

«О лесной мой голубь, шлю тебе привет,Всех влюблённых Другу, от людей любви.Сам влюблён в газель я стройную давно,Чьи глаза острее лезвия меча,Сожжены любовью сердце и душа,Худоба владеет телом и болезнь,Сладость пищи уж запретна для меня,Как запретно сна приятность мне узнать.Утешенье и терпение ушли,А любовь, тоска и горе – те со мной.Как мне будет жизнь приятна после них,Когда в них моё желанье, цель и дух?»

А когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Триста семьдесят седьмая ночь

Когда же настала триста семьдесят седьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда Унс-аль-Вуджуд окончил свои стихи, лесной голубь пробудился от оцепенения и, услышав его слова, стал кричать и стонать и умножил щебетанье и стоны, так что едва не заговорил с напеве, и язык обстоятельств сказал за него такие стихи:

«О влюблённый, ты на память мне привёлДни, когда погибла молодость моя,И любимого, чей облик я любил,Кто красою превосходной всех прельщал.Его голос, тонкий, чистый, на ветвяхОн внимание к звукам флейты отвлекал.Растянул силки ловец, поймал его,И сказал он: «Чтоб оставил он меня».Я же думал, что имеет жалость онИ смягчится, увидав мою любовь,Но, Аллахом поражённый, грубо онРазлучил меня с любимым навсегда.И любовь моя все больше и сильней,И огнями отдаленья я горю.Сохранит же пусть всех любящих Аллах,Знал

кто страсть и испытал тоску мою.Коль увидит любящий, что в клетке я,Над любимым сжалившись, мне волю даст».

Потом Уис-аль-Вуджуд обратился к своему другу испаханцу и спросил его: «Что это за дворец, что в нем есть и кто его построил?» И испаханец ответил: «Построил его везирь такого-то царя для своей дочери, боясь для неё случайностей времени и ударов случая, и поселил её вместе с её людьми, и мы отпираем дворец только раз в год, когда к нам приходят припасы». И Унс-аль-Вуджуд сказал себе: «Досталось мне желаемое, но срок долог!»

Вот что было с Уяс-аль-Вуджудом. Что же касается аль-Вард-фи-ль-Акмам, то ей не было приятно ни пить, ни есть, ни сидеть, ни спать, и она поднялась (а её страсть, волненье и увлеченье усилились), и обошла все углы дворца, но не нашла для себя успокоения, и стала она лить слезы и произнесла такие стихи:

«Меня заперли жестоко от негоИ вкусить в тюрьме мне дали страсть моюИ сожгли огнями страсти сердце мне,Отвративши от любимых взоры глаз,Заточили во дворце большом меня,На горе, что родилась в пучине вод,Коль хотели, чтоб забыла я его,Так усилили страданье лишь в душе.Как забуду я, раз все, что есть во мае,Взгляд один на дик любимый причинил?Целый день в печали горькой я живу,Ночь же в мыслях о любимых провожу.В одиночестве мне дума о нем друг,Как подумаю, что встреча с ним вдали.Если б знать мне после этого всего,Согласится ли судьба, на что хочу?»

А окончив стихи, она поднялась на крышу дворца и, взяв баальбекские одежды, привязала себя к ним и спускалась, пока не достигла земли, – а она была одета в самые лучшие одежды, какие имела, и на шее у неё было ожерелье из драгоценных камней. И она шла по степям и пустыням, пока не дошла до берега моря. И увидела она рыбака в лодке, который ловил рыбу, и ветер забросил его к этому острову. И рыбак обернулся и увидел на этом острове аль-Вард-фи-ль-Акмам и, увидав её, испугался и уехал на своей лодке, убегая. И девушка стала его звать и делать ему знаки и произнесла такие стихи:

«Не бойся, о благой рыбак, дурного ты —Поистине, я женщина, как люди все.Хочу, чтобы на зов мой ты откликнулсяИ повесть мою выслушал с начала ты.О пожалей, хранимый богом, жар любви,Увидишь коль любимого бежавшего.Красавца полюбила я, чей чудный ликЛуну и солнце превзошёл сиянием.Газель, когда увидит раз хоть взор его,«Я раб твой», – скажет, снисхождения прося.Написана красою вдоль щеки егоСтрока с чудесным смыслом, но короткая:«Кто видит свет любви, идёт тот правильно,Кто заблудился, тот преступен, нечестив».Коль хочет он пытать меня – прекрасно как!Когда его увижу, то награда мне,Как ожерелье из рубинов иль другихКамней, иль свежих жемчугов, иль яхонтов.Желанное исполнит, может быть, мой другДуша моя растаяла, растерзана».

И когда рыбак услышал её слова, он стал плакать я стонать и жаловаться и вспомнил, что произошло в дни его юности, когда одолела его страсть, и сильна была его любовь, и велико было волненье и увлеченье, и сожгли его огни любви. И он произнёс такие стихи:

«Клянусь страстью, оправданье где ясней:Всеми членами я болен, слезы лью.Вот глаза, во мраке ночи что не спят,И сердца, что как кремень секут огонь.Испытали мы любовь, когда росли,Отличали тяжкое от лёгкого,А потом я продал душу, быв влюблён,За сближение с любимым, что далёк,И опасности подвергся, думая,Что, быть может, торг мой будет выгодным.Ведь обычно у влюблённых – кто купилБлизость с милым, тот сверхвыгодно купил».