Тысяча разбитых осколков

Коул Тилли

«Депрессия — это болезнь, которая разъедает все счастье и свет, пока не остается ничего, кроме безнадежности и отчаяния. Подобно тому, как рак разрушает тело, депрессия разрушает разум, душу и дух. Это тихий убийца, постепенно, мгновение за мгновением крадя жизнь, гася весь свет души». Саймон положил руку мне на спину. «Понимание этого может помочь погасить гнев, который вы испытываете к Киллиану за то, что он бросил вас. И, возможно, направит вас на путь к прощению и шанс оплакать его без осуждения. Чтобы помочь вам понять, почему он сделал то, что сделал, и что вы не могли

ничего сделать, чтобы остановить это… и, в конце концов, он тоже не смог».

Киллиан… Нет…

Я наклонился и позволил огню полностью погаснуть, пока я не стал обнаженным, обнаженным и скрюченным от вины. И пошли слезы. Слезы текли так быстро и свободно, что я едва могла дышать и едва могла видеть. Киллиан был болен. Он не хотел уходить от нас, оставлять меня, но болезнь забрала его. Точно так же, как Поппи забрали из Саванны. Он ничего не мог поделать… мой брат ничего не мог поделать.

— Давай вернем тебя в твою комнату, сынок, — сказал мягкий голос Лео, прерывая мой эмоциональный крах. Когда я поднял глаза, солнце уже скрылось с неба, и всходила луна, сотни звезд врывались в черное небо. Саймон все еще был рядом со мной. Он остался со мной, даже когда я сломалась.

Мы, должно быть, находились здесь несколько часов, остановившись во времени, с этой новой перспективой.

Лео взял меня за руку и помог подняться на ноги. Я чувствовал слабость, как будто мои ноги могли отказать в любой момент. Когда вина исчезла, я словно только что снова потерял Киллиана. — Я держала его на руках, — прошептала я Лео и прислонилась к нему, крепко сжимая его руки.

«Я знаю, сынок. Я знаю."

«Он не вернется», — сказала я, и крики, вырывавшиеся из моей груди, были жестокими и болезненными. Мои эмоции утихли. Последовавшая за этим печаль нарастала лавиной, нарастающей и нарастающей, пока ее не стало невозможно остановить.

— Кэл? Голос, который я узнал бы в любой жизни, прорвался сквозь туман моего горя. Я подняла глаза опухшими глазами и увидела Саванну, мчащуюся ко мне, а за ней Мию.

— Саванна… — сказал я, и она обняла меня. Звал ли я ее? Может быть? Я не мог вспомнить.

Слишком тяжелые, чтобы она могла их удержать, мы упали на землю, ударившись коленями о траву, полностью отдавшись моей печали. — Это не его вина, — пробормотал я и прижал ее к груди. Ее вишневый и миндальный аромат окутал и меня, удерживая меня в безопасности в нашем пузыре. — Это не его вина, Персик. Он был болен. Он был болен и не мог с этим бороться… Я разбился на куски на сгибе ее шеи. Я знал, что Лео и Миа были рядом и следили за мной. На всякий случай.

— Он был болен, детка, — сказала Саванна, водя рукой вверх и вниз по моему телу. позвоночник. «Он был таким хорошим человеком, который так тебя любил. Он бы не оставил тебя, если бы мог помочь. Я его не знал, но это знаю». Я крепче схватила рубашку Саванны и просто держалась, пока мое тело месяцами и месяцами проливало на землю под нами месяцы гнева, вины, стыда и горя.

В конце концов Лео и Миа помогли нам вернуться в мою комнату. Я лежал на кровати, изнуренный и чувствуя себя настолько разорванным,

что это было так же больно, как открытая рана. Саванна села рядом со мной. Лео сел на стул с другой стороны от меня.

Я представила Киллиана в моих руках, сломленного и ушедшего. Это не его вина… он не виноват. Но я винил его. Я был плохим братом.

Я моргнул в комнате, чувствуя, что теперь вижу все по-другому. Саванна подошла ко мне, и я свернулся калачиком у нее на коленях, крепко обняв ее за талию. Я хотел быть уверен, что она тоже не сможет оставить меня. Я услышал легкое дуновение ее собственной печали. Никогда в жизни я не был более благодарен за человеческую любовь и поддержку, чем тогда.

— Я дам тебе несколько минут наедине, — сказал Лео, явно обращаясь к Саванне. «Я скоро вернусь. Позови, если я понадоблюсь.

— Спасибо, — сказала она тихо. Я услышал, как он вышел из комнаты, и еще крепче прижал Саванну.

При вдохе у меня болела грудь, а конечности казались свинцовыми. Я взглянул на Саванну и встретился с ее грустными голубыми глазами. — Я люблю тебя, Персик, — прохрипела я. — Мне… мне так жаль… — сказал я, не чувствуя ничего, кроме вины за то, что положил все это к ее ногам.

Саванна сдвинулась с кровати и легла рядом со мной. — Я люблю тебя, — сказала она и откинула мои волосы с лица. «Не о чем сожалеть». На ее красивом лице было написано беспокойство. Забота обо мне.

«Он ушел, Сав», — сказала я, и впервые за год я действительно позволила этому факту укорениться во мне. Ощущение было такое, словно меня хлестали тысячей лезвий. Но я впустил это. Наконец. Все это. Все. Каждая унция боли.

— Я знаю, — прошептала Саванна. Я чувствовал печаль в ее голосе и прикосновениях.

«Я никогда больше его не увижу и не заговорю с ним».

"Я знаю." Саванна позволила слезам течь по ее щекам.

— Что… что, если он не в лучшем месте? Моё сердце сжалось от этой мысли. Что, если он никогда не доберется туда, куда мы идем?

«Он спокоен», — убежденно сказала Саванна. По ее голосу я услышал, что она в это поверила.

— Больно, — сказал я и пропустил свои пальцы в ее. Я дважды сжал ее руку. Наш знак того, что я падаю. Но я знал, что на этот раз мне придется. Я должен был это почувствовать. Мне пришлось впустить настоящее горе, чтобы поправиться.

«Ты сильная», сказала Саванна. «И я буду здесь для тебя, когда тебя не будет».

Я положил голову ей на живот и крепко держал ее. Мои веки начали тяжелеть, сон затягивал меня под воду. Но когда я задремал, я представил лицо Киллиана и тихо сказал: « Прости, Килл». Извините, что не понял…

Я скучаю по тебе.

Я тебя люблю.

И мне бы хотелось, чтобы ты остался…